Мадам придет сегодня позже - Кубелка Сюзан - Страница 74

• Предыдущая
• 74/76
• Следующая

У Поля вырывается громкий стон.

— Прекрати, Тиция! Иначе сейчас будет катастрофа. Стой, а то будешь вся мокрая!

— Не страшно! — Я беру вожделенный предмет в руку, оттягиваю кожу и ласкаю его языком.

— Эй, не делай этого! — протестует Поль, убирает мои руки и поднимает мою голову. — Прекрати. Лучше я снова пойду в постель.

Что нам остается делать!

Поль не меняется в горизонтальном положении. Нет надобности. Он и стоя на двух ногах — истинное сокровище! Он настолько нежен, что поначалу мне хочется плакать. Я так долго была одна, что проходит два дня, прежде чем я понимаю, что это меня ласкают и целуют, нежат и лелеют, что плохие времена позади и не вернутся.

Занимаемся сексом в шестой раз. Потом спим до четырех пополудни. Поль готовит, на обед у нас спагетти и салат. Я сажусь за свой рабочий стол и черчу планы для Нормандии. В голове сотни идей, одна лучше другой, но как только Поль зовет меня, я все бросаю и иду к нему. Впервые за долгие годы работа отошла для меня на второй план.

Еда необычно вкусная, мы сметаем все подчистую, так зверски мы голодны. Потом нами овладевает страшная усталость! Нам необходимо срочно вернуться в постель!

Где лучше всего переваривать вкусный обед? Разумеется, в мягкой кровати, где же еще? Мы болтаем, смеемся, хихикаем. Прижимаемся друг к другу и занимаемся любовью в седьмой раз. А вечером снова. И потом еще полночи. В три часа мы еще не спим. Заправляемся бутербродами с сыром и пирожными и болтаем до шести!

— Теперь, наконец, спать! — командует Поль и выключает свет.

— Пожалуйста, не надо! — хнычу я. Он снова включает. Я хочу его видеть! Хочу быть уверенной, что он лежит рядом. Именно Поль, а не Томми, Фаусто, Боб или Брис!

Поль ворочается с боку на бок. Мы уже девять раз любили друг друга за последние двадцать девять часов. Он, должно быть, абсолютно готов! Поль душераздирающе стонет.

— Ты устал? — спрашиваю я наконец.

— Да!

— Тебе не спится?

— Нет!

Он прижимается ко мне. Его орудие любви твердое как камень! Я хватаю его, поворачиваю на бок и подношу к себе. Поль надавливает — и я уже чувствую, как чудо-предмет дарит мне новые наслаждения.

Не знаю, как долго мы еще любим друг друга. Я кончаю один раз, Поль дважды. Потом лежим опустошенные.

— Теперь я понимаю, что это такое, когда женщина доводит мужчину до безумия, — говорит Поль, блаженно зевая. — Но ты можешь делать со мной все что хочешь, радость моя! Даже если ты меня убьешь, мне все равно!

— Я? При чем тут я? Ты же сказал, что не можешь заснуть! — Мы хихикаем как два заговорщика.

— Тебе там не больно? — озабоченно спрашивает Поль.

— Нет! А тебе?

— Мне тоже нет! Но все мое тело как-то взбудоражено! Когда я был на кухне, у меня дрожали коленки. Но ощущения неповторимые! — Он сияет. — Я не могу оторваться от тебя! — Он прижимает меня к сердцу.

— Знаешь, что я хочу тебе сказать, — я прерываю молчание, — у меня в животе солнце!

— С каких пор?

— Со вчерашнего вечера. После пятого раза. После того, как ты подарил мне самородок!

— А знаешь что? — отзывается Поль странным голосом. — У меня тоже!

— У тебя тоже? — Мы смотрим друг на друга во все глаза. Потом приподнимаемся.

— У тебя такое уже было? — завороженно спрашиваю я. Поль качает своей черной головой.

— В точности между пупком и волосами, — показываю я. — Там настоящий пожар! Но невообразимо прекрасно!

— И у меня тоже самое, — поддакивает Поль.

— Это нормально, — недоумеваю я, — солнце в животе?

— Наверняка нет, — задумчиво произносит Поль, целуя мои соски, — но мы и есть ненормальные, к счастью!

Мы опять обнимаемся и уже в двенадцатый раз дарим себя друг другу, кратко и сладко! После чего Поль наконец забывается глубоким сном. Самое время.

