Фердинанд Врангель. След на земле - Кудря Аркадий Иванович - Страница 51

• Предыдущая
• 51/99
• Следующая

В отдалении с шумом плюхнулась в воду стая крупных птиц — лебеди, гуси? В темном зеркале озера плясал отраженный огонь костра.

После короткой паузы Лукин выложил еще одно тревожившее его подозрение:

— Я так думаю, Иван Яковлевич, киятайглюты в покое нас не оставят. Они мне в открытую сказали: сами, мол, на Кускоквим не суйтесь — воронью и зверю лесному хорошая пожива от ваших тел будет.

— Вот как? — изумленно крякнул Васильев. — Ну посмотрим, посмотрим...

Пока он не был готов дать своим спутникам определенный ответ, пойдут они на Кускоквим или нет. Эту ситуацию надо бы как следует обмозговать.

Да какое же имел он право подвергать Лизоньку и их невинную малютку столь тяжким испытаниям? Так корил себя в душе Врангель, когда под проливным дождем преодолевали очередное болото.

Гиблые топи сменялись черными горными хребтами с лежащими меж них озерами — их гладь была затянута льдом. Но вот добрались до цветущей долины, где сам Господь словно предлагал расположиться на ночлег.

— Привал! — с облегчением объявил Врангель.

Но проводники-якуты с испугом закричали:

— Барда свалом — надо ехать дальше.

На расспросы Врангеля, почему нельзя остановиться здесь, последовало укоризненное разъяснение, что тут растет «пьяная трава» и если лошади будут есть ее, они обезумеют и издохнут.

Якуты знают, что говорят, незачем спорить с ними. Уж лучше, чтоб сохранить лошадей, — в новые топи под проливным дождем.

У реки Белой наконец-то поставили палатки, стали сушиться у огня. Но среди ночи часовой толкнул крепко уснувшего начальника каравана:

— Беда, ваше благородие, вода прибывает!

От дождей река переполнилась, и вода уже грозно бурлила возле палаток. Быстро поднятые на ноги люди начали снимать палатки и переносить лагерь на возвышенность.

— Прости меня Лизонька, — сжав руку жены, виновато говорил Врангель. — Я не должен был подвергать опасности ваши жизни, и тысячу раз правы те, кто не советовал мне брать вас с собой. Никогда себе не прощу, если с тобой или с малышкой что-то случится.

— Зачем опять говоришь об этом, — покачивая подвешенную в палатке люльку, ответила жена. — Вот увидишь, все обойдется и мы будем знать: самое тяжелое уже позади.

Благодарно глядя на нее затуманившимся от нежности взглядом, Врангель молча гладил ее руку и думал: «Ты сокровище, а я безумец, недостойный безумец!»

Пройдя мрачным ущельем, поднялись к горам, называемым «Семь хребтов». Реку Аллах-Юна преодолели на лодках, а лошадей пустили вплавь, и на ее берегу устроили дневку. Пограничный столб удостоверил, что здесь заканчивается Якутский уезд и дальше лежит уже Охотская область.

Из всех ранее осмотренных отрядом Васильева озер Туксю оказалось наиболее глубоким и богатым рыбой. Поставленные на ночь сети приносили неплохой улов сигов, щук, нельмы. Слегка посолив, ее подвяливали впрок, коптили на огне.

Сопровождавшие отряд туземцы каждый день уходили на охоту и возвращались с подстреленными в горных лесах оленями. Добывали и бобров — их караулили у южного, низменного берега, где из озера истекала река, впадающая в Нушагак.

Наступил июль, и солнце нагревало воздух почти до тридцати градусов. Спасаясь от жары и буйно расплодившихся кровососов, Васильев раздевался и, презрев советы осторожного Лукина, лез в ледяную, прозрачную как слеза воду. Наслаждаясь привольной жизнью на берегу Туксю, он все оттягивал выступление к Кускоквиму, тем более что надежных проводников, готовых вести отряд к этой реке, найти так и не удалось.

Бежавшие из отряда туземцы вдруг обнаружились по соседству. Однажды Лукин передал Васильеву, что заметил на южном конце озера, где беглецы поставили свои шалаши, их встречу с пока не изменившими русским аглегмютами. По словам Лукина, две партии туземцев сошлись друг с другом на лодках и долго о чем-то беседовали.

