Извращение желаний - Круковер Владимир Исаевич - Страница 20

• Предыдущая
• 20/67
• Следующая

Где-то вдалеке заунывно взвизгивала большая циркулярная пила.

Тревога не была похожа на учебную. Это было видно по растерянным физиономиям старших и усатых. Они беспорядочно метались и что-то выкрикивали. Оранжевые столпились бестолково в тупике и лихорадочно застегивали друг другу карманы.

– Порядок… Кто порядок соблюдать будет? – тряс Вику за плечо старший, губы его дрожали и черный червячок под носом припадочно вихлял.

Вика подумал немного и вдруг, неожиданно для себя самого, заорал гибким, не закостеневшим еще языком:

– Всем стать у стен. Подтянуться. Слушать только меня. Старшим – подойти ко мне, усатым – построиться отдельно от оранжевых.

Порядок возник быстро, все привыкли к порядку, некому было только навести его.

– Вы, – небрежно сказал Вика одному из старших, – вы будете командовать. И добавил на всякий случай: – Подчинение – безоговорочное! Да!!!

Старший радостно встрепенулся, будто только этого «Да» не хватало ему для решительности, и начал четко отдавать команды…

Какие-то вялые, мохнатые существа лезли на Вику, переваливались через него, вякали. Вика брезгливо поежился и мохнатые исчезли. Вместо них появился усатый и ласково пощекотал Вику рыжим мохнатым усом. Вика засмеялся и стукнул усатого одобрительно. Потом нажал ему на нос, как на кнопку.

Вика привычно соскочил с койки… Под ногами что-то зазвенело, покатилось. Вика нагнулся, долго смотрел на пустую бутылку из-под кефира, недоумевал, вспоминая что-то, будто встряхиваясь. В воображении, взявшись за руки, плыли грузные усатые, дурацкие физиономии старших, оранжевые, которые, несмотря на яркую форму, выглядели серыми.

Потом всплыла книжка, чтобы не увидел дневальный, он читал ее, скорчившись под одеялом, неудобно подсвечивая фонариком. Обложку оторвал кто-то, и Вика не знал ни автора, ни названия.

– На зарядку становись! – зычно заорали под окнами.

Вика обвел глазами опустевшую казарму и вспомнил, что его зовут Виктор, по фамилии Рубашкин, и что забавный сон и интересная книжка будут стоить ему наряда вне очереди. Потом он подумал, что семь бед – один ответ, и не пошел на утренний осмотр, а лениво помылся и направился прямо в столовую.

Знакомый повар сунул Виктору здоровую кость с мозгом и лохмотьями мяса и налил в кашу много соуса. И Виктор окончательно примирился с неминуемым наказанием.

Ел он с аппетитом.

– Да-c? – сказал я с грустью, – писательского симбиоза из нас не получится, нынче в почете авторы, которые знают о чем и как писать и не мудрят со слогом или сюжетом[9]. У них точно отмеренный объем эротических эпизодов, сцен насилия, драк, стрельбы, количества трупов. И словарный багаж героев не выходит за уровень читателя таких книг. Если же случайно попадаются слова, типа: «перманентно», «этические принципы», «катарсис», «генеалогия» – редактор их вычеркивает. Вот как выглядит стандартный диалог между стандартным героем по кличке Меченый и женщиной, которая имени почему-то не имеет – просто Женщина:

«– И руками! – требовала она, подталкивая его руки к своим бедрам.

– Не надорвешься? – спрашивал Меченый.

– Смелее…

– Еще?

– Возьми губами сосок. Тебе приятно?

– Да-а!

– Не убирай руку!!

– Здесь?

– Да. Сильней, еще сильней! Ну же… А-а…

– Не кричи. Закуси губу.

– Уже закусила и прокусила.

– Ближе…

– Не убирай. Всеми пальцами. А-а… Прошу тебя, не убирай!..

