Мишель - Уолкер Руфь - Страница 20

• Предыдущая
• 20/33
• Следующая

Мистер Сэм тяжело вздохнул.

— Этому не бывать. Я не собираюсь жить так долго. Врачи обещали мне полгода, от силы — год. Мотор барахлит — тянет из последних сил. Прогрессирующая сердечная недостаточность, как они это обозвали. Именно поэтому дело с Дэнни так выбило меня из седла. Боюсь, я не успею проследить за тем, чтобы все встало на свои места и Мишель благополучно вошла в новую роль. Но мне будет спокойнее, если я буду уверен, что ты где-то рядом и присматриваешь за нашими внучатами.

Мара онемела, и сердце ее сжалось от боли.

— Ты врешь, Сэм! — выговорила она наконец.

— Нет. Но им я пока ничего не сказал. Хватит им своих хлопот.

Мара медленно кивнула. Да, уж кому— кому, а Мишель хватит забот в ближайшие месяцы, и ни к чему ей раньше времени получить такую плохую весть.

Мистер Сэм и Кланки умерли зимой.

Мистер Сэм навсегда уснул в своем особняке в Орландо, который он некогда выстроил для жены. Его похоронили на кладбище под Сарасотой неподалеку от могилы его родителей. Мара тяжело перенесла этот удар судьбы, и единственным утешением для нее стало то, что смерть мистера Сэма была быстрой и легкой, и то, что он прожил длинную, интересную, достойную жизнь.

С Кланки дело обстояло значительно хуже. Мара знала, что ее подруга давно и тяжело больна, но Кланки не показывала виду, изредка говорила только, что устала и хочет отдохнуть, и Мара загнала свой страх в подсознание.

Когда же Кланки попала в больницу и после очередного приступа удушья врач отвел Мару в сторону и сказал, что если у больной есть родственники, их нужно оповестить, Мара была в шоке. Мысль о том, что она останется без верного друга, потрясла ее, и Мара с болью подумала, что теперь она совсем одна. После того как Кланки умрет, в мире не будет ни одного человека, который знал бы, что она — Принцесса Мара. Под именем Розы Смит она тоже пользовалась уважением в мире цирка и имела множество друзей. Ее любили внуки — Мишель и, пусть в меньшей степени, Дэнни, но оба они принадлежали к другому поколению, были детьми другого времени. В самом точном и самом жестоком смысле слова она оставалась одинокой, а быть одинокой она давно отвыкла.

А потому она проскользнула в больничную часовню и вознесла горячие молитвы Господу этих гаджоа заодно, на всякий случай, божествам рома, о которых она помнила крайне смутно. После этого, собравшись с духом, она заставила себя улыбнуться и вернулась в палату к Кланки.

В ответной улыбке Кланки было столько горькой иронии, что Мара поняла: ее подруга прекрасно осознает, как мало времени ей осталось.

— И что же сказали тебе эти придурки доктора? — с обычной бесцеремонностью спросила Кланки.

— Что более грубой пациентки им до сих пор не приходилось встречать.

Кланки не ответила на колкость очередным саркастическим выпадом, как делала всегда до сих пор, и это еще больше обеспокоило Мару.

— Не надо вызывать сюда моих сестер! — внезапно заговорила Кланки. — Я их почти не знаю, а потом едва ли у них есть деньги, чтобы добраться сюда аж с Миссури.

— Насчет денег могла бы и не…

— Обещай, что выполнишь эту мою просьбу! Все близкие люди, которые у меня есть, сейчас находятся здесь, во Флориде.

Мара, поколебавшись, кивнула, и лицо Кланки чуть просветлело. Подруга Мары всегда отличалась худобой, но сейчас это была не Кланки, а кожа да кости. Мара невольно вспомнила, как впервые встретилась с Кланки… Та никогда не была красавицей, но от нее так и веяло молодостью, здоровьем, надеждой. Надежда умерла первой — после того, как ее использовал и выбросил этот… как же его звали? Джонни? Как давно все это было!..

Кланки поймала ее руку.

— Сколько они отвели мне на жизнь? — спросила она.

— Пару десятилетий… может быть, три, если ты перестанешь гонять на мотоцикле, — откликнулась Мара.

Кланки даже не улыбнулась.

— Сколько? — спросила она, сжимая руку Мары все крепче.

— Год… может быть, два.

