Вопросы цены и стоимости (СИ) - Абзалова Виктория Николаевна - Страница 64

• Предыдущая
• 64/95
• Следующая

- Здесь долг. Я не считал, но должно хватить…

Черные, страшные глаза с костистого, почти уродливого лица смотрели долго и внимательно, наконец озвучив вердикт:

- В церковь отдай, сИротам.

- Сами и отдайте.

- Гордый… - с улыбкой протянул городской палач. - Ну, ступай с Богом, мы с тобой давно в расчете.

***

Ну вот и все! Finita la кomedia, поклон и сальто Арлекина, Пьеро смывает слезы, а Коломбина удаляется с «тяжелым кошельком», - мысленно усмехнулся Равиль, взглянув на перекошенного музыканта. Встреча с городским палачом подействовала на чувствительное дитя муз, как ведро ледяной воды за шиворот, заставив вопростить: не многовато ли страшных тайн на одного маленького бедного человечка! Даже на двоих.

И действительно, так уж ли нужно в них соваться… Ради чего? Ради прекрасных серых глаз - и мальчика?! Хотя глаза в самом деле прекрасные.

А сейчас эти глаза смотрели на замешкавшегося поэта с таким невыносимым пониманием, - что несчастного Августина буквально затошнило. От себя. Как будто «мальчик» ничего другого и не ожидал. Все понимал, все оправдывал… Не надеялся, - знал.

Страшно… На самом деле. Будто в бездну инферно глянул.

Густо вдруг передернуло до глубины существа, до самого нутра: вот оно как, по чистоте душевной настырно лез, куда не просят, а только открылось нечто большее - в кусты? Вздыхать по страдальцу - пожалуйте, а большее стерпеть - боязно стало?!

Даже не правду, тень ее, и так ли нужна тебе та самая правда: Августин натянуто улыбнулся юноше и услышал чистый тихий голос:

- Знаешь, я устал. Отложим прогулку?

Холодок пробежал по спине, обдал до кончиков пальцев: вот теперь и ты понимаешь, что такое трусость, сударь Густо…

- Если устал, конечно отложим, - послушно согласился молодой человек.

И - как в омут:

- Я тебя провожу до дома! - потому что если не сейчас, то больше никогда!

- Провожай… - мрачно уронил Равиль.

И на том спасибо! Сам виноват.

По улочке они снова шли рядом, а третьим спутником шло молчание. Августин не выдержал первым - да что ему такое померещилось! От сумы и от тюрьмы не зарекайся. Поговорка недаром придумана, а Равиль еще и еврей, и вообще с Востока… Кто там знает, как могло сложиться со всеми его секретами. Не суди, в Писании сказано, тем более не суди поспешно!

- Ангел мой… загадочный, - молодой человек улыбнулся почти естественно, заступая дорогу перед рыжиком, напряженным и собранным, будто перед прыжком в прорубь, - завтра сходим. Я очень хорошие места знаю и все тебе покажу… Ни один лекарь не придерется к впечатлениям!

От того, что решали сейчас сосредоточенно смотревшие на него в упор темные глаза на бледном личике, было как-то до оторопи жутко. Остро и все же сладко… Невероятно как-то.

- Давно в городе не был?… - не зная как выбраться из щекотливого положения, потерянный Августин снова перешел на шаг, и сразу в ногу. - А сколько тебе лет вообще?

Какой вопрос может быть безобиднее - не девушка же все-таки, - и больше говорить о внимании!

- Будет двадцать, - все так же мертво отозвался Равиль, старательно рассматривая каждый булыжник на мостовой.

- Странно, да, - еще более ненатурально восхитился Густо, - я тебя всего на год старше…

- Да, забавно, - погребальным тоном согласился юноша, но следующий вопрос его немного встряхнул.

- А когда ты родился? - Августин отчаянно пытался убедить в первую очередь себя, что его разлад с собственными душевными порывами не стоил внимания. Совсем.

И уж точно не должен был отражаться на парнишке, добавляя тому новых терзаний!

- Должен же я знать, когда запасаться подарком другу… - с деланной шутливостью объяснил поэт.

- Мне почем известно, я же не помню этого счастливого события! - измотанный лис не выдержал и огрызнулся.