В блаженном изнеможении я лежу в мягких, белоснежных подушках и радуюсь жизни. Восхищенно оглядываю свою спальню. Она похожа на заколдованный сад. Еще никогда она не казалась мне такой сказочно прекрасной. Занавески смотрятся еще благороднее. Картины ярче. Цветы в горшках больше и зеленее. Пальмовые листья блестят, словно подсвеченные лунным светом. Но луна далеко-далеко и совсем крошечная. Ее почти не видно в парижском небе. Да, любовной ночью все выглядит иначе!

Воздух кажется тяжелым, как духи. Он окружает нас, будто бальзам, и неожиданно приобретает очертания. Мы с Полем зарядили его нашими необузданными ласками, нашим счастьем, сладкими словами, которые мы нашли друг для друга. Мы пропитали воздух эротической силой. Поэтому все по-другому в такие ночи: собственная комната, растения и ты сам! Потому что ты различаешь больше в этом воздухе! видишь красоту всех вещей, магию, которая их окружает.

Тая от счастья, приподнимаюсь. Осторожно, чтобы не разбудить Поля. Он спит, плотно прижавшись ко мне. Дышит размеренно и довольно. Легонько прикасаюсь губами к его голому плечу. От него исходит такой приятный запах. Нет, любовь не ослепляет. Она обостряет зрение. Потому что я вдруг твердо знаю: этого мужчину мне послало небо.

Десять дней абсолютного счастья! Мы поем и хохочем. Долго спим и много едим. По квартире разгуливаем голыми! Она хорошо отапливается, здесь тепло, как в раю. Если мы не лежим в постели, мы постоянно держимся за руки. Когда я черчу, Поль сидит рядом и читает. Так близко, что наши плечи касаются, или бедра, или ноги. Готовим — стоим близко-близко рядом. Во время еды он кладет руку на мою ногу. Моя рука покоится на его правом колене. Кисточкой я вычищаю крошки из его пупка. Он нарезает кусочками пирог и засовывает их мне прямо в рот. Я укладываю феном его густые кудри. Целую его в шею — и мы уже опять лежим в постели, и все как в первый раз.

Во вторник, двадцать шестого января, в доме не осталось ничего съестного. Заставляем себя пойти за продуктами. Но мир такой чужой! Так трудно выносить людей. А одежда и обувь такие неудобные, пальто слишком тяжелые. Нагруженные, возвращаемся домой.

— Наконец-то снова в раю! — вздыхает Поль. Срываем с себя одежду! И только прильнув друг к другу, прижавшись обнаженными телами, мы чувствуем, что мир не пошатнулся, что мир — невредим.

В четверг чертежи готовы. Я отсылаю их в Нормандию. Поль провожает меня до двери.

— Быстренько схожу на почту, — успокаиваю я его, — это для твоего отца. Я скоро вернусь.

Он кивает. Вернувшись домой, я застаю его в прихожей, на том же месте.

— Что случилось? — удивленно спрашиваю я.

— Ты вдруг исчезла, — задумчиво произносит он, — это было так странно. Для меня вдруг погас свет. Я все время не сводил глаз с этой двери и ждал, когда ты вернешься.

Последние четыре дня мы проводим дома. Строим планы на будущее. То, что мы не расстанемся, само собой разумеется. Мы часами простаиваем у окна и смотрим на пруды, ведь Поль так же, как и я, любит животных. В Париже очень похолодало. В пятницу к нам прилетели дикие утки. Два селезня, шесть уточек. Водоемы замерзли, в единственной незатянувшейся проруби плавают утки, пьют чайки, после чего они все вместе чистят перышки на льду. От этой картины невозможно оторвать глаза. Птицы выносливы и жизнелюбивы, холод им нипочем. Они не жалуются. Знают, что рано или поздно придет весна, лед растает и все будет хорошо!

Полю нравятся чайки, но в уток мы просто влюблены. Это сильные, потешные, бесстрашные птицы, которые ни перед чем не останавливаются!

Большой пруд под моим окном обнесен металлическими перилами. Чайки ночуют на них, уцепившись красными лапками за железные трубы. Утки располагаются на краю пруда, сидят на своих перепончатых лапах и задумчиво посматривают вверх!

Так продолжалось один день.

В субботу же селезни повзлетали на перила, на лучшие сидячие места, потеснили чаек, а самочки последовали за ними. До самого вечера они учились зацепляться лапами за железные трубки, иногда сваливаясь вниз и тут же поднимаясь обратно. И вот сегодня, в воскресенье, все восседают на самом верху, и утки, и чайки, страшно гордые, важные и деловые. Мы помираем со смеху.

• Предыдущая
• 74/76
• Следующая