Развеянные чары - Тернер Дебора - Страница 17

Пусть прошедшая ночь была только прекрасной случайностью, но теперь Коннор Брендон точно знал, что ни за какие богатства мира не откажется от ее повторения.

Только зачем она придумала эту дурацкую и абсолютно неправдоподобную историю с потерей памяти? Это не может быть правдой, это просто смешно и нелепо, хотя…

Несколько раз за сегодняшний день он ловил в ее глазах такую растерянность, что это его на самом деле тревожило. Может, она и впрямь ничего не помнит?

Одно из двух: либо она великолепная актриса, либо она действительно потеряла память.

Честно говоря, какая-то часть его сознания даже надеялась на это. Если Линда Чериш забыла все… Это значит, что она забыла и Ника.

Кое-что от прежней Линды осталось. Возможно, на уровне инстинктов. Вот сейчас она идет впереди него по узкой и заросшей густой травой тропе по довольно крутому склону, но ни разу не попросила остановиться передохнуть, не оперлась на его руку. Прежняя Линда Чериш тоже не просила о помощи. Никогда.

Что могло вызвать амнезию? Признания Пенни? Развенчание светлого образа ее ненаглядного Ника? Занятия любовью этой ночью? Последнее могло бы польстить его мужскому самолюбию, будь он хоть чуточку примитивнее. Как говорится, она любила его до потери памяти…

А еще эти опасения Тони Херда! Время для выяснения этой ситуации он выбрал явно неудачное, к тому же ничего конкретного Коннор не услышал. Растраты в фонде Чериша… причастность к этому Линды…

Что ж, теперь у него есть неделя. Целых семь дней. Он должен за это время выяснить правду.

На вершине холма они остановились. Линда сорвала несколько листьев эвкалипта и растерла их между ладонями. Поднесла к лицу и с наслаждением втянула пряный аромат. Коннор тоже вдыхал этот чудный запах. Если бы Линда не знала, что он стоит рядом, то ни за что бы об этом не догадалась: даже по траве и опавшим листьям Коннор двигался совершенно бесшумно, словно крупный хищник, уроженец здешнего леса.

Коннор взял ладони Линды, поднес их к лицу. Линда подумала, что навсегда запомнит этот безгрешный и прекрасный момент: они стоят на вершине цветущего холма, над прекрасным и диким островом, вместе вдыхая пряный аромат эвкалипта, и глаза Коннора смотрят на нее. С нежностью. Без насмешки. Без скрытой мысли.

— Ну что, убедилась? Это действительно остров.

— Убедилась. А что это за место?

— Архипелаг Уанпарагоа. Видишь вдали линию? Это остальные острова. А в той стороне, вон там, материк. Прямо на берегу живут Кай и Джой.

Линда вопросительно взглянула на него. Некоторое время Коннор вглядывался в эти доверчивые и непонимающие синие бриллианты, затем добавил чуть мягче:

— Это твой босс и его жена. У них есть дочурка, Элли, на ее крестинах мы вчера были. Да будто ты не знаешь!

Линда грустно опустила голову и не ответила. Помолчала, потом тихо спросила:

— Мы можем спуститься на берег?

— Можно, только это довольно долго. Не боишься дороги через камни?

— Нисколько. Пошли?

— Это дальше, чем кажется отсюда.

— Я не хрупкий цветочек, а этот остров не настолько велик, чтобы путешествие по нему измотало кого-то до смерти.

— Ну, как сказать…

По дороге они болтали и смеялись, иногда подначивая друг друга, и глазели по сторонам, получая от этого искреннее удовольствие. Уже внизу, прыгая с камня на камень, они разглядели в прозрачной воде маленького осьминога, который при виде них немедленно притворился камушком.

Коннор оказался прав: дорога была довольно длинной. Ноги у Линды гудели, и, когда они уже шли по песчаному пляжу обратно к дому, она едва их передвигала. Конечно же, Коннор это заметил.

— Ты в порядке?

— Все отлично. Замечательный остров. Как давно он стал твоим?

Как-то так получилось, что Коннор больше не казался ей врагом. Совместная прогулка сблизила их, помогла наладить нормальные человеческие отношения.

— Сто пятьдесят лет назад здесь был прииск. Океан разрушил шахту и тоннели. После этого остров почти ничего не стоил, и мой предок купил его. Прапрадед, полагаю. Здесь он рыбачил, выращивал хлеб, маниоку и цветы, здесь они с женой растили восьмерых детей.

