Викки - Уолкер Руфь - Страница 35

• Предыдущая
• 35/44
• Следующая

Майкла очень удивило, что не нашлось ни одного человека, выразившего свое сожаление по поводу случившегося — пусть неловко, пусть хоть ради одного только приличия. Когда по дороге обратно к своему фургону Майкл заглянул в вагон к дежурным, где резались в карты в свободное время рабочие, один из собутыльников Джима, будучи под мухой, высказал то, что у других вертелось на языке:

— Это все девчонка! Он по ней с ума сходил, а она ему ни черта не давала. Когда она собрала вещи и ушла, тут-то он и спятил окончательно. Хотя собак убивать все равно незачем было. В конце концов, они чего-то да стоили. И с ними мог бы работать кто-то другой.

Остальные рабочие дружно закивали, и Майкл ушел с ощущением того, что последняя выходка Джима никого из них не удивила. Гасси Кутц, цирковой кузнец, добавил лишь, что давно замечал безумие во взгляде Джима и подозревал, что именно этим все и кончится.

К счастью, память циркача коротка, и к концу сезона о злосчастном Райли не вспомнит ни единая душа. Не найдется ему места и в путевом дневнике, который мистер Сэм с присущей ему аккуратностью ведет в назидание грядущим поколениям, — ибо потомкам следует знать лишь о том, о чем следует знать.

Удачные гастроли в дневнике были названы балаганом или халтурой; дешевые, с гнильцой, рассчитанные на «мистера Заплаткина», — весьма успешными, а вовсе провальные, как, например, турне два года назад по «немецкой» глубинке Пенсильвании, именовались «не вполне оправдавшими ожиданий». Что касается трагедий, которые могли отразиться на репутации цирка, то они не фигурировали вообще… Грядущему поколению предстояло получить в руки крайне искаженную историю известного в стране цирка — что вполне вписывалось в законы циркового жанра, построенного на выдумке и фантазии.

Так что память о Райли будет недолгой. Он не принадлежал к когорте личностей, «более живых, чем сама жизнь», чтобы о нем после смерти плодились легенды и заново перелицовывались затертые до дыр анекдоты. Ему предстояло кануть в Лету как камню… Цирк, возможно, и напоминает собой маленький провинциальный городок, но только не в том, что касается трепетного отношения к своей истории…

Майкл решительно отбросил все мысли о неприятном происшествии и приготовил себе виски пополам с водой, добавив кубик льда, взятого из морозильника. Это была больше чем слабость — это была привычка: слегка выпить в преддверии полного хлопот вечера.

Утром чуть свет первая группа циркачей выезжала в направлении Аштона, штат Висконсин, к месту следующей стоянки, и Майклу следовало выехать еще раньше, чтобы оказаться там до прибытия труппы. В его обязанности входил найм временных рабочих, без которых не обходится ни одна остановка. Поскольку много людей нахлынуло в страну из Европы и много демобилизованных солдат возвращалось с Тихого океана, найти рабочих не составляло труда, но нужны были по возможности наиболее квалифицированные и желательно за наименьшую плату.

Майкл снова углубился в книгу, и тут в дверь легонько постучали. Прошипев словечко из отнюдь не светского лексикона, он отложил книгу и поглядел на дверь. Нужно быть жутким нахалом, чтобы потревожить его во время послеобеденного «сна». Неужели опять что-то стряслось — как будто мало ему сегодня неприятностей?!

Не спеша он подошел к двери — и застыл, увидев стоящую на крыльце девушку. Лицо ее походило на сплошной синяк, а на верхней губе был налеплен пластырь. Сначала Майкл испугался, а затем прямо-таки затрясся от злости.

— Можно мне поговорить с вами? — спросила девушка.

Майкл распахнул дверь и пропустил ее.

— Слушаю вас, — сказал он.

— Я… надеюсь, вы в курсе того, что произошло?

— Смотря что вы имеете в виду.

— Самоубийство Джима. Еще, говорят, он убил всех наших собак.

— Правильно говорят. А что у вас с лицом? Это Райли вас так отделал?

Викки кивнула, и в глазах у нее сверкнули слезы.

— Я собрала вещи и ушла после этого…

— Но перед тем заперли несчастного парня в пустой клетке, и поутру весь цирк собрался там и потешался над ним?

