Обитель мрака - Андерсон Пол Уильям - Страница 1

• 1/62
• Следующая

Была когда-то великая гордая звезда, яркая, как целая сотня солнц. Четыреста миллионов лет ее ровное бело-голубое сияние отторгало прочь окружающий звезду мрак и бросало вызов далеким ярким бриллиантовым россыпям других солнц, теснившихся на небосводе. По дальней орбите вокруг нее обращался спутник, вполне достойный своей величавой звезды; масса его в полторы тысячи раз превышала земную; отвердевая, планета сияла тусклым красным огнем. Вероятно, в системе звезды были и другие миры со своими лунами; теперь судить об этом невозможно. Мы знаем, что у исполинских звезд редко бывают спутники, а значит, эта планета была обязана своим существованием то ли причуде Всевышнего, то ли судьбе, то ли чистой случайности.

Исполины умирают молодыми, и смерть их так же исполнена величия, как жизнь. Настал день, когда ядро выработало свой запас водородного топлива. Вместо того чтобы разбухнуть и приобрести красный цвет, как сделало бы любое старое солнце меньшего размера, эта звезда сжалась под действием собственного притяжения. На волю вырвалась невообразимо огромная энергия; атомы сталкивались и соединялись, образуя причудливые, доселе неведомые химические элементы; в итоге звезда взорвалась, на миг воссияв яростной вспышкой, почти такой же яркой, как свет всей Галактики.

Ни одна заурядная планета не выдержала бы натиска такой тепловой волны. Мир размером с Землю исчез бы без следа, даже его железное ядро — и то обратилось бы в пар. Даже громадный спутник звезды потерял едва ли не всю свою массу; водород и гелий попросту улетели в бескрайнюю бездну. Но на это ушло столько энергии, что металлическое ядро планеты только расплавилось, и его захлестнуло кипящее вещество, выброшенное бившейся в предсмертных судорогах звездой.

Но еще больше этого вещества унеслось в космическое пространство. Десятки тысяч лет обломки звезды и планеты вихрем вертелись в центре туманности, похожей издалека на сияющее волшебное кружево. Но г расстояния в несколько световых лет туманность уже было не разглядеть: она тускнела и исчезала из виду, поскольку ее затмевал космический сумрак. Остов планеты сковал холод, и она только едва заметно поблескивала, когда ее кора, образованная сплавами различных металлов, отражала мерцание далеких созвездий.

Пятьсот тысяч лет останки планеты одиноко плыли сквозь бездну.

Мир, который люди называют Бабуром, никогда не станет их домом. Покинув космический корабль, Бенони Стрэнг тотчас почувствовал неистовую силу здешнего тяготения. Нагрузка на его опорно-двигательный аппарат в полтора раза превышала притяжение Гермеса, где вырос Стрэнг, или Земли, вырастившей его расу. Мышцы заболели, не выдерживая собственного веса. Скафандр, обеспечивающий жизнедеятельность, давил на плечи, как каменный.

Но хотя Стрэнг мог включить свой пропеллер и вылететь из шлюзовой камеры, он предпочел спуститься на грунт по сходням, будто прибывшая с визитом венценосная особа.

Сначала он толком и не понял, что существа поджидают его. Могул стоял высоко в подернутом дымкой и затянутом красными тучами лиловом небе. Он сиял еще яростнее, чем Майя или Солнце, но был слишком далеко и оттого казался крошечным. Серебристый грунт, ледяная гора в километре от корабля и низвергающийся с ее отвесных стен каскад жидкого аммиака отражали свет, но его было недостаточно, чтобы видеть горизонт. Стрэнгу показалось, что слева, на самой границе видимости, стоит купа маленьких деревьев с длинными черными ветвями, а справа вроде бы поблескивает искорками город, которому там и надлежало находиться. Но все выглядело очень неопределенно, а о том, какой прием ему здесь окажут, ничего нельзя было сказать наверняка. Все формы жизни, которые мог различить Стрэнг, выглядели столь причудливо и чуждо, что он забывал их облик, едва отведя глаза. На этой планете ему придется заново учиться пользоваться зрением.

