Могущество и честь - Коваль Ярослав - Страница 23
- Предыдущая
- 23/75
- Следующая
Стало заметнее и шевеление на пристани, и даже шёпот и мимолётные вспышки возни среди сонных детей, которые раньше не замечал, теперь услышал и увидел со всей отчётливостью. Я насторожился, уверенный, что если когда и появятся обыватели, жаждущие срочной погрузки своих тушек на корабли, то теперь или позже. Интересно, когда в средневековых городах принято вставать? Вроде ж пораньше, чем в семь утра… Впрочем, всё зависит от профессии.
Короче, встанут ранние пташки, просекут происходящее, сперва ринутся грузиться в гордом одиночестве… Хорошо бы этим ограничилось. Но допустим, что не ограничится, и отдельные «птицы» собьются в стаю, которой всегда сподручнее заклёвывать насмерть. Сколько на это может понадобиться времени? Успеют ли погрузиться все дети, пациенты и грузы? Хрен его знает! Там ещё изрядно осталось, если я не ошибаюсь…
Бледнели, истекали пронзительно-зябким туманом остатки ночи, небо заструилось ледяной горной водой, где-то обрело оттенок природной своей синевы, пока ещё сильно разбавленный, но крепнущий с каждым мгновением, а на востоке ещё пока за кромкой горизонта окунуло свои одежды в огненное золото и приподняло чуть-чуть, чтоб похвалиться.
И я дал отмашку вниз, углядев первую фигуру, спешащую без подобающей горожанину величавости в направлении порта.
Мне ответили взмахом факела: «Спускайся вниз».
— Сколько? — одно лишь спросил офицер.
— Пока один. Скоро будет больше.
— Госпожа Солор?
— За первым никого не видел, Серт?
— Нет. Но скоро появятся. Сперва по одному будут набегать, с надеждой, что их всё-таки возьмут. Собьются в толпу тогда, когда поймут, что им не светит.
Женщина поморщилась.
— Это мне очевидно. Однако будь добр изъясняться чётче хотя бы в напряжённых ситуациях. Когда нет времени на дешифровку.
— Прошу прощения, госпожа.
— Выстроить цепь. Щиты поднять. Никого из горожан не допускать до пирса без моего дозволения.
— Слушаю, госпожа… Построиться! Поднять щиты!
Здесь пока не было даже сотни бойцов, что уж говорить о тысяче? Где, интересно, остальные? Вон часть солдат таскают грузы, это я вижу, но их пока от дела никто не отрывает. Я вопросительно взглянул на Аштию. Женщина не обращала на меня ни малейшего внимания, но у этого была и положительная сторона. Сейчас я стоял близко, мог услышать её распоряжения, и когда она перешла на другое место, я последовал за ней без каких-либо возражений с её стороны. Ну и правильно. Я, в конце концов, где-то отчасти её телохранитель.
— Когда подойдут остальные отряды, пусть грузятся на корабли. Времени мало, — сказала её светлость офицеру, и тот коротко поклонился в знак понимания.
Ни единой попытки возразить. Я посмотрел на него в недоумении. Но возможности задать вопрос госпоже Солор у меня так и не возникло. Она отдавала распоряжения, или же рядом кто-то находился, и никак не получалось наклониться к её уху и отвлечь женщину хоть на миг… А потом стало уже неуместно. Да и правда, кто я такой, чтоб раздавать указания главе Вооружённых сил Империи, не будучи ею на то уполномочен…
В общем, что-то имперское во мне уже есть. Наверное, это хорошо…
Сперва из прилегающих улочек набегали по отдельности. Из того, что я видел, можно было сделать вывод — организованности, да и особой паники пока нет. Горожане набегают, солдаты невозмутимо оттесняют их, и всё.
Вот только шуму становилось всё больше и больше. Сияние расплавленного золота залило уже полнеба, и в предощущении восхода воздух замер, напряжённый. Мир плыл в волнах своего нерукотворного совершенства, и трудно было допустить в сознание мысли о том, какая трагедия вот-вот разыграется под этими небесами, щемящими сердце красотой и живостью красок. Запредельной, надчеловеческой красотой.
Потом людей по ту сторону цепочки солдат стало больше. Аштия нахмурилась, внимательно разглядывая беспорядок, начинавшийся там, за щитами. Потом, поколебавшись, подняла руку, и туда, в проход между двумя пакгаузами понесся приказ: «Поднять копья».
