Последний холостяк - Крэн Бетина - Страница 52

• Предыдущая
• 52/96
• Следующая

Смущенные вспышкой ее гнева, вдовы растерянно переглянулись и не осмелились ничего возразить.

Дом леди Пакстон стал не единственным местом в Лондоне, где статейка Руперта Фитча получила большой резонанс. «Гафлингерс газетт» регулярно доставляли в Букингемский дворец, где ее читали члены королевской семьи и порой сама Виктория. Но в течение двух последних недель газету старались прятать от ее величества. В это утро, однако, королева застала своих дочерей – Беатрису и Александру – в гостиной со свежим номером этого издания в руках и пожелала с ним лично ознакомиться. Пробежав глазами скандальный фельетон, Виктория густо покраснела, расправила плечи и, прищурившись, некоторое время сидела молча, обдумывая возмутительное известие.

Знавшие признаки закипающего в ее груди гнева, дочери потупились и благоразумно хранили молчание. Наконец королева разразилась негодующей тирадой:

– Некий аристократ, заключивший пари с одной небезызвестной леди? Готова поклясться, что это повеса Ландон! И пусть даже в этом пасквиле нет ни слова правды, все равно репутация леди Антонии серьезно подмочена. Мы не можем поверить в то, что она опустилась до амурного рандеву с этим пройдохой. Нам она известна как приличная женщина строгих правил, вдова, скорбящая по своему безвременному усопшему почтенному супругу, ведущая скромный, уединенный образ жизни.

Из уст ее величества, чья скорбь по своему милому Альберту была безмерна и безутешна и по сей день, такая оценка прозвучала как наивысшая похвала.

– Леди Антония Пакстон целиком посвятила себя заботе о страждущих и несчастных! Ее работа в Лиге помощи вдовам по праву может считаться образцом подвижничества и самопожертвования! Нет, определенно всю вину следует возложить на Ландона! Его надлежит погнать на покаяние в Кентербери кнутом за дискредитацию этой почтенной дамы. – Она встала и принялась расхаживать по гостиной взад и вперед, постукивая свернутой газетой по мясистой ладони с толстыми пальцами. – Все это видимые плоды его бредовых рассуждений о равноправии мужчин и женщин! Теперь он объявил крестовый поход против супружества. Одному Всевышнему известно, какие еще дурные всходы дадут посеянные им семена порока и зла!

Королева наморщила лоб, выпятила массивный подбородок, подумала немного и продолжала:

– Надо вернуть леди Антонии ее доброе имя! А повесу графа заставить пожать плоды того, что он сам и посеял! Александра, пожалуйста, разыщи Джона Брауна и вели ему прислать сюда дворцового курьера! – Она села за стол и взяла перо и бумагу.

– Но что вы намерены предпринять, ваше величество? – живо спросила Беатриса.

– Вызвать сюда графа Ландона и поздравить его с предстоящей женитьбой! – смерив дочь многозначительным взглядом, отвечала Виктория.

Едва лишь на другое утро часы пробили одиннадцать ударов, как Ремингтон Карр вступил на лестницу, ведущую в приемную королевы в Букингемском дворце. Одетый в безукоризненный костюм для утренних визитов – серый смокинг и брюки в елочку, он твердой походкой шел по длинным дворцовым коридорам, являя всем своим обликом и осанкой образец благородства и уверенности.

Однако пытливый наблюдатель смог бы заметить в его взгляде скрытый страх. Как только курьер из дворца доставил ему конверт с характерной черной окантовкой и королевской печатью, граф понял, что попал в беду. Для замешанного в скандале аристократа вызов к ее величеству королеве был равнозначен приглашению на гильотину.

Прождав некоторое время в комнате, смежной с приемной, куда его сопроводил вышколенный лакей, Ремингтон был приглашен на аудиенцию к ее величеству. На королеве было ее обычное длинное черное платье и белая шляпа. Она сидела в глубине зала в кресле, напоминающем трон, поставив ноги на специальную скамеечку, и разговаривала с Джоном Брауном, своим личным секретарем. Чуть поодаль стояли две фрейлины.