Атмосфера состояла из гелия и водорода; а оттого и шум падающего аммиака, и топот сапог по сходням, и скрип подошв на грунте звучали пронзительно. Зато дыхание облаченного в шлем Стрэнга и пульс в ушах казались глухими, как удары басового барабана. Стрэнг взмок, пот щекотал ноздри, но он почти не замечал этого из-за охватившего его возбуждения.

С каждым шагом размытые контуры впереди обретали четкость очертаний, пока не превратились в горстку существ. Их было с дюжину. Одно из них двинулось навстречу Стрэнгу. Он откашлялся и смущенно сказал в переговорное устройство:

— Я — Бенони Стрэнг. Вы хотели, чтобы я прибыл к вам.

У бабурита было переговорное устройство, превращающее хмыканье и бормотание в английские слова.

— Мы потребовали этого в равной мере и для твоего, и для нашего блага. Если тебе надлежит поддерживать с нами тесные связи и изучать нас так же, как мы будем изучать тебя, значит, тебе придется часто подниматься на поверхность и вступать в прямое соприкосновение с нами. Это посещение должно стать твоим испытанием на годность.

Его уже проверяли на годность в средокамерах школы, где он проходил подготовку. Но Стрэнг ничего не сказал, потому что такое заявление могло прозвучать обидно. Несмотря на два десятилетия тесных сношений, несмотря на торговлю, которая достигла высшей точки, когда в обмен на космическую технологию люди стали получать тяжелые металлы и некоторые другие товары, им по-прежнему очень мало было известно о бабуритах. «Нам и невдомек, сколько они про нас знают», — вспомнилось Стрэнгу.

— Благодарю вас, — отвечал он. — Боюсь, со мной будет хлопотно, но в конце концов я добьюсь того, что вы получите награду за ваши усилия.

— Каким образом?

— Разумеется, найдя новые области взаимовыгодного делового сотрудничества. — Стрэнг умалчивал о том, что его руководство весьма слабо надеялось на успех. Ему еле-еле удалось получить это задание — в основном потому, что он хотел за несколько лет приобрести кое-какой опыт практической работы. Стрэнг был молодым ксенологом, изучающим планеты, которые не превышали размерами Юпитер.

Он ничем не выказал своих честолюбивых устремлений. Время еще не пришло и придет не раньше, чем он раздобудет доказательства тому, что придуманная им схема вполне возможна. Если, разумеется, он их вообще раздобудет.

— После того что случилось на Сулеймане, — продолжал туземец, — мы подвергаем сомнению любые посулы Торгово-технической Лиги.

Ровный искусственный голос не мог передать неприязненных ноток. Но действительно ли эти слова были продиктованы неприязнью? Кто может заглянуть в сердце бабурита? Да у них и не было ничего похожего на сердце.

— Галактическая компания пряностей и спиртных напитков — это еще не вся Лига, — ответил Стрэнг. — Я представляю совсем других людей, которых связывает с компанией только общее членство в Лиге, а членство в наши дни утратило свое былое значение.

— Это мы будем изучать, — ответило ему существо. — Вот почему мы будем сотрудничать с вашей научной группой. Мы намерены не только давать, но и получать знания, такие сведения, которыми должна вооружиться наша цивилизация; прежде чем претендовать на место рядом с вашей. Стрэнг тотчас воспарил на крыльях мечты.

Оба спутника Гермеса стояли высоко над горизонтом: Кадуцей поднимался, маленький, но зато почти полный; широкий серп Сандалиона садился на западе. Высоко в сумрачном небе блеснули золотистой вспышкой два крыла, когда на них упали лучи молодого утреннего солнца. В шелестящей на легком ветру кроне миллионолистника запела тилирра. В каньоне, прорезанном рекой Паломино, журчали ее быстрые звонкие воды, но сюда, наверх, доносился только приглушенный рокот.

Сандра Тамарин и Петер Асмундсен вышли из дома на террасу. Остановившись у перил, они устремили взгляды вниз, в сумрак, в котором тускло поблескивала вода, потом обвели глазами лес, опоясывавший Ветреное Кольцо, и, наконец, посмотрели на лежавшие впереди лиловые силуэты холмов Аркадии.

• 1/62
• Следующая