Как я стал кинозвездой - Оливер Хаим - Страница 6

• Предыдущая
• 6/51
• Следующая

Так за два часа отобрали тридцать пять девочек. Среди них была и Росица. С нею дело происходило так: поравнявшись с ней, сценарист Романов так и расплылся в улыбке.

— Это ты, Роси? — спросил он.

— Я, дядя Владо, — ответила она.

— Так выросла — не узнать. Как дела в школе?

— По всем предметам шестерки, четверка только по пению.

Услыхав такой ответ, он чуть не подавился от смеха:

— По пению? Четверка?! Не может быть! Умереть можно от этих педагогов. А мы подумывали взять тебя на Эвридику, подружку Орфея… Но с четверкой по пению!.. Поди снимись, прежние твои фотографии уже не годятся.

Росица побежала на эстраду, где ее снимали анфас, сзади, в профиль и даже сверху, но больше всего снимали ямочки у нее на щеках. И у меня в голове неожиданно пронеслась мысль: ведь если меня возьмут на Орфея, а ее на Эвридику, то мы будем сниматься вместе!.. И от этой мысли на душе стало чертовски приятно.

После девочек пришла очередь мальчиков. Нам тоже задавали разные вопросы, интересовались, как мы учимся, играем ли на каком-нибудь инструменте, умеем ли танцевать, и тех, кто производил хорошее впечатление, посылали на фотопробы, то есть фотографироваться.

Вопросы задавали сценарист Романов и Мишо в сандалетах. Черноусый шагал последним и время от времени одобрительно покачивал головой. Никто не смел ему противоречить.

Когда они подошли ко мне, ноги у меня задрожали, как будто я стоял на ходулях, и от испуга даже перестало урчать в животе. Потому что смотрели они на меня очень-очень критически, в особенности Романов, он почему-то уставился на мою родинку.

— Настоящая? — спросил он.

— Ч-ч-что? — заикаясь выдавил я из себя, еле живой от страха. — Р-родинка? Нет!.. То есть да!.. То есть нет, не настоящая! — признался я под конец, потому что вообще-то не особенно люблю врать.

— Зачем она тебе? — усмехнулся он. — Сотри. И тушь с ресниц тоже сотри, ты же не девочка, верно?

— Н-нет, — пролепетал я, — не д-девочка. — И решительно стер родинку, которую Лорелея мне утром нарисовала.

— Он мальчик, мальчик! — услышал я голос мамы, которая неведомым образом пробилась ко мне с корзиной в руках.

Мишо в сандалетах кинул на нее сердитый взгляд: ему не понравилось, что мама вмешалась в разговор без разрешения.

— Как тебя зовут? — спросил он меня.

— Энчо… Энчо Маринов… — ответил я и, зная, о чем еще будут спрашивать, быстро отбарабанил: — Тринадцать лет, математика, химия, физика, труд — круглые шестерки (о грамматике я предпочел не упоминать), играю на губной гармошке и пою.

— Ах вот почему у тебя такие музыкальные уши! — проговорил Мишо.

Я покраснел от стыда за мои проклятые уши, Милене с третьей парты они тоже не нравятся, но чем я виноват, такие уж достались…

— Хорошо, — обронил Черноусый. — Замечательно…

Бас у него мощный, в точности как у нашего директора.

Лорелея чарующе (любимое мамино слово) улыбнулась ему, он ответил ей почти такой же улыбкой, и я понял, что меня возьмут сниматься. Романов шепнул Мишо:

— Попробуй его на Тоби. Взгляни, какая мордашка. Глаза раскосые, уши торчат… Может подойти…

Лорелея немедленно вмешалась опять:

— Мы рассчитывали, что он будет Орфеем… — И снова чарующе улыбнулась Черноусому, тот в ответ кивнул.

Но Мишо в сандалетах всерьез обозлился:

— Предоставьте уж нам выбор исполнителей, дорогой товарищ. А ты, Энчо, поднимись на эстраду, пусть тебя сфотографируют, фотографам передай — пусть сделают побольше крупных планов, чтобы хорошо было видно лицо.

«И уши», — подумал я про себя и побежал фотографироваться.

А когда сделали последний снимок, помчался со всех ног в туалет. И надо же! Там засели какие-то верзилы с сигаретами в зубах. Я еле дождался, пока они докурят, они обозвали меня сосунком, я их — софийской шпаной, они полезли драться — трое на одного! Влепили мне под дых и в челюсть, у меня изо рта хлынула кровь, и только тогда они удрали, оставив весь туалет в моем распоряжении. Через какое-то время я отдышался и снова пришел на площадку.