Линда остановилась и задумчиво сказала:

— Тихая здесь, должно быть, была жизнь…

— Это с восьмерыми-то детьми?

Она рассмеялась, но осеклась, увидев, как окаменело лицо Коннора. Линду словно обдало холодом.

— Что я сделала не так?

— Ничего. Мне нравится твой смех. Ты еще больше хорошеешь. Кстати, ты знаешь, что когда ты злишься, у тебя глаза становятся зелеными?

— Хм, спасибо, хотя я сомневаюсь, что глаза могут изменять цвет.

— Твои изменяют. У тебя красивый голос, нежный и звонкий, но всегда очень… дисциплинированный. А вот когда ты смеешься… Сегодня я впервые это слышал.

— Не может быть!

— Правда. Я бы запомнил. Сейчас ты была очень юной и свободной.

— Наверное, как и все смеющиеся люди…

— Наверное. Ладно, пошли. Аппетит-то уж мы нагуляли точно.

Они ели холодного цыпленка, фрукты и сыр, а потом пили крепкий и душистый кофе, любуясь заходящим солнцем. Вскоре глаза у Линды стали слипаться, и тогда Коннор с притворной суровостью приказал:

— Спи. Тебе надо отдохнуть.

— Но я уже вздремнула после завтрака… И вообще, после обеда спали только в прошлом веке…

— Ерунда! После обеда спят, когда хотят отдохнуть. Спи здесь. Мне нравится смотреть на тебя спящую.

— Ну уж нет. Вдруг я храплю во сне?

Коннор улыбнулся и нежно коснулся ее руки.

— Нет, королева. Ты смешно посапываешь, это есть, но уж точно не храпишь.

Огонь пробежал по жилам Линды. Она вспыхнула и попыталась отвести взгляд, но золотые глаза притягивали, приказывали, настаивали и не отпускали. Тихий голос мужчины стал на октаву ниже.

— Мы не спрячемся от этого, Линда. Даже если оба потеряем память. Прошлой ночью мы любили друг друга так, что об этом можно только мечтать, и ты заснула в моих объятиях счастливой…

Она смотрела на его руки и чувствовала, как по спине бегут мурашки. Серебряный дождь перед глазами, золотое пламя в крови… эти руки ласкали ее тело прошлой ночью. Эти руки знали ее всю. И она была счастлива!

Жестокая и циничная усмешка неожиданно исказила смуглое лицо Коннора.

— Ты хочешь меня точно так же, как я хочу тебя. Но не надо бояться! Я не юнец и способен управлять своими страстями. К тому же я не собираюсь срывать с тебя одежду на пороге собственного дома и силой принуждать спать со мной.

— Я не хочу…

Голос Линды прозвучал безжизненно и вяло. Силы мгновенно оставили ее. Очарование дня безвозвратно улетучилось, оставив лишь горечь, страх и неуверенность. Она сделала всего один шаг — и Коннор моментально оказался у нее на пути. Он стоял, уперевшись рукой в дверь, и смотрел прямо на нее. Потом поднял руку и провел пальцами по лицу Линды. Его прикосновение заставило ее задрожать, напрячься, но вместе с тем разбудило такие воспоминания, от которых сладко заныло в груди. Коннор коснулся пальцами ее уха, отбросил черную прядь…

— Какие изящные ушки! Когда память вернется к тебе, я украшу эти ушки бриллиантами. Самыми большими, какие только найду. Ты будешь одета в бриллианты. И больше ни во что. А потом мы займемся любовью…

Линда буквально примерзла к полу, но в следующее мгновение Коннор отступил, давая ей пройти. Она стремглав ринулась в комнату и захлопнула за собой дверь. Здесь можно было чувствовать себя в безопасности. Относительной.

Линда сорвала с себя одежду, торопливо натянула просторную футболку и нырнула в прохладную белизну постели, словно надеясь отыскать утраченные воспоминания среди мягких пуховых подушек.

Не вышло. Единственное, о чем напоминала эта постель, — Коннор Брендон, его сильные руки, смуглое жаркое тело, горячие и жадные губы, отблески света в темных вьющихся волосах, золотые невероятные глаза…

Линда ворочалась, гнала от себя возбуждающие видения и пыталась вспомнить утренний сон, но ничего конкретного не вспоминалось. Только ощущение блаженства и спокойной уверенности женщины, которую любили всю ночь.