Две любви - Кроуфорд Фрэнсис Мэрион - Страница 37
- Предыдущая
- 37/66
- Следующая
Но эти курьеры были все греки, заинтересованные обмануть французов, которые много дней напрасно его ожидали, отбирая в стране все, что только могли взять, хотя она была под владычеством христиан, и никто из жителей не мог защищать своего имущества против крестоносцев.
Среди французов было много таких важных вельмож, простых рыцарей или бедных оруженосцев, которые считали смертным грехом не взять с чужеземца чего-нибудь, не заплатив ему. Он явились из любви к вере, будут сражаться за веру, ожидая единственного вознаграждения от веры. Однако, так как ничего нет определённого в логике, кроме её сравнения с реальными вещами, то в том путешествии со святой целью злые следовали за добрыми алчными массами, как шакалы и вороны проходят по пустыне по следам льва. Дороги, по которым они подвигались, земли, на которых раскидывали свой лагерь, оставались опустошёнными, как в Палестине хлебные поля в июне месяце, когда бич саранчи все пожирает с востока на запад.
После, многодневного перехода они прибыли на место стоянки, покрытые грязью, побелевшие от пыли, усталые и с больными ногами. Их лошади хромали, мулы были обременены тяжёлой ношей тех, которые умерли в дороге. С длинными бородами, нечёсаными волосами, они походили скорее на толпы варваров, снующих в равнинах Азии, чем на дворянство Франции и крестоносцев высокого рода. Когда они делали привал возле ручья, реки или озера, то поднимался спор, кому первому напиться; та же борьба происходила из-за купанья лошадей или животных, так что иногда люди и мулы были с вывихнутыми ногами и раненые, и многие были убиты; но это было неважно в такой громадной толпе. Лопаточки земли было достаточно для человека, и если можно было найти священника, чтобы благословить тело, все было хорошо, так как покойник умер по дороге в Иерусалим. Шакалы и дикие собаки следовали за армией и пожирали павший скот. Затем, когда первое смятение проходило, и жажда с голодом были удовлетворены, вынимались палатки с колами, и раздавался шум больших деревянных колотушек, ударявших по колам. Несмотря на то, что армия, проходя Европу, раскидывала палатки в различных местностях, их цвет был ещё блестящий, и вымпел развевался живыми полосами, выделяясь на небе. Вскоре, когда первая работа была окончена, и маленькие деревушки из зеленого, красного, алого и белого полотна были построены в длинные, неправильные линии, дым бивачного огня поднимался спиралью, и багаж, свёртки и мешки раскрывались, а их содержимое раскладывалось. Как будто в знак большой радости, мужчины и женщины выбирали лучшие одежды, самые богатые украшения, так что, когда они находились перед раскрытыми палатками, устроенными для часовен, по одной для каждой маленькой группы соотечественников или соседей, и затем вместе, согласно рангу, ели и пили около полудня, под обширными навесами или под ясным небом в прохладный вечер, — это было действительно прекрасное зрелище, и все сердца облегчались. Каждый из сражавшихся чувствовал, что его храбрость укрепилась при мысли, что он также играл роль в славном предприятии.
Таким образом, когда крестоносцы прибыли в Никею, надежда была велика, и у всех в глазах блестела предстоящая победа. Там впервые королева Элеонора предстала во главе своих трехсот дам в воинственном наряде; они были в блестящих кольчугах, надетых поверх шёлковых и парчовых юбок, в длинных белых мантиях с алыми крестами на плече и с лёгкими стальными шлемами, украшенными чеканным золотом и серебром, с металлическими гребнями или крылом птицы, сделанным из тонкой металлической пластинки.
Это был ясный осенний день. Пространная долина, ещё местами зелёная, где трава не была сожжена первой летней жарой, расстилалась до Асканийского озера. Там земля поднималась холмами, чтобы окончиться неожиданно обрывом в тридцать или сорок футов над водой. В некоторых местах не было совсем травы и лежал голый, сухой и пыльный песок. Все-таки, в общем, это было прекрасное место для кавалерии и пехоты. Долина поднималась к югу до отдалённых гор, около которых уже расположилась лагерем немецкая армия. Вельможи с их оруженосцами и конюхами, находившиеся среди рыцарей, их вассалы — все явились туда, чтобы насладиться зрелищем, какого никто ещё не видел. Они выстроились рядами вокруг пустого пространства, так чтобы все могли поместиться. Жильберт также пришёл со своим слугой Дунстаном в кортеже короля, так как он не обязан был никому служить. Все долго ожидали появления королевы.
