Приют изгоев - Кублицкая Инна - Страница 44

• Предыдущая
• 44/119
• Следующая

– Ваше величество… – завороженно проговорил Сабик.

Императрица услышала в тоне юноши что-то необычное и оглянулась, чтобы посмотреть на него; Сабик смотрел в центр зала, где среди нескольких наиболее знатных пар Эйли танцевала с Сегином.

Туда уже были устремлены взгляды многих – внимание всех привлекали серьги в ушах Эйли. Они вспыхивали и переливались всеми цветами радуги – от рубиново-красного до глубокого аметистового, излучая волны самых тонких и благородных оттенков, нюансов, переливов, – казалось, по всему огромному залу пошли гулять разноцветные сполохи небесных зарниц, отражений морских вод, солнечные блики, вспышки молний, радуги…

– Ого! Это все твой киммерий, – укоризненно произнесла Императрица. Ее эти переливы цвета, казалось, не восхитили, а скорее напротив – насторожили.

– Благие Небеса! – восхищенно воскликнул Сабик. – Вот это фейерверк!.. Нет, ваше величество, это не киммерий. От киммерия сверкали бы и браслеты с диадемой. Это камни из серег.

– Они тоже из Ар-и-Дифа?

– Я не знаю, откуда они, – ответил Сабик, не отрывая взгляда от игры цвета. – Я думал, что это простой горный хрусталь.

– Сабик! – сказала Императрица. – Пожалуйста, намекни Сухейль, чтобы она больше никогда не надевала киммериевый гарнитур в присутствии Высочайшей Фамилии.

– Она очень огорчится, – заметил Сабик. Ему и вправду было жалко свою милую сестренку, и Императрица, возможно, неверно истолковав его слова, чуть сжалилась:

– Когда ты придешь ко мне завтракать, я передам тебе для нее утешительный подарок. Пусть вместо киммериевого гарнитура она носит бирюзовый.

Эйли и Сегин даже не подозревали, что стали центром внимания всего бала.

– Почему вы пригласили меня? – спросила Эйли, отнюдь не млея от восторга. Сейчас ее более беспокоила правильность выполняемых ею па.

– Мы в троюродном родстве, – с улыбкой сказал Сегин, умело ведя ее. – И разве вам не хотелось потанцевать?

– Не очень, – призналась Эйли. – То есть, конечно, да, но я боюсь перепутать фигуры. Я еще плохо умею танцевать.

– По крайней мере вы не наступаете на ноги, – ободрил Сегин.

– О, я стараюсь! – Эйли ответно улыбнулась.

Сегин сказал, что она двигается получше иной дебютантки и ничуть не покривил при этом душой; но на всякий случай он был внимателен к музыке и шепотом подсказывал Эйли фигуры..

– А почему Сабик не танцует? – спросила Эйли. – Ему нельзя, потому что ее величество попросила его быть ее кавалером на этом балу?

Сегин кивнул:

– И поэтому тоже… Но он обычно не танцует с незамужними дамами. Он уже помолвлен с дочерью одного северного князя и должен скоро жениться.

– А мне он не говорил ни о какой девушке с Севера, – наивно удивилась Эйли.

– Он ее никогда не видел, – объяснил Сегин. – Но ее отец очень знатный и богатый человек и обладает большим влиянием на Севере, а Сабику нужна поддержка. Он очень уязвим.

– Вот как… – печально произнесла Эйли и едва не сбилась с шага.

Сегин поддержал ее и сменил тему:

– Эту диадему вы привезли из-за Края Земли?

– Что? Нет. Мне ее вчера подарил Сабик.

– Никогда не видел ничего подобного, – как бы между прочим заметил Сегин. – Что это за металл?

– Это киммерий, – ответила Эйли, – его привозят из Ар-и-Дифа.

– И вам не про… не страшно к нему прикасаться?.. Ар-и-Диф… Его называют еще Жуткой Пустыней.

– Почему? У нас в Таласе многие вещи привозят из Ар-и Дифа.

– Странное, должно быть, место этот ваш Талас…

– У нас лучше, чем здесь, – убежденно сказала Эйли. Сегин усмехнулся.

– Ваши серьги так ярко сверкают от этой люстры, – сказал он, снова меняя тему.

– Представляете, – охотно ответила Эйли, – Сабик сначала хотел, чтобы ювелир огранил камни под бриллиант.

