Ницше. Введение в понимание его философствования - Ясперс Карл Теодор - Страница 27

Даже с помощью такого сравнения мы не узнаем, что, быть может в течение десятилетий, моглопредшествовать началу острого паралича, или, наоборот, никак не относится к симптомам предварительной стадии, предшествуя заболеванию случайным образом. Поскольку какое бы то ни было достоверное знание по этому вопросу сегодня ещё невозможно, остаётся простая задача — получить описательноезнание о протекании у Ницше заболеваний и психологически фиксируемых состояний, которые нельзя рассматривать как болезни, не делая различий между тем, что обладает внутренней взаимосвязью, составляя однуболезнь, и тем, что представляет собой совершенно разныезаболевания, которые только случайно сочетаются в одном и том же человеке.

1. Хотя после тяжёлого заболевания дизентерией, которой он заразился на войне, проходя службу санитаром, Ницше вскоре выздоровел, у него спустя некоторое время начинаются повторяющиеся желудочные боли, и с 1873 г. недомогания постепенно становятся частыми и многочисленными: прежде всего это приступы сильных головных болей в сочетании с болезненной чувствительностью к свету, рвотой, с ощущением общей слабости — состояния, которые как при морской болезни всё чаще приковывают его к постели. Несколько раз он надолго терял сознание (Эйзеру, 1.80). Близорукость, которая у него была с юности, соединилась с продолжительным недугом глаз; помимо приступов случались затяжные головные боли с ощущением тяжести в голове (Эйзеру, 2.80); помощь других людей, читавших ему вслух и особенно писавших письма под его диктовку, играла всё бо́льшую роль в его духовном бытии.

Эти заболевания с разной степенью тяжести сопровождали его на протяжении всейжизни; в смене улучшений и ухудшений состояния нельзя заметить никакой закономерности. Так в 1885 г. он опять пишет о том, что «стремительно теряет зрение». 1879 г. с одной стороны, согласно письмам, был самым тяжёлым («у меня было 118 тяжёлых приступов; более лёгкие я не считаю» — Эйзеру, 2.80), с другой стороны, и в этот год бывали улучшения («и вот теперь это странное улучшение! Правда, оно длится пока только пять недель» — Марии Баумгартнер, 20.10.79).

Несмотря на остроту заболеваний, на продолжительность болезненных состояний, на глубокий кризис, затронувший всё существование Ницше, медицинского диагноза, который подвёл бы эти симптомы под некую ясную, однозначно известную картину той или иной болезни, поставить не удалось. Говорили о мигрени, о психоневротическом процессе, возникшем в связи с отчуждением от Р. Вагнера, об органическом процессе поражения нервной системы, но без какого бы то ни было ясного результата.

В мае 1879 г. по причине болезни Ницше отказался от должности профессора и начал жизнь путешественника. Летом того же года был написан «Странник и его тень». Следующей зимой, — которую он провёл в Наумбурге у матери, — состояние становится настолько плохим, что он ожидает конца (прощальное письмо Мальвиде фон Мейзенбуг, 14.1.80).

2. Тем не менее с февраля 1880 г. Ницше снова на юге, начинает новые записи, которые в тот же год были опубликованы под заголовком «Утренняя заря». Отныне начинается духовное развитие, в ходе которого постепенно возникает некая новая точка отсчёта для его идей, появляются теперь уже подлинное осознание им своей миссии и определяемое ею самосознание. Мы можем наблюдать эти перемены с августа 1880 г. до момента, когда они достигли своей высшей точки в июле-августе 1881 г., и до состояний вдохновения, которые он пережил в 1882 и 1883 гг.

Тот, кто читает письма и сочинения в их хронологической последовательности, постоянно имея в виду то, что происходит до и после данного момента времени, т. е. сознательно концентрируя внимание на временных соотношениях высказываний, не может не испытать исключительно сильного впечатления: начиная с 1880 г. с Ницше происходят такие глубокие изменения, каких в его жизни прежде никогда не было. Они проявляются не только в содержании идей, не только в новых произведениях, но и в форме переживаний; Ницше как будто бы погружается в новую атмосферу; то, что он говорит, обретает иной тон; этот всепроникающий настрой представляет собой нечто, что до 1880 г. не имело никаких предвестий и предзнаменований.