Кланки со вздохом упала на подушки.

— Какой гуманизм!.. Неделя от силы, и это точно как дважды два. — Она заморгала, словно сдерживая слезы. — Я уже отчаливаю отсюда, Мара. Я чувствую это… Это похоже на песок между пальцами. Ты их сжимаешь, а он сыплется, сыплется — и вот уже на ладони ничего нет…

Мара попыталась возмутиться и закричать, что она не собирается слушать всю эту чушь, но Кланки не дала ей сказать ни слова.

— Я бы хотела открыть тебе один секрет, Мара. Он мне не давал покоя все эти годы.

— По-моему, ты не способна была хоть что-то скрывать от меня… Наверняка я уже об этом знаю…

— Речь идет обо мне и Лобо. Тогда, в Калифорнии, мы с нетерпением дожидались, пока ты заснешь, а потом… в общем, он приходил в мою комнату.

— Так ты и Лобо..?

— Да!

Маре стало досадно и вместе с тем обидно.

— Но зачем же надо было скрывать это от меня? Неужели я не поняла бы тебя?

— Во-первых, это была не только моя тайна… А во-вторых…

— Во-вторых, ты стеснялась, что связалась с немым?

— Нет, черт меня возьми! Я слишком переживала из-за того, что могут подумать обо мне окружающие. Мне было стыдно признаться, что я всего лишь человек со всеми человеческими слабостями. И Лобо боялся — он боготворил тебя, а меня… меня он просто любил, как любят женщину.

Кланки зарыдала, и Мара погладила ее руку.

— Я рада, что ты мне обо всем рассказала, — успокоила она, хотя и не была уверена, правду ли она говорит сейчас.

— Наверное, это нехорошо, что я что-то скрывала от тебя, в то время как ты делилась со мной абсолютно всем…

— С чего ты взяла, что я делилась с тобой всем? — спросила Мара. — У меня тоже были свои секреты.

Кланки перестала плакать и с прежним неуемным любопытством уставилась на подругу.

— Что за секреты? А ну раскалывайся! — потребовала она.

Мара расхохоталась, а через секунду смеялась и Кланки. Вскоре она уснула, и когда Мара нагнулась, чтобы Поцеловать подругу, щека Кланки была холодной, словно жизнь уже начала уходить из ее тела.

Утром чуть свет, не приходя в сознание, Кланки скончалась.

Мара отвезла ее тело в Калифорнию и похоронила старую подругу на кладбище Санта-Розы рядом с Лобо.

Одной из самых неприятных обязанностей Мишель в ее новом качестве была необходимость при случае копаться в старых папках мистера Сэма. Эти пыльные бумаги, и в особенности журналы гастролей, которые мистер Сэм скрупулезно, с почти религиозным благоговением вел все пять десятков лет, слишком очевидно напоминали ей о собственной молодости и о том, что она еще очень многого не умеет в таком тонком деле, как руководство цирком.

Обычно она поручала просмотр архива помощнику, но сегодня ее секретарша слегла с температурой, а Мишель нужно было во что бы то ни стало найти погашенный чек трехлетней давности.

Они приехали на гастроли в Луисвилл после большого перерыва, и сегодня утром пожаловал некий поставщик со счетом в руке. Он заявил, что если они немедленно не оплатят использование грузовика, который наняли три года назад, то он через суд наложит арест на все имущество цирка.

Такие случаи бывали и раньше: иногда партнеры что-то путали или о чем-то забывали, чаще же — просто пытались поудить рыбку в мутной воде, а потому Мишель должна была в течение ближайшего часа во что бы то ни стало отыскать чек, в существовании которого не сомневалась ни минуты, После недолгих поисков она и в самом деле отыскала квитанцию об оплате со штампом в бухгалтерских книгах отца, но нужно было найти еще и погашенный чек. Именно поэтому она уже полчаса копалась в старых бумагах, хотя ее ждали и другие неотложные дела.

Чек наконец нашелся, но Мишель вдруг наткнулась на папку с надписью «Цирк Лэски» на обложке. Мишель стало любопытно, она сдула с нее пыль и раскрыла. В папке обнаружилась пестрая коллекция программок, переписка между дедом и цирком Лэски, а еще маленький блокнот, в который мистер Сэм тщательно заносил все свои обиды на семейство Лэски за последние полвека.

• Предыдущая
• 20/33
• Следующая