Карми - Кублицкая Инна - Страница 45
- Предыдущая
- 45/144
- Следующая
— Эй, кто здесь?
— Я здесь, — ответила Сава спокойно.
Сверху из окна высунулась рука с фонарем. Незнакомый привратник оглядел Саву с головы до ног и проворчал:
— Что тебе?
— Я хочу войти, — объяснила Сава.
— Ладно, — после некоторого раздумья сказал привратник. — Если ты там не один, пеняй на себя.
Сава ждала. С каких это пор в доме Руттула стали опасаться ночных гостей? Раньше двери не запирали: в доме всегда были рады гостям, а недруги сами побаивались Руттула.
Стукнул засов. Дверь приоткрылась.
— Чего ждешь? — спросил привратник. — Входи живо. Сава прошмыгнула в дверь и остановилась у порога, вытирая о циновку грязь с сапожек.
— Да брось, — миролюбиво оттолкнул ее привратник. — Что уж тут… — Он закрыл дверь на засов. — Зачем ты пришел?
Сава молчала. Что-то чужое было в атмосфере знакомого дома. У них в людской никогда не было такого беспорядка. Стены на пять пядей снизу были попорчены водой; штукатурка отсырела и местами поотваливалась. Мебель тоже пострадала. Запах гнили и сырости был здесь, и еще какой-то знакомый, но совершенно неуместный в доме Руттула запах.
— Ладаном пахнет… — проговорила Сава.
— Как же еще будет пахнуть, если в доме покойник.
— Кто умер? — быстро спросила Сава.
— Ты разве не знаешь, малыш? — переспросил привратник. — Руттул умер.
Новость эта не ошеломила Саву. К чему-то такому, страшному и невероятному, она была готова. Но голос ее дрогнул, когда она спросила:
— Кто распоряжается в доме?
— Я распоряжаюсь, — услышала она голос с лестницы. Она обернулась. С лестничной площадки на нее смотрел Малтэр. Он не узнал Саву:
— Зачем ты пришел, кто ты?
— Меня трудно узнать, Малтэр? — проговорила Сава. Теперь он узнал ее и поспешил навстречу. Привратник с интересом смотрел, как Малтэр целует руку Саве.
— Приветствую тебя, — сказал Малтэр и повел ее в глубь дома. — Ты устала с дороги? Может быть, голодна?
— Нет, — качнула головой Сава. — Когда умер Руттул?
— Вчера утром, государыня, — тихо ответил Малтэр.
— Где он сейчас?
— Но… Госпожа моя, — сказал растерянно Малтэр, — не собираешься же ты идти к покойнику в таком виде?
Сава опустила глаза на свои грязные сапоги:
— Да. Ты прав, Малтэр, — и двинулась в свои покои. Малтэр, озабоченный ее спокойным, даже бесчувственным поведением, последовал за ней, по пути подавая знаки своим людям. Сава шла по комнатам, никого и ничего не замечая. Слух о ее появлении уже разнесся по дому. Люди Малтэра оглядывали ее с любопытством, знакомые слуги кланялись, кто-то пытался поцеловать руку.
— Не надо, — бросала Сава отрывисто, потом, узнав слугу, приказала: — Принеси ведро воды, Мирау.
В ее комнатах было пусто. Малтэр мысленно похвалил себя за то, что запретил своим людям входить в покои принцессы и апартаменты Руттула.
Слуга с ведром теплой воды вбежал в ее комнату сразу за ними, остановился, кланяясь, на пороге.
Сава затопталась, стаскивая с ноги сапог. Слуга подскочил, опустился на колено, помог снять обувь и унес ее. Сава нетерпеливо дернула шнуровку капюшона и тут же запутала узел.
Эта резкость была единственным признаком ее волнения. Малтэр подошел, потрогал узел крепкими пальцами, поддел булавкой и распустил шнуровку.
— А, — сказала Сава равнодушно. — Ты еще здесь?
— Я сейчас уйду, — проговорил Малтэр. — Тебе кого-нибудь прислать?
Сава качнула головой:
— Нет. Зайди через часок.
Малтэр легко поклонился и затворил за собой дверь.
Сава разделась, поплескалась в еле теплой воде, которая тут же стала грязно-мутной, вытерлась насухо большим льняным полотенцем и застыла над сундуком со своими нарядами.
Но честное слово, она вовсе не хотела думать о том, что ей следует надеть! Она вообще не хотела думать. Ей просто необходимо было замереть, укрыться от света, звуков, от людской суеты, но долг и высокое происхождение требовали от нее выбрать соответствующее платье.
