Звезды смотрят вниз - Кронин Арчибальд Джозеф - Страница 20

• Предыдущая
• 20/170
• Следующая

— Я ведь ещё неделю тому назад говорила вам, Джо, чтобы вы купили себе пару лакированных туфель.

— Пустяки, все наши ребята ходят на клубные вечера в таких, как у меня. Я у них нарочно спрашивал.

— Не говорите глупостей! Как будто я не знаю! Из-за ваших коричневых ботинок я буду казаться смешной… Наняли вы кэб?

— Кэб! — Джо надулся. Что, она воображает, что он — Карнеджи? Он угрюмо возразил: — Мы поедем в трамвае.

Глаза у Дженни от гнева стали совсем ледяными.

— Ах, вот что! Вот как вы, значит, ко мне относитесь! Я недостаточно хороша, по-вашему, чтобы ездить в кэбе!

С лестницы раздался голос Ады:

— Дженни, Джо, не приходите слишком поздно. Я приняла порошок и ложусь спать.

— Не беспокойся, ма, — отвечала Дженни с убийственным высокомерием. — Мы, конечно, придём рано.

Они успели вскочить в отходивший трамвай, но, к несчастью, он был переполнен. Теснота в трамвае ещё больше рассердила Дженни, и она так посмотрела на кондуктора, когда он попросил Джо дать монету помельче, что тот пришёл в замешательство. Всю дорогу она молчала. Наконец, они приехали в Ерроу и вышли из битком набитого красного вагона. В холодном молчании, с видом оскорблённого достоинства, Дженни дошла с Джо до «Зала Чудаков». Войдя в зал, они увидели, что бал уже начался.

Вечер проходил неплохо, в атмосфере дружного непринуждённого веселья, напоминая какое-нибудь ежегодное собрание родственников в большой счастливой семье зажиточного круга. На одном конце зала стояли столы, на которых был сервирован ужин: пирожные, сэндвичи, печенье, овощные консервы, груды мелких, твёрдых апельсинов, по одному виду которых вы могли заключить — и не ошиблись бы — что они полны незрелых зёрнышек, бутылки колы с ярко-красными ярлыками и два огромных медных сосуда с кранами для чая и кофе. На другом конце зала, на очень высокой эстраде, замаскированной снизу пальмами в кадках, расположился оркестр. Оркестр был настоящий, с большим барабаном, который пускали в ход щедро, не жалея сил, а у рояля Франк Мак-Гарви. Таких чудесных весёлых штучек, как Франк, не умел играть никто. А такт? Когда Франк Мак-Гарви играет, танцующим просто невозможно сбиться с такта, так замечательно он отбивает его, словно молотом ударяет. Ля-до-ля-до, — самый пол в «Зале Чудаков», казалось, взлетал при этом «ля» и опускался, вторя финальному «до».

Всё было запросто, никто не важничал, не было никаких записей и программ. На стенах, один против другого, были наклеены два больших листа писчей бумаги, на которых великолепным почерком сестры Франка Мак-Гарви были перечислены все танцы в том порядке, в котором они исполнялись: 1) Вальс «Ночи веселья», 2) Валетта «С вами в гондоле», и так далее. У этих листов весело толпилась публика, пересмеиваясь, вытягивая шеи, чтобы лучше видеть; пары подходили рука об руку, стоял смешанный запах духов и пота, раздавались восклицания: «Послушай, Белла, милочка, ты умеешь танцевать военный ту-степ?» — таким способом заполучали партнёров для танцев. Или какой-нибудь юный кавалер, внимательно просмотрев список, эффектно, скользил по пыльному полу, с разбегу попадая прямо в объятия своей избранницы. «Это — лансье[8], детка, неужто ты не узнала? Давай танцевать!»

Дженни оглядела зал. Увидела жалкое угощение, программы, просто наклеенные на запотевшие стены, дешёвые, крикливые туалеты, ярко-красные, голубые и зелёные, смешной сюртук старого Мак-Кенча, главного распорядителя. Заметила, что здесь многие не сочли нужным прийти в перчатках и бальных туфлях. Увидела кружок толстых пожилых жён пудлинговщиков, дружелюбно беседовавших в углу, пока их отпрыски прыгали, скакали и кружились перед ними. Все это Дженни успела охватить одним долгим взглядом. И презрительно вздёрнула свой хорошенький носик.

— Фи! — фыркнула она, обращаясь к Джо. — Просто смотреть противно!

— На что?! — изумлённо воззрился на неё Джо.

— Да на все, — отрезала она. — Все тут так неизящно, вульгарно, не так, как бывает в приличном обществе.

— Неужели вы не будете танцевать?

Она равнодушно тряхнула головой.

— Отчего же… Потанцуем, пожалуй, раз за билеты заплачено. Пол здесь подходящий.

