Мраморный рай - Кузнецов Сергей Борисович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/13
• Следующая

Последний, раненый, на столе. Очень плох. Мало того что его подрали… не видно, непонятно, отрывочно… так еще и яду напустили эти… Вторую сейчас достал пинцетом из раны дядя Хирург. Всего их три. Их яд воздействовал на… Голову? Чем помочь? Как не допустить, чтобы раненый погиб?

Мальчик в коридоре зажмурился и сжал кулачки.

И в тот момент, когда Хирург, достав из раны последнюю тварь, отошел, Полина присела на стул (ноги от напряжения не держали ее вовсе), а Яков отвлекся на банку, человек на столе вдруг немыслимым образом изогнулся – и заревел трубно, напугав медиков.

Не умрет, донес человечек-мотылек. Теперь точно не умрет.

Денис открыл глаза.

Полина, еще не придя в себя от страшного крика раненого, с беспокойством вгляделась в темное пространство коридора за полуоткрытой дверью медицинского блока. Ей показалось, что она увидела там сына. Она даже сделала несколько шагов к выходу.

– Денис?

Человечек-мотылек возвратился, и Денис поспешно отступал к лестнице. Очень хотелось спать. Но главное: он сумел помочь. Сам не знал, как, да это было и не важно, но сумел.

– Сынок, это ты?

– Полина, – сказал Хирург. – Мы не закончили. Сейчас обработаем раны и перевяжем…

– Мне кажется, – неуверенно сказала она, – там мой Дениска…

– Откуда ему взяться? Спит твой Дениска. Посвети лучше.

Но она еще почти минуту вглядывалась в темноту коридора, пока не удостоверилась, что там действительно никого нет.

Торги завершились под утро. Большинство караванщиков к этому времени спали прямо на полу. Запах в Зале стоял такой, что глаза Сергея слезились, и он покашливал.

Джедай все-таки купил «шоколад» за свиную колбасу, добытую в метро на «Речном вокзале», и патроны; был взбешен ценой, но вида старался не показывать.

Василий ушел в самый дальний угол, уселся на пол и, прислонив голову к стене, задремал. Почти сразу к нему присоединился младший Джедаев сын, привалился, устроился поудобнее и тоже закрыл глаза. Не спали только сам Джедай, его старший, трое членов Совета Общины, Сергей, да странная женщина, пришедшая с караваном. На протяжении всех торгов она то и дело принималась плакать – но теперь почти беззвучно.

Аркадий Борисович жадно расспрашивал Джедая о том, что видели караванщики в дороге, о том, какая жизнь на Ганзе, какая в Полисе. Тот отвечал скупо, сквозь зубы – все не мог простить себе слабости, которую проявил при покупке «шоколада». Добиться красочного, подробного рассказа банкир так и не сумел.

Сидевший рядом с членами Совета Сергей следил за их разговором невнимательно: все его мысли занимала женщина, так нагло и зло его отшившая. Однако ни малейшей обиды на женщину в нем не было. Напротив, Сергей все еще жалел ее и хотел бы хоть чем-нибудь помочь.

– Кто она? – спросил он Джедая, вклинившись в разговор и кивая в сторону женщины.

– Сумасшедшая сука, – отрезал караванщик.

Сергей молчал, ожидая продолжения.

– Прибилась к нам три дня назад, – сказал Джедай. – Толку от нее нет. Поклажу нести не может, устает. Стрелять не умеет. Парни пробовали… – он сделал неопределенный жест лапищей, – так стала кусаться, царапаться, вцепилась в лицо и чуть не оставила без глаз… Куда там вашим волкокрысам…

– Не знаем, что с ней делать, – добавил старший сын.

Валентин Валентинович заволновался, с подозрением косясь на Сергея.

– Ты прекрати! Вижу – что-то задумал!.. Добреньким хочешь быть, понимаю, но я не позволю. Никто не позволит… Лишний рот, знаешь ли…

– Лишний работник, прежде всего, – сказал Сергей. – Как зовут ее?

Джедай едва заметно пожал плечами.

– Сергей, учти: урежем рацион вашей семьи! – не унимался Валентин Валентинович. – За свой счет кормить ее будешь! У нас непредвиденный едок – тот раненый, когда-то еще работать сможет, а жрать такому слону много надо!

– Нельзя этого, – сказал Сергей. – Она с караваном пропадет.