У Густо перехватило горло: как оказывается много, может сказать о человеке одна короткая фраза! Если некто не помнит дату своего рождения, это значит, что рядом с ним никогда не было кого-нибудь, кому тот день был бы хоть немного интересен. Никого и ничего! Даже монастырские сироты знают день своего рождения или же то, что может считаться таковым!…

Мысль показалась неожиданно здравой:

- Равиль… Прости, Поль, я знаю, что обещал и расспрашивать не собираюсь, но… подумай! Даже если ты не можешь определить точную дату своего рождения, наверняка есть какой-то день, который ты хотел бы назвать особенным…

Да сколько можно блуждать вокруг неприступной хрустальной стены, окружившей рыжего парнишку и биться в нее лбом! Августин опять зашел прямо перед своим товарищем, теперь уже остановившись и вновь заграждая ему путь, но юноша не возмутился и не протестовал, ошеломленно взглянув на своего нечаянного друга и утешителя: а ведь Густо был в чем-то прав…

Равиль отодвинул привычную боль от понимания, что никого раньше, - как и сейчас, - такие пустяки, как день его рождения не волновали, даже Грие. Но единственный день, который мог бы соперничать по значимости - был тот, когда однажды утром он готовился к смерти, а получил свободу… Воистину чудо, сравни рождению на свет новой жизни!

И жизнь его, какая бы она не оказалась, после того - текла по-новому. Хуже ли, лучше, - но словно река проложила себе другое русло… Равиль старательно восстановил в памяти все ориентиры, прикинул, пересчитал по календарям… и рассмеялся, как-то совсем открыто и беззащитно взглянув на насупленного музыканта:

- Густо, ты не поверишь! А ведь такой день - вот он, здесь! Где-то в этих числах получается!

- Я рад, - шепот у Августина получился почти с надрывом. - И… и… это тебе!

Рванув с какого-то подвернувшегося куста пунцовую розу, и нещадно ободрав пальцы о ее шипы, молодой человек бережно вложил цветок в ладонь ошарашенного юноши. Ткнулся губами в висок и умчался, шатаясь, как спьяну, пробормотав что-то вроде того, что дом рыжика Поля уже виден…

Поцелуй и роза, роза и поцелуй… Несколько шагов до своего жилища Равиль проделал на деревянных ногах, как сомнамбула. Так же поднялся по лестнице, не обращая внимания на пристальный взгляд своего слуги-охранника, и плотно прикрыл хлипкие двери: был бы он женщиной - алая роза страсти и т.д. и т.п… но и без того все ясно.

Поцелуй и роза. И стихи эти чертовы… и песни. Тут без песен ничего не бывает, у Густо тем более! Юноша дико взглянул на цветок, который успел опустить в воду, и внезапно зашвырнул его в распахнутое окно прямо так, вместе с кувшином. Мыслей не было, только ощущение растерянной беспомощности и жуткой паники: Господи, что же он наделал?!

Доигрался! Он отгораживался Августином от собственных страхов, боли, отчаяния, безысходности и тоски, и не подумал, что молодой человек мог испытать к нему нечто большее, чем обычное сострадание.

Однако с чего ему было думать иначе! Они знакомы не дольше недели, и большую часть этого времени Густо просиживал у его постели, ухаживая за больным, а что может быть скучнее… Было бы понятно, если бы это он воспылал к музыканту любовью, откликнувшись на искренний интерес и заботу, которую встречал не часто, зато заподозрить нечто обратное - куда как сложно!

Но ведь Густо - личность творческая, впечатлительная. Испытать влечение кому-то одного с ним пола? Почему бы и нет, наверное опьянен своей дерзостью и думает, что не только умнице Айсену позволено любить мужчину. И влюбился мечтательный певец вовсе не в Равиля, а тот образ, который себе напридумывал. Чтобы оттолкнуть его, достаточно просто сказать правду о том, чем занимался и фактически занимается до сих пор его сомнительный друг… Юноша пошатнулся под звон осколков, плеск и ругань, и без сил сполз по стене, обреченно закрыв глаза.

Уже поздно напоминать себе, что с самого начала знал: ничем хорошим их встречи с Густо обернуться не могут. Любить можно и образ, и влюбленное сердце не станет болеть от того меньше. Равиль извелся от понимания собственной подлости: Августин подарил ему кое-что более ценное, чем цветок, а в ответ получит боль кошмарного разочарования, когда вся грязь, составляющая настоящую жизнь «ангелочка» Поля выйдет наружу. Это даже не Ожье, - беднягу поэта с его чувствительностью тошнить будет при одном имени приключившейся с ним рыжей беды…

• Предыдущая
• 64/95
• Следующая