И они принялись танцевать. Но Дженни при этом старалась держаться подальше от Джо, и решительно отмежевалась от происходившего вокруг, — от всего того хлопанья в ладоши, топанья и оглушительных криков веселья.

— А это ещё что за фигура? — спросила она пренебрежительно, когда они, танцуя ту-степ, проносились мимо двери.

Джо посмотрел в направлении её взгляда. «Фигура» оказалась мужчиной самого безобидного вида, средних лет, плотного сложения, с круглой головой и несколько кривыми ногами.

— Это — Джек Линч, — объяснил Джо. — Кузнец в нашем цеху. Вы ему, кажется, понравились.

— Этому! — сказала чопорно Дженни и заранее самодовольно усмехнулась своему остроумию: — Я видела таких только в клетке.

Она снова стала неразговорчива, вскинула брови, подняла голову с видом снисходительного превосходства. Она хотела показать, что она, по её собственному выражению, «выше всего этого».

Но Дженни немного преждевременно осудила бал. К концу вечера постепенно начали появляться новые лица — и уже не рабочие, не рядовые члены клуба, как те, что с самого начала наводнили зал, а почётные гости: несколько чертёжников из конторы, мистер Ирвинг, бухгалтер с женой, кассир Морган и даже старый мистер Клегг, директор завода. Дженни немного оттаяла; она даже улыбнулась Джо:

— Здесь стало как будто приличнее.

Не успела она это сказать, как двери распахнулись, и появился Стэнли Миллингтон, сам мистер Стэнли, «наш» мистер Стэнли. Великая минута! Он вошёл весёлый, свежий, вылощенный, в щегольском смокинге, а с ним пришла и его невеста.

Тут Дженни совсем воспрянула духом и пристальным взглядом впилась в молодую элегантную пару, следя, как они улыбаются и пожимают руки нескольким старейшим членам клуба.

— Это с ним Лаура Тодд, — прошептала она, задыхаясь. — Знаете, дочь инженера Грот-Маркетских копей. Я её очень часто вижу у нас в магазине. Они обручились в августе, об этом писали в «Курьере».

Джо смотрел на её оживившееся лицо. Жадный интерес Дженни к высшему обществу Тайнкасла, её упоение собственной осведомлённостью о всех подробностях их жизни очень удивили его. Но зато она теперь окончательно отбросила свою холодную чопорность в обращении с ним.

— Отчего мы не танцуем, Джо? — пролепетала она и, встав, томно закружилась в его объятиях, поближе к Миллингтону и мисс Тодд.

— Это платье, что на ней, — модель… прямо от Бонара, — конфиденциально шепнула она на ухо Джо, когда они проносились мимо. — У Бонара в Тайнкасле, конечно, последние новинки… А это кружево… — она многозначительно закатила глаза. — Знаете…

Веселье разгоралось, барабан гремел, Франк Мак-Гарви чаще, чем когда бы то ни было, импровизировал разные «штучки», пары кружились все быстрее, неистовее. Все были так довольны тем, что молодой мистер Стэнли «нашёл время прийти». Да ещё привёз с собой мисс Лауру! Стэнли Миллингтон был популярен в Ерроу. Отец его умер несколько лет тому назад, когда Стэнли было всего семнадцать лет, и он ещё учился в Сент-Бэдской школе. Таким образом Стэнли прямо с школьной скамьи, румяным и стройным молодым атлетом с только начинающими пробиваться усиками явился на завод, чтобы знакомиться с делом под руководством старого Генри Клегга. Теперь, когда ему было уже двадцать пять лет, он сам управлял заводом и, неутомимый энтузиаст, всегда стремился «поступать правильно». Все соглашались, что Стэнли — человек «с устоями» («вот что значит хорошая школа»).

Основанная за пятьдесят лет перед тем группой богатых северных купцов-диссидентов, школа св. Бэды за короткое время своего существования успела приобрести все традиции классических закрытых учебных заведений. Здесь также на старших учениках лежит обязанность поддерживать дисциплину, а младшие всячески угождают старшим; также делаются вылазки в одну любимую кондитерскую, также царит «esprit de corps», практикуется хоровое пение для поднятия духа, — словом, можно подумать, что доктор Фулер, директор Сент-Бэдской школы, обошёл все старые школы в Англии и сеткой для бабочек ловко вылавливал в каждой школе наилучшие из её традиций. Спорту в школе придаётся громадное значение. Знаки отличия даются щедро. В них сочетаются красивые цвета: пурпуровый, алый и золотой. Стэнли, питавший горячую привязанность к своей школе, остался верен её цветам: он всегда носил что-нибудь — галстук, запонки, подтяжки или подвязки — этих знаменитых цветов: пурпурового, алого и золотого, как бы отдавая дань уважения истинно-спортсменскому духу, который был девизом школы.

• Предыдущая
• 20/170
• Следующая