Викки вспыхнула.

— Конечно, вас беспокоит только престиж вашего цирка, а что я поступила так из страха за свою жизнь — до этого вам дела нет!

Майкл не мог не чувствовать к ней жалости, но виду не подал.

— Что ж, теперь он не будет вам мешать.

— Вы, как я понимаю, обвиняете меня в том, что я подтолкнула Джима к самоубийству? Поверьте, мне очень жаль, что так случилось. Но только подумайте сами, неужели нормальный человек стал бы убивать… — голос у нее неожиданно дрогнул, — беззащитных собачек?..

— Да, я тоже склонен считать его сумасшедшим. Но почему вы не ушли, когда он избил вас в первый раз?

— Я попыталась, — тихо отозвалась она. — Я просила вас дать мне работу, но вы мне отказали. У меня нет ни денег, ни друзей, которые взяли бы меня к себе, пока я найду работу. Легко вам говорить! Ведь вам никогда не приходилось бывать в таком положении.

Майкл промолчал, ибо она была права. Но в конце концов, она могла бы проявить больше сочувствия, больше… а вообще-то чего еще, черт побери, ему от нее нужно? Раскаяния, пусть и притворного?

— Так о чем вы хотели поговорить со мной?

— Мне по-прежнему нужна работа…

— Но ведь кто-то же вас подобрал на эти две ночи, — прервал он ее. — Почему бы вам не попросить у этого парня взаймы?

Она чуть отпрянула назад, глаза ее округлились, а краешек рта судорожно задергался. «Сейчас взорвется», — подумал Майкл и приготовился к скандалу. Но он ошибся.

— То, прежнее место, еще свободно? — спросила она.

— Нет, — поколебавшись, он сунул руку в карман и вытащил бумажник: — Вот, возьмите.

В его протянутой руке было несколько мятых купюр.

— Этого хватит на автобус до Бостона. Там у вас, надо полагать, найдутся друзья?

Викки посмотрела на деньги, затем на Майкла и вспыхнула до корней волос. В следующее мгновение она оттолкнула его руку, и зеленые бумажки разлетелись по комнате.

— Спасибо, не надо! — крикнула она с резким бостонским акцентом и бросилась прочь из фургона. Майкл стоял на месте, твердо уверенный в правильности своего решения, но почему-то сожалеющий, что не может поступить иначе.

Викки шла к фургону Розы, чтобы забрать чемоданы, и по пути снова и снова проигрывала в уме стычку с Майклом Брадфордом. Одного взгляда в эти холодные расчетливые глаза хватило, чтобы понять, что все ее просьбы и надежды — пустая трата сил. Чего стоит хотя бы намек на то, что она может занять деньги у «парня», подобравшего ее! Ему даже в голову не пришло, что могла найтись женщина, протянувшая ей руку помощи. Ладно, к черту этого Брадфорда! Ей нужна работа.

Если предложение Маркуса Барнэ остается в силе, надо принять его. А пока она будет репетировать — можно перебиться на те доллары, которые она отыскала перед бегством в кошельке Джима. Что касается переездов, то она вполне сможет спать в стойле Лоубоя. Пусть поутру вид у нее будет помятый — наплевать! Лишь бы заработать денег и побыстрее уйти из этого проклятого цирка. А потом… потом она никогда и ни за что не забудет — и не простит! — того, как с ней здесь обращались. Никогда!

Несколько раз в течение сезона мистер Сэм устраивал общие собрания работников цирка. Особенная потребность в этом возникала в конце жаркого длинного лета, когда раздражение и обиды, накопившись, могли вылиться в стихийный протест, а потому собрание, где была возможность открыто высказать свои жалобы и претензии, являлось лучшим средством предотвращения неприятностей. Как правило, встречи проводились на арене, в большом шатре. Все, начиная с самого последнего сезонного рабочего и кончая администрацией, могли высказаться, обратиться с жалобой, излить обиды. Большей частью дело ограничивалось взаимными претензиями, и все тут же, на месте, улаживалось, но иногда собрание превращалось в сущий бедлам, и тогда мистеру Сэму требовались все его терпение и мастерство, чтобы руководить этим сборищем.

• Предыдущая
• 35/44
• Следующая