Последний холостяк - Крэн Бетина - Страница 61

• Предыдущая
• 61/96
• Следующая

Антония промолчала, и Ремингтон повел ее в свою контору. Поднимаясь по лестнице, она со страхом думала о том, что не испытывает желания объяснять ему мотивы своего поступка и вообще абсолютно не уверена в себе. Ей было ясно только одно – что не случайно она ощутила головокружение от его поцелуя и смятение, когда его собрались увести в участок. Это могло объясняться лишь одним: она все еще находилась во власти его мужского обаяния, и это требовало от нее решительных действий. Дальнейшее общение с графом было чревато для нее печальными последствиями.

– Не воображай, что я сделала это ради тебя, – сказала она, тяжело дыша. – Мне просто хотелось избежать новых скандальных публикаций. С меня достаточно и пережитых неприятностей.

– Что ж, это резонно, – сказал Ремингтон, пытаясь не выказывать волнения. – Из этих же соображений тебе лучше вести себя благоразумно и выполнить взятые на себя обязательства.

Антония остановилась на площадке, обернулась и, с недоверием уставившись на него, сказала:

– Это не смешно.

– И вновь ты права! Я говорю вполне серьезно, сейчас мне вовсе не до шуток. Я намерен довести начатое дело до конца: убедить тебя заняться мужской работой.

Антония вздохнула и быстро пошла по коридору, намереваясь забрать из его кабинета Гермиону и вместе с ней уехать домой. Однако дежурный клерк ей ничего не ответил на вопрос, где ее тетя, а только как-то странно посмотрел на нее. Не оказалось Гермионы и в других комнатах, в которые она заглянула. Она собралась было уже уйти одна, но граф закрыл дверь кабинета и заявил, что просто так он ее не отпустит.

Антония угрожающе выставила вперед зонт и спросила:

– Чего ты добиваешься?

– Разве тебе это не понятно? – вкрадчиво спросил, в свою очередь, Ремингтон. – Там, в переулке, ты не задавала мне столько лишних вопросов.

– Прекрати свои глупые намеки и коварные интриги! Ты снова задумал меня соблазнить! Скажи на милость, зачем тебе это нужно? Только не хитри, ответь мне честно!

– Хорошо, отвечу как на духу: я хочу на тебе жениться, – откровенно признался он.

У Антонии екнуло сердце и перехватило дыхание: к такому ответу она была не готова. Надменно вскинув голову, она ответила:

– Я за тебя не пойду.

– Это почему же? – криво усмехнувшись, поинтересовался Ремингтон, наступая на нее.

Антония попятилась, перебирая в уме возможные варианты достойных ответов. Причин для отказа могло насчитаться не менее тысячи, но в данную минуту ей в голову пришли только три.

– Ты мне совершенно не нравишься! Ты мне абсолютно не нужен. А главное, я тебе не верю. Ты лгал мне, клеветал на меня, выдумывал обо мне всякие небылицы, не раз обманывал меня наиподлейшим образом. Запомни: я тебе не слабоумная девчонка и не игрушка! Я не позволю собой манипулировать. И ради всего святого, оставь меня в покое, я обойдусь и без твоей «благородной» помощи. Никто и ничто не заставит меня провести остаток жизни с мужчиной, который мне и безразличен, и противен!

– Хотелось бы узнать только, каким ты себе представляешь свой идеал? Ты уверена, что встретишь кого-то, от которого у тебя вскипала бы в жилах кровь и кружилась голова? – спросил граф, продолжая наступать.

Ей почудилось, что пузырьки воздуха побежали у нее под кожей: так ей вдруг захотелось ощутить его прикосновение и утонуть в его объятиях. Он оказался прав, мерзавец! Кровь опять закипала в ее жилах. Попятившись, Антония очутилась в углу возле окна и поняла, что она пропала.

– Я никогда не кривил с тобой душой, Антония, – пылко произнес Ремингтон. – Возможно, тебе в это не верится, но я говорил о тебе и твоих дамах искренне, от чистого сердца. И в том, что натворили мои дружки в моем доме, я совершенно не повинен. Что же до всего остального…

Мои изъяны и грехи тебе известны. Дай же мне шанс реабилитировать себя в твоих глазах! За две недели ты не только получше узнаешь меня, но и полюбишь.