Ему вдруг вспомнилась фотография Мадонны. Конечно, груди у этой женщины были не столь совершенны, но тоже очень круглы, очень красивы. Чем-то она напоминала все же всплывшую в памяти Мадонну. И стоило только подумать об этом, как в затуманенном алкоголем и страстью сознании все смешалось. Меченый и сам теперь не знал с кем спит. Певица она или повариха… Хороша! Только бы все время доставать до донышка, до самого горяченького, безумно горячего, только бы заставлять ее быть раскрытой раковиной и истекать любовью. Пусть истает, расплавится, изойдет стонами-криками, пусть ничего не останется, даже исколотой фаллосом плоти. Женщина! Мадонна!»

Понимаешь? Замечательный текст! Редактору остается лишь сделать сноску по термину «фаллос» и пояснить, что он в контексте автора идентичен пенису, хрену или члену.

– Мяу, – сказал Ыдыка Бе. – Лучше быть просто котом и ловить мышей, чем писать такую муру. Странная у вас планета, не зря ее включили в список запрещенных. Лучше бы я в больнице лежал.

Мефис объявил общий сбор. Для проведения собрания он абонировал актовый зал мэрии. Особым условием для всех приглашенных было ношение специального головного убора.

Зюгатофель явился в солдатской шапке с пришитым к ней согласно нечистому уставу козырьком, а Жиритофель, поддерживая примитив оригинальности, нахлобучил на свою бедовую головку настоящий аэродром с гигантским козырьком. Короче, каждый выбрал кепку согласно своему характеру.

Мефис был с непокрытой головой, что для кота, в общем-то, естественно.

Собрание открыл сам законодатель кепочной моды.

– За аренду помещения, – сказал он важно, – вы заплатили солидную сумму. Деньги эти, естественно, пойдут на благоустройство Москвы. Мы планируем открыть вертолетное сообщение между Митино и Свиблово. Причем, вертолеты будут грузовые, со специальными ячейками для перевозки мешков с вещами. И каждый вертолет распишет водоэмульсионными красками самый знаменитый художник и скульптор, которого я знаю.

– Тебя, пижон, из-за трибуны не видно, – подал голос Жиритофель. – Нам не вертолеты нужны, а реактивные бомбардировщики. Чтоб разбомбить все барахолки и скульптуру твоего нерусского художника от слова худо. Сколько вы с ним денег казенных в свой карман положили за эту скульптуру, а? Думаешь, мы не знаем!

– Это хорошо, что меня не видно, – не растерялся докладчик. – Зато из графина меня никто облить не сможет. И нужны нам не бомбардировщики, а сверхзвуковой истребитель, чтоб таких умников отправить куда подальше. Вместе с сапогами. Свои нетрудовые доходы посчитай лучше, чем мои.

– Нам нужны не самолеты, а корабли, – встрял Зюгатофель. Шапка налезала ему на уши, он в ней потел. – Следует проложить водный канал между Митино и Свиблово, такой проект гораздо дешевле авиационного. Мы обязаны беречь народные деньги. А художники тот пусть плакаты коммунистические пишет. По государственным расценкам.

Выкатился розовобоким шариком очередной думак. В зале густо запахло прокисшими яблоками.

– При чем тут Митино или Свиблово? – вопросил он. – Разве нет более важных вопросов. Мы, собственно, для чего сюда посланы? Чтоб простых людей с панталыку сбивать, заставлять их жить неуверенно, непредсказуемо. Мы тут не на заседании, где нас раскусить человеки могут, мы в своем кругу. И хорош нести чушь про народные деньги. Тем более, что у народа никогда денег не было и быть не может, а те бумажки, которыми мы их в повиновении держим, не дороже фантиков от конфет. Ты, Зюгатофель, представляешь консервативную линию нашего отродья, но это не значит, что твоя устаревшая лапша должна висеть на наших ушах. А ты, Жиритофель, характеризуешь психов вовсе не для того, чтоб портить нервы собственным собратьям. Когда тебя выдвигали, считалось, что человечество, подвергнутое руководству подобным убожеством, само к себе теряет уважение. Оказалось, что этого уважения и не было вовсе, так что твоя должность, не побоюсь сказать – синекура, не нужная. И, как правильно сказал наш консерватор, мы не имеем права зря расходовать нечистые силы.

• Предыдущая
• 20/67
• Следующая