Наконец она явилась, предводительствуя своим отрядом, верхом на прекрасном белом арабском жеребце, подарке греческого императора. Это было самое послушное животное, повиновавшееся голосу и руке, и такое быстрое, как самый быстрый чистокровный конь меджидской породы. Элеонора приближалась одна на десять шагов впереди других, высокая и прямо сидевшая в седле, как мужчина, с копьём в правой руке, тогда как левая слегка придерживала поводья.
С первого взгляда каждый мог узнать, что никто из её дам не походил на неё. Впрочем её дамы представляли превосходное зрелище и очень хорошо держались на лошадях, приближаясь мелкой рысью, блестящие и воодушевлённые, с чёрными, голубыми и карими глазами, с розовыми и смуглыми щеками, с улыбавшимися губами, которые, казалось, были созданы, чтобы говорить о грубых воинских делах только с целью сказать любезность мужьям или возлюбленным. Это был настоящий цветочный дождь.
Позади королевы и впереди остальных дам ехала женщина, в руках которой находился штандарт древнего дома Элеоноры, св. Георгия и дракона на белом фоне, впервые украшенный крестом. Эта женщина была Анна Аугская. Она была очень смуглая, и её чёрные волосы развевались позади неё, как тень, в то время как её чёрные глаза смотрели свысока и прямо. Она была восхитительно хороша, и, без сомнения, Элеонора выбрала её знаменосцем женского отряда вследствие её красоты. Она прекрасно знала, что ни одно из лиц не может сравняться с её собственным, и хотела помрачить соперницу, черты и талия которой были славой и честью юга.
Все продвигались в довольно хорошем порядке, эскадронами в пятьдесят человек, но не сжатыми рядами, так как они не имели той ловкости, чтобы оставаться в линии, хотя ездили верхом хорошо и смело. Перед каждым эскадроном находилась дама, произведённая, благодаря своей красоте или рангу, капитаном и носившая на своём шлеме золотой гребень. Каждый эскадрон имел свой особый цвет: алый, зелёный, фиолетовый или нежного оттенка весеннего анемона. Мантии, окрашенные в те же цвета в венецианских красильнях, были подбиты восточными шёлковыми материями нежных оттенков, привозимыми во французские порты итальянскими торговцами.
Придворные дамы королевы не могли бы носить кольчуг, мечей и копий, которые делали бы их совсем похожими на мужчин, если бы ловкие ювелиры, итальянские артисты и мавританские оружейники Испании не были с трудом и большими затратами привезены во Францию. Они сфабриковали доспехи и оружие, какого не делали до тех пор во Франции. Их кольчуги состояли из самых тонких колец, пришитых на верблюжью кожу и настолько обтянутых, что не было места ни для нагрудника, ни для куртки. Может быть, они не пропустили бы большой стрелы, но тонкая рапира легко пронзила бы их, и они представляли не более гарантию, чем суконная мантия. У многих из дам к стальной кольчуге были пришиты через правильные промежутки золотые колечки, а застёжки их плащей были из чеканного золота и серебра. Упряжь лошадей была одинакового цвета с мантиями дам, и капитаны эскадронов носили золотые шпоры.
Они опускали острия копий, проезжая верхом мимо короля, находившегося среди своих баронов, на расстоянии брошенного камня от возвышенного берега озера. Его бледное лицо не выражало ни интереса, ни удовольствия, а глаза оставались, как всегда, полны недоверия к королеве и её капризам. Когда она его приветствовала с улыбкой, выражавшей почти насмешку, то немного выступала вперёд. Затем после быстро брошенной команды поворачивала налево, проезжала до половины долины и опять направляла своих дам прямо против короля. Потом внезапно останавливалась в пяти шагах от него, осаживая свою лошадь почти до земли и сохраняя посадку, которая могла бы сделать честь мужчине, опытному в искусстве верховой езды. По правде сказать, очень мало из этих дам были способны исполнить подобный подвиг с такою лёгкостью и уверенностью. В их внезапной остановке было немало беспорядка, сопровождаемого всякого рода восклицаниями, препятствиями и криками.
- Предыдущая
- 37/66
- Следующая