Мы здесь не спрашиваем, верно ли сам Ницше понимает своё духовное развитие (см. аб. 89сл.): в этом мы не сомневаемся. Мы не спрашиваем и о смысле духовных содержаний и экзистенциальных переживаний, которые ему теперь открываются; мы не сомневаемся в их внутренней взаимосвязи, выявляемой общим порядком изложения, предпринятого нами в этой книге. Но мы спрашиваем: не проявляется ли в способе возникновения в жизни Ницше чего-то нового нечто, что, не будучи духовно и экзистенциально необходимым, придаёт этому новому как бы не связанный с ним обязательным образом оттенок; или: не поступает ли на службу этим духовным импульсам и целям нечто, что мы обозначаем неопределённым словосочетанием «биологический фактор».

Метод, каким мы рассматриваем перелом, случившийся с Ницше в 1880 г. и повлиявший на последующие годы, представляет собой не подведение под те или иные медицинские категории и даже не выявление «симптомов», которые кажутся «подозрительными», но лишь хронологическое сравнение. Феномены рассматриваются не сами по себе, а с точки зрения того, являются ли они новымии какие из них не существовали раньше, и остаются ли они в психическом и духовном отношении недоступными пониманию, если исходить из того, что им предшествовало.

Исходной точкойданного изложения является упомянутое общее впечатление, возникающее при строго хронологическом прочтении. Цель данного изложения — пробудить таковое впечатление у читателя в той мере, в какой у него возникают вопросы при собственном изучении Ницше, и обратить его внимание на происходящие изменения путём приведения отдельных высказываний и фактов. Нельзя представить ни одного доказательства, которое исходя из частностей непреложно свидетельствовало бы о том, что здесь действует некая болезнь. Но это общее впечатление имеет для нас то значение, что оно — на современном этапе возможного познания — хотя и не может быть доказано, однако возможно, если не весьма вероятно. Вопрос, волнующий нас в ходе подобного изучения, и основной для понимания жизни Ницше заключается в том, что означает этот перелом (1880–1883): представляет ли он собой результат чисто имманентного духовного развития, или здесь происходит нечто с участием внедуховных биологических (т. е. в принципе познаваемых естественнонаучными средствами) факторов, нечто, что ведёт Ницше к вершине его творчества, но в то же время в силу появления новых сторон, которые прежде совершенно отсутствовали, лишает его возможности быть полностью понятым и ставит в ситуацию быть может непреодолимого отчуждения [35]. Из множества подлежащих сравнению высказываний, которые составляют фактический материал, некоторые следует процитировать:

Если в январе 1880 г. ещё доминировало сознание конца («я полагаю, что осуществил труд своей жизни, правда, мне было отведено недостаточно времени. Я мог бы сказать ещё так много, и в каждый свободный от боли час я ощущаю себя таким богатым!» — сестре, 16.1.80), то теперь в способе самосознания, в опыте существования, в основном, всеохватывающем настроении происходят огромные перемены.

Из Мариенбада: «Последнее время всегда в чрезвычайно приподнятом настроении!» (Гасту, 2.8.80); «я был совершенно вне себя. Однажды в лесу какой-то проходивший мимо господин, пристально взглянул на меня: в этот миг я ощутил, что выражение, должно быть, счастья сияло на моём лице …» (Гасту, 20.8.80). Из Генуи: «Я очень сильно болен, но настроение моё несравнимо лучше, чем в другие годы в подобное время» (сестре, 25.12.80). Из Сильс-Мария: «Никогда не было человека, которому бы менее подходило слово “подавленный”. Мои друзья, которые многое разгадали в моей жизненной задаче, полагают, что я если не самый счастливый, то во всяком случае самый мужественный из людей … Впрочем, выгляжу я превосходно: моя мускулатура вследствие моих постоянных походов почти как у солдата, желудок и кишечник в порядке. Нервная система у меня, с учётом той огромной деятельности, которую ей приходится выполнять, великолепная: очень тонкая и очень сильная» (сестре, середина июля 1881). «Интенсивность моих чувств приводит меня в ужас и заставляет смеяться … Путешествуя я плакал … слезами ликования; при этом я пел и нёс всякий вздор, преисполненный новым видением, составляющим моё преимущество перед всеми людьми» (Гасту, 14.8.81). Из Генуи: «Здесь, в Генуе, я горд и счастлив, сущий principe Doria! — или Columbus? Я бродил, как в Энгадине, по возвышенностям, преисполненный счастливого ликования, устремляя в будущее такой взгляд, на какой до меня ещё никто не отваживался. От состояний, определяемых не мной, но “существом дела”, зависит то, удастся ли мне решить мою великую задачу. Верь: во мне сейчас средоточие всей моральной рефлексии и моральной работы в Европе и ещё многое другое. Быть может, однажды ещё придёт время, когда даже орлы будут вынуждены робко глядеть на меня снизу вверх» (сестре, 29.11.81).