Он дотронулся до ее руки – и дрожь охватила ее с головы до пят. Его ладонь, большая и сильная, излучала тепло. Она почувствовала себя совершенно беззащитной перед этим огромным мужчиной, пробуждавшим в ней и нежность, и злость, и вожделение. Из последних сил Антония резко оттолкнула Ремингтона и выбежала в коридор.

Тетушку Гермиону ей удалось обнаружить в той самой комнате, где был сервирован для интимного обеда стол. Старички уже перекусили и теперь наслаждались отменным вином, глядя друг на друга с откровенным обожанием.

– Наконец-то, Антония! – воскликнула, покраснев, как юная дева, Гермиона. – Не желаешь ли к нам присоединиться?

– Да, присаживайтесь к столу, – сказал Паддингтон. – Ремингтон вряд ли станет возражать. Вам надо подкрепиться, вы так бледны. – Несмотря на смущение, он все-таки не выпустил руку Гермионы из своей руки.

– Нам пора идти, тетушка! – сказала Антония, сверля Гермиону выразительным взглядом. Та неохотно подчинилась.

Ремингтон проводил дам до входных дверей и велел швейцару поймать для них экипаж. Усаживая в него Антонию, граф как бы мимоходом обмолвился о том, что завтра утром он пришлет за ней свою личную карету к девяти часам.

– Не трудитесь, я больше никогда сюда не приеду, – раздраженно ответила Антония.

– Я в этом не уверен, – с улыбкой возразил он.

И всю дорогу ей почему-то вспоминалось многозначительное выражение его лица при их расставании. Тетушка Гермиона хранила мудрое молчание и благодушно улыбалась, думая о чем-то своем.

– Признаться, такого я от вас не ожидала! – с обидой произнесла Антония, более не в силах терпеть раздиравшую ее злость. – Связаться с дядей Ремингтона! Это же просто уму непостижимо! Как вы могли пойти на такой опрометчивый шаг!

– А что особенного в том, что я отобедала с порядочным джентльменом? – с обидой в голосе спросила Гермиона. – Мне всегда нравились импозантные мужчины. Он такой милый и забавный и постоянно меня смешит. А я давно уже не смеялась, как тебе известно, над мужскими шутками, деточка. Чем же он тебе не приглянулся?

Ответить на этот вопрос Антонии было нечего, причин невзлюбить с первого же взгляда Паддингтона у нее не имелось, если не считать одной – он приходился родственником Ремингтону, что давало последнему дополнительный козырь в его игре.

– Мы с ним почти не говорили о его племяннике, – заметила Гермиона, угадав ее мысли. – Паддингтон взял его роль на себя и теперь лелеет надежду, что его любимый племянник вскоре женится и подарит ему внуков. Паддингтон обожает детей. Своих у него, к сожалению, нет. Я понимаю, как ему горько и тоскливо! Ведь и я тоже не имею других близких родственников, кроме тебя. Ты мне как дочь. Между прочим, ты ему понравилась, – добавила она.

– Это очень мило с его стороны, – сказала Антония и, смутившись, отвернулась и уставилась в окошко. – Мне кажется, что он приличный и порядочный мужчина.

Гермиона с облегчением вздохнула и промолвила:

– И еще он сказал, что обеспокоен будущим Ремингтона. У графа, оказывается, не так уж и много знакомых дам. И Паддингтон считает, что ему пора бы обзавестись…

– Любовницей, – договорила за нее Антония с негодованием.

– Да, разумеется. И детьми тоже. Я вот подумала и пришла к выводу, что было бы неплохо, если бы ты…

– Тоже перестала жить монашкой, – снова подсказала ей Антония, все сильнее утверждаясь во мнении, что Гермиона переметнулась в стан ее врага.

– Ну, в общем, да. Абсолютно ясно, что его сиятельство увлечен тобой, деточка, и хочет исправить свою ошибку.

– Послушайте, тетушка, – натянуто произнесла Антония, – не могли бы вы помолчать?

Гермиона обиженно поджала губы.

Весенние дни становились все длиннее, и свечи в гостиной уже не зажигали раньше девяти. Этот вечер тоже не стал исключением. В сгущающихся сумерках Гермиона рассказывала подругам о сегодняшних приключениях, когда в комнату вошел Хоскинс.

– К нам посетительница, мадам! – объявил он.

– В столь поздний час? – удивленно спросила Гермиона, прервав свой увлекательный рассказ.

• Предыдущая
• 61/96
• Следующая