Начавшая формироваться толпа поняла намёк мгновенно. Впередистоящие слегка отступили, как бы в сомнении, поэтому недалеко. Я следил за лицом её светлости — для меня оно было зеркалом будущего, подсказкой, какое зрелище, страшное или величественное, я буду созерцать. Впрочем, на величественное не приходилось рассчитывать… Аштия вскинула голову, словно услышав оскорбление, и вновь махнула рукой.
Бойцы, не поднимая оружия, решительно шагнули вперёд… Да, этого оказалось достаточно. Горожане рванули прочь.
— Что ж, — произнесла госпожа Солор. — Я рада их здравомыслию.
— Госпожа ведь не думает, что проблема решена?
— Нет, конечно.
— Они вернутся.
— Уверена, что так… Грузите отряды на корабли!
— Госпожа, вы уверены, что бойцам не придётся выставлять заслон?
— Посмотрим, Серт, — прохладно ответила женщина, и у меня возникло желание больше рта не открывать.
Солдаты уже грохотали по сходням сапогами. Я представил себе, сколько времени придётся ждать оттуда эту тысячу, и мне стало не по себе. Бойцы из оцепления пирса медленно отступали, освобождая портовую площадь и проход, широкий, как проспект, между каменных пакгаузов. Я посмотрел на Аштию, и мне стало не по себе. Она спокойно оправила на себе мундир (я только теперь обратил внимание, что она уже не в «платье молодой матери», а вновь в своём официозе, адаптированном под женскую традицию ношения одежды), сняла с пояса диск — символ своей власти.
— Ты куда? — окликнул я её, в растерянности позабыв о недавней отповеди.
— Встречать толпу.
— Ты с ума сошла?! — я поспешно напялил шлем (благо хоть подшлемник заранее туда вложил, чтоб теперь не терять ни одной лишней секунды), вытащил меч. — Ниш!..
— Я одна, — отрезала её светлость.
И пошла вперёд. Позже, вспоминая себя, я так и не смог понять, почему даже не попытался последовать за нею, споря или даже без спора, молча. Вот почему-то не попытался. Как само собой разумеющееся было мне понятно, что я должен остаться на своём месте и ждать дальнейших указаний. В полной готовности, конечно. Мне тогда только и осталось, что в глубочайшем шоке оглянуться на бойцов оцепления, на их сотника. Тот смотрел в мою сторону с отвращением и негодованием, но сразу отвернулся, едва заметил мой взгляд.
— Что такое? — бросил, подходя, Ниршав. И, как только взглянул в спину Аштии, замолчал, больше ничего спрашивать не стал. Только покосился на меня и тоже вынул оружие из ножен.
— Мы всё равно не успеем её вытащить, — проговорил я сквозь зубы.
— А ты когда-нибудь пытался спорить с ветром? Не спорь с ветром, мой друг, не спорь с бурей и с тем, кто взял власть своим умением, своим искусством и своей силой!
— Она же погибнет!
— И мы вместе с ней. Но такова наша судьба, — и Ниш блеснул в мою сторону глазами и зубами. — О чём ты горюешь, мой друг? Это всего лишь жизнь.
И я подумал, что ни фига его не знаю настолько, насколько полагал.
Аштия стояла, глядя в перспективу центральной из тех улиц, что втекали в портовую площадь, будто реки в море. Да, не только в глубине этой перспективы зарождалось сейчас движение, страшное в своём всесметающем потенциале, но в конечном итоге всё должно было закончиться и решиться именно здесь, на площади. Так есть ли разница, куда смотреть? Я оглянулся на Ниша — улыбка соскользнула с его лица, прихватив с собой недавнее спокойствие. Вот сейчас посмотрит на меня и оскорбительно залепит чем-нибудь вроде: «Накаркал?» Нет, не залепит. Это будет звучать как признание моей правоты. Сейчас что-нибудь другое скажет.
Ниршав не сказал ничего. Охолодев, он смотрел на толпу, несущуюся к порту единой толщей, неумолимой, как цунами. Смотрел и даже, кажется, вполне примирился с тем, что этой волне суждено накрыть его с головой и похоронить заживо. Сжав меч, я пытался представить себе свой возможный поединок с половиной городского населения разом. Чушь! Никакого поединка не будет. Они меня просто задавят. Я за пару мгновений утону в их массе, как в трясине.
- Предыдущая
- 23/75
- Следующая