При виде моей распухшей, треснувшей губы мама страшно разволновалась, я наплел ей, что налетел на дверь, и она успокоилась и сказала:

— Хорошо хоть, что фотопробы уже позади.

Таким образом, все обошлось благополучно.

Вскоре пробы окончились. Из нашей группы отобрали тридцать восемь человек. Я был под номером двенадцатым, и Лорелея обрадовалась:

— Слава богу, что не тринадцатый: это несчастливое число!

Тринадцатый номер достался Росице. Бедняжка!.. Лорелея считает, что это уже само по себе предвещает моей новой подружке провал.

Фотографы убрали свои аппараты и принялись за привезенное в ящиках пиво, а те кандидаты в артисты, которых забраковали, ушли в огорчении, только некоторые из них остались за воротами дожидаться членов комиссии, чтобы поговорить с ними в более интимной обстановке и передать дары, привезенные со всех концов Болгарии.

На эстраду поднялся Мишо в сандалетах. Почему именно он все время распоряжался, я не понял, — наверно, он правая рука Черноусого, который, как предполагает мама, является директором студии, уж никак не меньше.

Мишо сказал:

— Итак, друзья, нам удалось отобрать семьдесят три кандидата. Хочу сразу же предупредить, что в съемках примут участие не больше двадцати. Второй тур отборочная комиссия проведет через месяц, таким образом, у вас будет время подготовиться, чтобы показать нам то, что вы лучше всего умеете: петь, танцевать, играть на каком-нибудь инструменте. Разумеется, мы будем счастливы, если среди вас отыщется и будущий Орфей. Однако к исполнителю этой роли предъявляются особенно большие требования: помимо всего прочего, он должен быть красив и хорошо сложен… В общем, желаю вам успешно подготовиться к нашей следующей встрече. До свиданья. О дне и часе мы вас известим.

И вместе с остальными направился к выходу. Лорелея задержала меня, так что мы шли последними, сразу же за Черноусым. У самых ворот Лорелея обратилась к нему.

— Извините, товарищ, что я вас останавливаю, — сказала она, — но мне хочется поблагодарить вас за поддержку, которую вы оказали моему сыну…

Черноусый ухмыльнулся:

— Что вы, какие пустяки! Надо же поощрять молодые таланты…

Мама тут же перешла в наступление:

— Как вы считаете, подходит мой мальчик для Орфея?

Он ответил на это своим директорским басом:

— Поглядим… подумаем… Что ж, мальчик и впрямь неплох… И уши подходящие… Надо только как следует подготовиться… Играть… на этой, как ее… на арфе, ну и на гитаре… Ясно?

— Конечно, конечно! — обрадовалась мама. — Он обязательно будет играть. Огромное вам спасибо за поддержку. Сами знаете, люди искусства как никто нуждаются в добром слове… Будете когда-нибудь в наших краях — непременно загляните к нам, я, знаете ли, работаю на почте, ко пою в городском хоре самодеятельности, а муж у меня заведует аптечным складом, если, не дай бог, понадобится какое-нибудь дефицитное лекарство, напишите, вот наш адрес… — И протянула ему один из тех листочков, которые заготовила еще дома.

— Очень мило с вашей стороны, — сказал Черноусый. — Обязательно воспользуюсь приглашением. А теперь простите, меня ждут.

— Минутку! — снова остановила его мама и улыбнулась так же чарующе, как раньше. — Видите ли, мы захватили с собой немного плодов нашей щедрой земли. Я буду счастлива, если вы примете их в подарок. Помните, в нашем лице вы имеете добрых друзей…

И она сунула ему в руки корзину.

Черноусый даже спасибо не сказал, схватил плоды нашей щедрой земли и выбежал за ворота, где стоял служебный автобус.

Все кинематографисты уже сидели в автобусе, ждали его. А он открыл дверь кабины, сел на водительское место, включил зажигание…

— Мамочка, — сказал я Лорелее, — похоже, этот усатый вовсе не директор студии…

— Да-а… — процедила она сквозь зубы. — Негодяй, увез корзинку!.. Но ничего, стрелочник иной раз полезней даже министра… Пойдем посмотрим, что там делает в кафе наш папа…

• Предыдущая
• 6/51
• Следующая