— Не к добру все это, — выразил опасение креол.

— Чего же нам теперь ждать? — хмуро спросил Васильев.

— Боюсь и этих сговаривают оставить нас, — предположил Лукин.

Несмотря на приказ прапорщика удвоить бдительность и зорко наблюдать за туземцами, в ночь отряд покинуло четверо аглегмютов из пяти. Последнего Лукину удалось все же схватить и силой удержать на берегу. Через час пристрастного допроса Лукин выжал из него признание, что киятайглюты угрожали убить аглегмютов, если они не покинут русских, а потом расправиться и с русскими. Потеря проводников ломала планы. Теперь нечего и думать идти на Кускоквим.

Сидевший, припав спиной к дереву, туземец-аглегмют смежил веки. На его лице, разрисованном цветными полосами, играл отсвет восходящего солнца. Резкий крик чайки, взлетевшей в небо с серебристой добычей в клюве, пробудил тишину будто спавшего озера. И вновь назойливо напомнили о себе комары.

Васильев перевел взгляд на затухавший костер и сказал Лукину:

— После завтрака сворачиваем лагерь. Будем сплывать по реке к Нушагаку. Они все же вынудили нас повернуть назад.

Близ реки Юдомы опять встретились топкие бадараны, но за ними началась возвышенность, поросшая лиственничным лесом.

Особенно большое, одиноко стоявшее дерево привлекло внимание Врангеля: его кора на уровне человеческого роста была испещрена многочисленными надписями своего рода дорожная почта. Один благодарил судьбу за милосердие. Другой проклинал медведей, задравших последних лошадей. А некий купец, совсем недавно миновавший эти места, предупреждал о близости разбойников, ограбивших его караван.

В тот же день, вечером, переправившись через Юдому, отряд достиг почтовой станции Юдомский Крест, названной так из-за массивного деревянного креста, поставленного в местной часовне. Здесь уже отдыхал от тягот пути незадачливый суздальский купец, у коего, судя по горестному и сбивчивому рассказу, банда разбойников, беглецов с солеваренного завода, отняла пятьдесят тысяч рублей денег и часть товаров.

— Нет в России порядка и не будет! — сокрушался купец. Его обвязанная бинтами голова монотонно, как у китайского истуканчика, покачивалась из стороны в сторону.

Обеспокоенный рассказом Врангель попросил у смотрителя станции выделить для охраны каравана трех казаков, чтобы они проводили до следующего ночлега.

Через неделю наконец-то добрались до цели странствия — унылого, с выстроенными в линию домами, замкнутого с двух сторон морем, а с запада слившими реками, порта Охотск. Лишь небольшая деревянная церковь с золотившимся на солнце куполом оживляла суровый пейзаж.

Почуяв приближение каравана, множество свободно гулявших по селению ездовых собак огласили окрестности приветственным лаем.

— Боже, какая тоска! — не могла сдержать эмоций баронесса Врангель.

А Фердинанд Петрович, не отрывая глаз от акватории порта, где покачивался на волнах бриг с подвязанными парусами, ободряюще сказал жене:

— Не печалься, Лизонька! Скоро отправимся в Америку, и там, надеюсь, будет немножко веселее.

Увы, и столица Русской Америки, Ново-Архангельск, куда в конце сентября прибыли через месяц плавания от Охотска, не изменила в лучшую сторону подавленного состояния, в коем находилась юная баронесса Врангель. Плавание бурным в это время морем заставило ее испытать страдания иного рода, обычные для человека, впервые ступившего на палубу корабля.

При подходе к Ситхинскому заливу, в последнюю перед прибытием ночь, задремавший рулевой умудрился подставить борт судна прямо под удар мощной волны. Она промчалась по палубе, как таран, сорвала и смыла вельбот, играючи унесла с собой более мелкий скарб и просочилась во все щели шлюпа, знавшего лучшие дни.

— Боже, Фердинанд, что это, мы тонем? — в ужасе вскричала баронесса, когда вслед за ударом волны судно резко наклонилось на левый борт и в каюту с шумом полилась вода.

К утру ветер унес тучи. Притулившееся у подножия гор селение предстало путникам при ласковом сиянии солнца.

• Предыдущая
• 51/99
• Следующая