– Молоденьким девушкам неприлично носить бриллианты, – наставительно сказал Сегин.

– Да. – Эйли согласно кивнула. – Даже если они не из алмаза, а из горного хрусталя. Впрочем, мне бриллианты не очень нравятся…

– Теперь, прошу вас, реверанс на прощание и танец кончился, – шепотом подсказал Сегин. И добавил вполне искренне: – Благодарю вас, княжна, за доставленное удовольствие.

Эйли улыбнулась и выполнила положенное.

Проводив Эйли до возвышения, где сидела Императрица, и поблагодарив Ее и Сабика, Сегин вернулся к матери. Морайя была бледна от злости и растерянности.

– А ну-ка признавайся, мой сын, что ты сделал с Младшим Арканом? – потребовала она с ходу.

– С чем? – не понял Сегин.

– Я подарила тебе волшебный камень, – накаленным голосом сказала она. – Где он?

Сегин вспомнил.

– А! – Его лицо приняло виноватое выражение. – Боюсь, я его потерял, матушка.

– Так-то ты относишься к моим подаркам! – с укором произнесла Морайя.

Но в ее голосе не было горечи.

Младший Аркан исполнил свое предназначение. Он нашел девушку, предназначенную ее сыну судьбой.

Но сын уже был женат – а девушка оказалась сопливой девчонкой из-за Края Земли.

После двух недель отупляющей жары с востока пришла огромная черная туча и вместе с долгожданным дождем щедро насыпала града. После подсчета убытков староста большого товьяр-ского села Лайды пошел к хозяину поместья.

Именно поэтому двигаться с места совсем не хотелось. Поэтому Абраксас разрешил себе посидеть лишние полчаса, созерцая горы зеленого лука и пирамиды разноцветных сыров, послушать, что люди говорят.

Над площадью реяла стая серебристых, как капли ртути, шаров величиной с голову двухлетнего ребенка, и все, кто обернулся зачарованно смотрели на эти шары, не в силах оторвать глаз от гипнотического танца и мерцания серебристых зеркал. И только Абраксас чувствовал, нет – знал, что может отвести взгляд, может шевельнуть рукой, может встать и уйти.

Был он в этом отражении выше, чем на самом деле, и вместо обычной его одежды был на нем богато вышитый камзол, великолепный берет, вместо того обшарпанного, что он сейчас держал в руке, и рука его лежала на украшенном сверкающими камнями эфесе шпаги, спускающейся до самых каблуков великолепных ботфортов, а на плечи его был накинут Заговоренный Плащ Предков, спрятанный на самом деле в его поясе… Прямо не Абраксас, а парадный портрет из галереи предков.

Абраксас остался стоять среди по-прежнему неподвижной толпы, но словно бы совсем отдельно, будто один на площади и во всем городе. Он огляделся – нет, люди были рядом, в тех же позах. Только животные, кажется, не замечали ни шаров, ни неподвижных людей: лошади и волы жевали свое сено и овес; птицы клевали все, что попадалось им; собаки искали добычу и удивленно воровали куски мяса прямо с прилавков мясников; прошла полная достоинства сытая пушистая кошка с придушенным только что здоровенным куренком.

Площадь ахнула сотней глоток. Кто упал на землю, прикрывая голову руками, кто на четвереньках бежал под прилавок, кто прятался по-иному от страшного серебряного града – всем было ясно, что шары всей своей ртутной тяжестью сейчас ударят по живому, и не будет от них спасения…

А во всем городе уже слышался шум… Уже звонили колокола – но не набат, а что-то праздничное… Народ хлынул с улиц на площадь – и уже те, кто только что улепетывал, возвращались радостные, словно узнали благую весть… И все толпились за спинами серебристых плащей, и лица их сияли восторгом.

И вот в одно мгновение Абраксас будто вынырнул из отупляющей эйфории собственного всевластия и восторженности, охватившей его и весь город… Только что он принимал все это как должное – а сейчас ему было противно и стыдно.

Что же случилось? Что произошло?

Часы пробили полночь… Нет, час… И в тот же миг он отрезвел, очнулся. Почему? Он вспомнил тарелку с ерническим рисунком и поднял руку – тарелка все еще была у него в руке. При чем здесь эта ерунда? Он отшвырнул тарелку, и та с сухим звоном разбилась вдребезги.

• Предыдущая
• 44/119
• Следующая