Друзья - Юмото Кадзуми - Страница 22
- Предыдущая
- 22/32
- Следующая
Нежный закат заполнил все вокруг. Проник в наши сердца…
10
Несмотря на тайфун с его ураганным ветром и проливным дождем, космея не погибла. Смятые и, казалось бы, безнадежно поломанные стебли поднялись с земли, потянулись к небу. На стебельках один за другим появлялись новые листья красивого зеленого цвета, гораздо более густого, чем раньше.
— Молодец, не сдается! — восхищенно сказал Кавабэ.
Теперь после занятий мы сразу шли к деду — его дом сделался чем-то вроде нашего штаба. Мы наблюдали за космеей, ели купленные по дороге булочки и делали домашнее задание.
Дед всегда встречал нас какой-нибудь фразой вроде: «Опять вы приперлись» или «Будете шуметь — выгоню». Но тем не менее купил еще три специальных подушки, чтобы мы могли сидеть все вместе вокруг низкого столика.
— Что вы все зубрите да зубрите? Для чего вам? У вас все равно головы дырявые.
— Дырявые. Оттого и приходится зубрить.
Такие разговоры Кавабэ и дед вели ежедневно по нескольку раз на день.
Но на самом деле он здорово нам помогал — делал вместе с нами домашние задания по истории и по родной речи. Каждый раз, когда нам задавали новые иероглифы, он находил слова, которых мы не знали и чтобы они обязательно писались с этими иероглифами. Он показывал нам слово и объяснял его значение.
Когда мы проходили иероглиф «крона дерева», он объяснил нам слово «кущи» — «океан крон». Иероглиф «завладеть» мы запомнили благодаря слову «Ашура» — «завладевший шелком». Ашура — это такой зловещий воинственный демон, живущий либо в дремучем лесу, либо в морской пучине. Потом был еще иероглиф «гроздь», который пишется в слове «вымя» — «молочная гроздь». Это самое «вымя» даже Ямашта запомнил с первого раза. Благодаря деду Пончик вообще стал гораздо лучше разбираться в иероглифах.
Как-то вечером мы возвращались домой, после того как дед рассказал нам невероятную историю о Минамотоно Ёсицунэ — это тот великий полководец двенадцатого века, который объявил войну собственному брату и потерпел сокрушительное поражение. Так вот, оказывается, он вовсе не покончил жизнь самоубийством, как учили нас в школе, а бежал на северный остров Хоккайдо, откуда морскими путями добрался до материка и сделался там монгольским героем — легендарным Чингисханом. Впрочем, великий полководец меня не очень волновал.
— Слушайте, вы помните ту старушку, которую мы навещать ездили?
— Из дома престарелых?
— Ага… Она вам никого не напоминает?
— Чего? — Ямашта с Кавабэ переглянулись.
— Ты о ком?
— А вы сами не заметили?
— О! — Ямашта посмотрел на меня.
— Похожа, правда?
— Похожайохожа.
— Да на кого? Скажите уже! — Кавабэ все еще не догадывался.
— Помнишь, «Лавка семян Икэда»?
— На старушку из лавки?
— Что, скажешь, не похожа?
— Похожа.
Деду мы решили пока не рассказывать, что ездили к Яёи Коко в дом престарелых. Это был наш секрет.
— Может, попросим у нее, ну, у этой старушки…
— Что попросим?
И я рассказал о своем плане.
Вид у него был такой, будто он встретился лицом к лицу с призраком.
Когда мы привели к нему старушку из лавки и сказали, что это Яёи Коко, он посмотрел на нее так, как если бы она восстала из мертвых.
Поначалу мы сказали старушке из лавки, что космея вот-вот расцветет, и пригласили ее посмотреть на цветы. Но по дороге мы все ей объяснили и попросили ненадолго стать Яёи Коко.
— Понимаете, он все еще не может ее забыть.
— Он, наверное, каждый день мечтает о том, что встретится и поговорит с ней.
— Знаете, как он обрадуется!
— Что же делать? — задумалась старушка. — Вряд ли он поверит, что я это она.
— Поверит! Вы очень похожи! Вы невысокая, кожа у вас белая и лоб круглый, совсем как у нее.
Старушка машинально коснулась рукой своего лба.
— Я смотрю, мальчишечки, вы все продумали.
— Да.
— Ну хорошо. Молодцы. Раз так, то я согласна.