Что ей надеть?
Сава припомнила не очень давний разговор с Руттулом. Она увидела на улице похоронную процессию и, загоревшись интересом, спросила, какой цвет на его родине считается траурным.
— Вот в Майяре это белый, а в Миттауре, наоборот, лиловый или синий…, а у вас?
— У нас — черный, — ответил Руттул, погруженный в бумаги. — А в некоторых местах, насколько я знаю, белый. Но если ты выбираешь цвет платья на мои похороны, то советую тебе траура не надевать. Я хочу, чтоб на моих похоронах ты была в красивом платье. В самом красивом, какое у тебя только найдется.
Сава перебирала в сундуке наряды. Здесь их было не так уж много, большинство платьев она держала в Савитри, но здесь были самые роскошные, самые дорогие, в которых она при случае поражала гостей Руттула. Вот платье из белого шелка, но с вышитыми алыми и золотыми цветами, совершенно легкомысленное, совсем не соответствующее сегодняшнему настроению Савы. Вот сине-зеленое, вот голубое… Все пестрое, яркое, раздражающе-веселое.
Она вспомнила о новом, ни разу еще не надеванном платье, которое Хаби обещала отослать в Тавин. В сундуке его не было.
Сверток она нашла в спальне, на широкой тахте; Сава развернула — да, это было оно.
Черный бархат, золотое шитье… С этим шитьем, помнится, Сава намучилась, пытаясь повторить рисунок шитья на Руттуловом костюме. Сколько драгоценного бархата было испорчено, пока она не добилась сходства; девушки-золотошвейки натерпелись с этим платьем, и Саве было немного стыдно из-за своего самодурства.
Она хотела поразить Руттула, а потом, когда загорелась мыслью о миттауском мече, вздумала надеть именно это платье, когда будет дарить меч; поэтому она попросила Хаби после мелких доделок отправить платье в Тавин.
Сава расправила платье, вгляделась в черноту бархата. Да, она наденет именно его.
Сава окунулась в шелестящую ткань. Зеркало отразило ее фигуру, облитую черным бархатом. Сава тщательно застегнула пуговички. К платью она заранее приготовила воротник золотистого игольчатого кружева, но сейчас передумала и выбрала шарф из золотой парчи. Дополнили наряд черные замшевые башмачки на невысоком каблуке.
Когда-то к этому платью она придумывала замысловатую прическу и для этой прически заказала ювелиру заколки, но заколки остались лежать в шкатулке для драгоценностей. Она решила ничего не делать с косой, даже не стала расчесывать, только чуть пригладила. Сава перекинула косу через плечо, растрепала заплетенный в крысиный хвостик конец, провела по нему щеткой.
Коса у нее была всем на загляденье, толстая и пушистая, по колено. Иногда вдовы в знак печали остригают волосы. Теперь Сава их понимала: ей хотелось вцепиться в косу и рвать ее. Но Руттула этим не воскресишь.
В дверь постучали. Сава откликнулась.
Вошел Малтэр, для которого неожиданностью оказался вид Савы. Он задумчиво оглядел ее.
— Пусть будет так, — пробормотал он после молчания. Сава подняла сверток с арзрауским мечом, сняла грубую холстину.
— Дай я понесу, — предложил Малтэр.
— Нет, — качнула головой Сава. — Я сама. Веди к Руттулу.
Малтэр отворил перед ней двери. Сава пошла, поддерживаемая Малтэром под локоток, в малую залу Руттуловых апартаментов.
Увидев безжизненное тело, она пошатнулась. Малтэр подхватил ее, подвел к стулу и усадил. Но сколько он ни всматривался в лицо принцессы, ни одной слезинки не заметил.
Сава взяла себя в руки. Она встала, драгоценный свой арзрауский сверток оставила на стуле и подошла к Руттулу. Смерть изменила его лицо: оно окаменело, погрубело, стало совсем чужим.
Сава поцеловала Руттула в лоб и с печалью стала смотреть на мертвого сургарского принца.
— Ты, конечно, хочешь знать, как он умер… — произнес за спиной почти неслышный голос Малтэра.
— Зачем мне знать? Я могу догадаться, — печально возразила Сава. В тишине зала ее голос прозвучал пронзительно-резко. — Он внезапно тяжело заболел и вчера умер. Мне этого достаточно. Надо ли мне знать больше?
- Предыдущая
- 45/144
- Следующая