– А толку от нее, как от бабы, все равно нет, – сказал Джедай. – Захочет остаться – забирайте.

– Сергей! – зашипел Валентин Валентинович, но тот уже направился к женщине.

Она при его приближении напряглась и сразу перестала плакать. Сергей сел рядом с ней на пол.

– Тебя как звать? – спросил он.

– Ди… Динара… Дина, – несмело, но вполне мирно ответила та.

– А меня Сергей. – Он мельком глянул в сторону мужчин: пять пар глаз внимательно наблюдали за ними. – Хочешь остаться здесь, Дина?

Она недоверчиво посмотрела на него.

– Нужно будет работать, – продолжал Сергей, – здесь все работают. Но это все же лучше, чем идти с караваном. Тут тебя никто не обидит. До утра осталось несколько часов. Я организую место для сна, а днем подумаем, куда тебя поселить.

Он снова посмотрел на сидящих поодаль мужчин. Валентин Валентинович качал головой, банкир ухмылялся, Скрынникову, казалось, было все равно.

Ничего, подумал Сергей, ничего… Все правильно.

Сейчас уже практически невозможно восстановить хронологию событий, которые привели к образованию Общины в нынешнем ее виде, – слишком много прошло времени, а записей вести никто не пытался, не до того было.

Известно лишь, что в те страшные дни, когда закончилась прежняя жизнь, слишком многие жители города оказались осведомлены о том, что расположенный на окраине засекреченный «ящик» с пятью своими минусовыми этажами может служить убежищем. Столько народу оборонный институт в любом случае не вместил бы.

Толпы обезумевших от страха людей расстреливались еще на дальних подступах к институту. Да и не с той стороны «ящик» им надо было штурмовать – гермоворота, ведущие на минусовые этажи, находились совсем в другом месте. Однако, по казенной формулировке тогдашнего руководства, была опасность, что вход будет «стихийно обнаружен».

Именно поэтому охране был отдан приказ стрелять на поражение по всем гражданским, которые приближались к объекту ближе, чем на полкилометра.

Люди шли за спасением, за надеждой и получали пулю в живот.

Из тех, кто тогда участвовал в бойне, сегодня в живых почти никого не осталось, хотя среди них было много молодых солдат; для тех же, кто не умер и нашел в себе силы продолжать жить все эти годы, самой, наверное, тяжкой мукой являются сны. Почти все они засыпают с трудом, часто просыпаются ночью, и тела их, испытывая катастрофический недостаток отдыха, быстро изнашиваются.

Тех, кто знал, с какой стороны подобраться к институту, тогда нашлось не так много; оказалось, что, если зайти с правильной стороны, место в Ноевом ковчеге можно было купить. Главное, заплатить – и вот ты уже внутри. Во сколько ты ценишь свою жизнь? Сколько отдашь за жизнь своей любимой девушки? Сына? А если не хватит заплатить за все, что выберешь?

Те, кто слушал рассказы дедов про войну, вещей с собой не брал. Вместо одежды, вместо драгоценностей – консервы и мешки с картошкой, вместо денег – крупа. Едой платили. Нанесли столько, что первое время колония совсем не бедствовала.

Но была и другая плата. Был случай, когда успешный бизнесмен, прихвативший с собой из сейфа кейс с валютой, на входе в бункер понял, что деньги в новом мире обесценились. С военным руководством – пятью здоровыми мужиками – ему пришлось расплатиться красавицей женой и пятнадцатилетней дочерью.

Дочь в семью не вернулась, осталась жить с одним из военных, жена заболела и зачахла, а сам бизнесмен год спустя во время выхода на поверхность отстал от группы, и больше его никто не видел.

Численность колонистов на протяжении многих лет ее существования была плавающей. Иногда она сокращалась: люди умирали – иные от болезней, иные от тоски по небу; мужчины гибли во время рейдов на поверхность. То вдруг начинала активно восполняться: беженцы, отсиживавшиеся по подвалам и коллекторам, приходили целыми семьями. Некоторым из них даже повезло не встретить на своем пути ни одного зверя – и они слушали, раскрыв рты, истории о разного рода чудовищах и воспринимали их, как сказки. Кого-то приводили с собой и просили оставить караванщики, но такое бывало крайне редко.

• Предыдущая
• 5/13
• Следующая