— Ну, вот и хорошо! — эхом отозвался Ямашта.
Дед как раз вышел во двор с тазиком в руках снимать сухое белье. Услышав, кого мы ему привели, он застыл, как изваяние. Старушка вежливо ему поклонилась.
На веревке весело раскачивались дедушкины подштанники.
— Может, присядете здесь? — позвал с веранды Ямашта. Он уже успел принести с кухни два стакана с холодным пшеничным чаем.
— А ты, я смотрю, чувствуешь себя как дома. — На самом-то деле дед вовсе не смотрел на Ямашту. Он торопливо пошел к дому, и лицо у него было страшное. Немного не дойдя до веранды, он вдруг обернулся и сказал гостье:
— Пожалуйста, заходите, садитесь. — И с этими словами взошел на веранду.
А еще через мгновение, все так же крепко прижимая к себе тазик, сел со всего размаху на курившуюся благовонную палочку, которая горела на веранде, чтобы отпугивать комаров.
— Ай-яй-яй, горячо!
Старушка с трудом подавила улыбку. На деда было страшно смотреть.
Я сделал Ямаште знак рукой: «Посторонним покинуть помещение».
На следующий день мы, как всегда, после занятий направились к деду. Увидев нас, он не произнес ни слова. В комнате было жарко, пахло свежевыглаженным бельем.
Дед спрыснул из пульверизатора белую наволочку и прошелся сверху утюгом. Раз, другой, нажимая с силой, чтобы разгладить складки. Потом поставил утюг на подставку, взял следующую наволочку и снова начал брызгать из пульверизатора. На руке, в который был зажат утюг, выступили синие жилки.
— Жара такая, а вы гладите. Давайте лучше пообедаем!
— Хотите, мы в магазин сходим?
— Может, и правда нужно чего купить?
Он продолжал молчать. Ни слова в ответ не сказал.
— Как прошла встреча? — не выдержал наконец Кавабэ. — Как вчера было?
Дед выдернул провод из розетки и принялся надевать хрустящие от чистоты наволочки на подушки. Он молчал и в нашу сторону не смотрел.
— Вы не хотели с ней встречаться, да? — испуганно спросил Ямашта.
И на это никакой реакции не последовало. Ямашта укоризненно взглянул на меня, словно говоря: «Вот, посмотри, что ты наделал! Вечно придумаешь что-нибудь…»
— Вы что, сердитесь на нас, что ли? — спросил я, надувшись. Дед сложил — одна на другую — четыре подушки, которые в постиранных, свежевыглаженных наволочках выглядели новенькими, только что купленными, и кинул на меня мрачный взгляд.
— Вам повезло, что я пообещал этой женщине вас не ругать.
— Вы что, сразу догадались?
— А ты как думал?
— Так вы поэтому сердитесь?
Дед облокотился на башенку из четырех подушек и сказал:
— Вы ее заставили соврать, жулье бесчестное!
— Какое еще жулье?! — тут же завопил Кавабэ.
— Заткнись, идиот! — зарычал дед.
Меня буквально подкинуло в воздух — я еще никогда не слышал, чтобы он издавал такие звуки.
— Мы хотели как лучше!
— Как лучше, как хуже… Не в этом дело.
— А в чем? В чем дело?
— А в том, что вы чужую жизнь в обезьянье шоу превратили.
Он уже не кричал, но эти слова — мрачные, тяжелые — придавили меня, как каменная плита. Это было гораздо, гораздо серьезней, чем если бы он сказал, что мы придурки и злобные уроды.
— Я честно думал, что это хорошая идея. Она так похожа на ту, другую…
Тишина. Долгая-долгая тишина. Я даже испугался. Осторожно глянул на деда и увидел, что он буквально сверлит меня глазами.
— Что это значит?
И тут я понял, что проболтался.
— Что это значит: «Похожа на ту, другую…» А?!
Кавабэ процедил сквозь зубы:
— Ну и придурок же ты, Кияма.
Ямашта, понимая, что все потеряно, втянул голову в плечи.
— Ну, мы с ней встречались… — сказал я.
— Вы ее нашли?
— Да.
И я рассказал ему все по порядку. О том, как мы обзванивали ее однофамильцев. О доме престарелых. О сестре и племяннике, в доме которых она раньше жила.
— И как она? В порядке?
Дед опустил голову так низко, что я не видел ничего, кроме его лысой макушки.
- Предыдущая
- 22/32
- Следующая