Протоколом предусматривалось, что прибывший на аудиенцию должен оставаться возле дверей до тех пор, пока ему не будет позволено приблизиться к ее величеству. И Ремингтон ждал этого момента, не смея даже переступить с ноги на ногу и замерев по стойке «смирно», пока королева внимательно разглядывала его издалека. Пошептавшись со своим секретарем, она встала с кресла и принялась расхаживать взад и вперед, чем немало озадачила лорда Карра. Всем своим обликом королева как бы выражала ему недовольство и делала ему безмолвное внушение укоризненными взглядами.

Наконец, успокоившись и обретя хорошее расположение духа, Виктория вновь уселась в кресло и, подняв два пальца, дала ему понять, что он уже может подойти к ней поближе.

Охваченный скверным предчувствием и слабостью, Ремингтон приблизился к ее величеству и поклонился. Не протянув ему руки, Виктория промолвила:

– До нас дошли слухи о вашем недостойном поведении, Ландон. Мы весьма огорчены вашими поступками. Вы бросили вызов правилам приличия и морали, в очередной раз подвергли испытанию терпение общества, церкви и короны. Дальше так продолжаться не может, вашему беспутству должен быть положен предел. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Да, ваше величество, – с трудом выдавил из себя Ремингтон.

– Вы просто обязаны загладить свою вину перед потерпевшей стороной, – продолжала королева и, выпрямив спину, с ледяными нотками в голосе добавила: – Мы рады первыми поздравить вас, граф Ландон, с вашим скорым бракосочетанием.

Побагровев, Ремингтон поперхнулся и переспросил:

– Бракосочетанием, мадам? Королева удовлетворенно улыбнулась:

– Да, это единственный, пусть и нелегкий для вас, выход из сложившейся ситуации. Вам придется проглотить эту горькую пилюлю для вашей же пользы. Нам докладывали, что вы считаете брак тяжелой, ненавистной ношей, нести которую до конца дней для мужчины – сущее наказание. Мы искренне надеемся, что ваш брак именно им и станет, ибо иного вы не заслуживаете. Только пройдя через муки и страдания, грешник может прийти к покаянию и спасению души. —

Она сверкнула глазами и удовлетворенно откинулась на спинку своего троноподобного кресла. – Что же до вашей невесты, то мы лично выразим ей сочувствие в свое время.

Ремингтон открыл было рот, чтобы возразить, но Виктория вновь величественно подняла руку с двумя вытянутыми вверх пальцами, подавая ему знак, что аудиенция закончена. Ремингтон покорно отвесил ей молчаливый поклон, повернулся и пошел к дверям. Внезапно королева окликнула его. Он замер и обернулся.

– Мы ожидаем, что объявление о вашей свадьбе будет в течение двух недель опубликовано в «Таймс», – произнесла Виктория, не поднимая головы от бумаг.

Дворец граф покидал в сильнейшем душевном волнении. Его откровенно подвергли порке, посулив еще более строгое наказание в том случае, если он ослушается высочайшего приказа и не женится на Антонии в ближайшее время. Разумеется, в темницу его не упекут и земель не лишат, теперь уже не те времена, рассуждал Ремингтон, однако всем его политическим и коммерческим начинаниям будет нанесен значительный урон.

Граф уселся в экипаж и какое-то время задумчиво молчал, с удивлением ощущая облегчение в груди. В течение двух минувших дней он пребывал в скверном настроении, срывал злость на прислуге и постоянно думал, как ему поступить в этих ужасных обстоятельствах. Ультиматум, предъявленный королевой, положил конец его душевным терзаниям и дал ему повод для новой встречи с Антонией. Что ж, решил Ремингтон, лучше побыстрее разрубить этот гордиев узел.

– В Пакстон-Хаус, да поживей! – крикнул он кучеру, расправляя плечи.

– Госпожи нет дома, – смерив посетителя недобрым взглядом, объявил отворивший ему дверь Хоскинс. – Она просила вас не беспокоить ее и впредь.

Он захлопнул дверь у Ремингтона перед самым носом, словно бы влепил ему пощечину. Покрывшись от возмущения красными пятнами, граф стал стучать по двери массивным бронзовым кольцом, требуя, чтобы дворецкий впустил его в дом. Но его настойчивые требования оставались без внимания. Потеряв терпение, Ремингтон стал барабанить по двери кулаком и кричать, что он отсюда не уйдет, пока его не впустят.

• Предыдущая
• 52/96
• Следующая