Полночный вальс - Куин Джулия - Страница 66
- Предыдущая
- 66/66
— Я по-прежнему жду стихи.
— Что?
— Стихи о любви, написанные тобой.
Джон вздохнул.
— Я сделал тебе самое романтичное предложение, какое когда-либо доводилось получать женщине. Ради тебя я взобрался на дерево. Я встал перед тобой на колено. Зачем тебе нужны еще и стихи?
— Мне необходимо что-нибудь вещественное — такое, что сохранили бы наши правнуки после нашей смерти, чтобы они говорили: «Да, наш прадедушка и вправду любил прабабушку». Полагаю, это не так уж глупо.
— А ты напишешь мне стихи?
Белл минуту обдумывала эту просьбу.
— Попытаюсь, но я не так талантлива, как ты.
— Откуда ты знаешь? Уверяю тебя, мои стихи покажутся тебе отвратительными.
— До знакомства с тобой я терпеть не могла поэзию, а ты всегда любил ее. Значит, можно сделать вывод, что твое мышление поэтичнее моего.
Джон взглянул на жену. Ее лицо в свете свечей сияло любовью и преданностью, и он понял: он ни в чем не сможет ей отказать.
— Если я пообещаю написать тебе стихи, ты пообещаешь мне позволить целовать тебя всегда, когда мне вздумается?
Белл засмеялась.
— Для этого тебе ни к чему мое обещание.
— Нет, я имею в виду — во всех комнатах? Можно ли мне будет предаваться этому занятию в своем кабинете, в твоем будуаре, в зеленой гостиной, и в синей, ив…
— Подожди, подожди, я сбилась со счета, — рассмеялась Белл. — Которая из комнат зеленая гостиная?
— Та самая, в которой стоит синяя мебель.
— Но тогда какая из них синяя гостиная?
Джон потупился.
— Не знаю.
Белл сдержала улыбку.
— Так мне можно целовать тебя там?
— Полагаю, да, но при одном условии — если ты поцелуешь меня немедленно.
Джон застонал от удовольствия.
— Я к вашим услугам, миледи.
Несколько дней спустя Белл проводила послеобеденные часы в своем будуаре, читала и писала письма. Они с Джоном надеялась побывать в Уэстонберте, навестить Алекса и Эмму, но скверная погода нарушила их планы. Белл сидела за столом, глядя, как капли дождя стекают по стеклу, когда в комнату вошел Джон, по-мальчишески засунув руки в карманы.
— Какой приятный сюрприз! — воскликнула Белл. — Я думала, ты занят бумагами, которые прислал Алекс.
— Я соскучился по тебе.
Белл улыбнулась.
— Можешь принести сюда свои бумаги и читать их рядом со мной. Обещаю, я не стану отвлекать тебя.
Джон поцеловал ее в макушку.
— Само твое присутствие отвлекает меня, любимая. Я не смогу прочесть ни слова. Ты обещала разрешить целовать тебя в любой комнате дома — помнишь?
— Кстати, об обещаниях: ты еще не сочинил стихи?
Джон с невинным видом покачал головой.
— Увы!
— Значит, условия с твоей стороны пока не выполнены. Придется ограничиться поцелуями в верхних комнатах.
— Ты играешь не по правилам, Белл, — упрекнул Джон. — Стихи требуют времени. Думаешь, Вордсворт выдавал поэмы по первому требованию? Вряд ли. Поэты подолгу работают над каждым словом, они…
— Так ты написал стихи?
— Я начал писать, но…
— О, пожалуйста, почитай! — у Белл загорелись глаза, и Джон решил, что в эту минуту она похожа на пятилетнюю девчушку, которой только что разрешили взять еще одну конфетку.
— Ну хорошо, — со вздохом согласился он.
О, как мила она, когда волну волос Ее подхватит шаловливый ветер, Иль на щеках румянец вспыхнет ярче роз, Глаза от искр любви зажгутся светом.
Белл прищурилась.
— Если не ошибаюсь, кто-то написал эти строки за несколько веков до тебя. Кажется, Спенсер. — Она с улыбкой показала мужу книгу, которую только что читала, — «Эдмунд Спенсер. Избранное». — Тебе следовало бы появиться с ними часом раньше.
Джон нахмурился.
— Я сам написал бы их, если бы этот Спенсер не опередил меня.
Белл терпеливо ждала.
— Ладно, будь по-твоему. Я прочитаю тебе собственное творение. Гм…
Ее краса подобна ночи…
— Ради Бога, Джон, не повторяй одну ошибку дважды!
— Неужели я ошибся? — пробормотал он. — Значит, это ты уже слышала?
Белл кивнула.
Джон набрал побольше воздуха.
— В Ксанаду Хубилай издал новый указ…
— Ты становишься невыносимым, Джон.
— Ладно, ладно, Белл, я прочитаю тебе что-нибудь свое. Но предупреждаю тебя, это… впрочем, увидишь сама. — Он вытащил из кармана измятый листок бумаги. Со своего места Белл видела, что он испещрен исправлениями и перечеркнутыми строками. Джон откашлялся и взглянул на жену.
Белл ободряюще улыбнулась.
Он вновь откашлялся.
У любимой глаза точно синее небо, А за нежность улыбки хотелось мне бы Весь мир отдать ей, И когда в объятья Я ее вновь ловлю — Понимаю, как крепко люблю. Мой мир, прежде черный, ныне стал солнечным Поцелуи средь звезд, ласки днем, танцы в полночь…
Закончив, он смущенно поднял глаза.
— Конечно, над ними требуется еще поработать, но, пожалуй, рифмы мне удались.
Белл не отрываясь смотрела на него, и ее нижняя губа неудержимо вздрагивала. Его строкам недоставало изящества, но все огрехи искупали откровенность и глубина. И если он потратил столько времени, предаваясь занятию, к которому не питал склонности, только потому, что об этом попросила его она, Белл… Не в силах сдержаться, она всхлипнула, и крупная слеза скатилась по ее щеке.
— О Джон! Должно быть, ты и вправду меня любишь.
Джон подошел ближе и поднял ее с дивана, заключая в свои объятия.
— Ты не ошиблась, дорогая. Поверь мне: я и вправду тебя люблю.
- Предыдущая
- 66/66