Экспансия - Денисов Вадим Владимирович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/92
• Следующая

Я ему тут же легонько, но чтоб спазмик-то пробил, вмазал по правой почке, чтобы это безобразие прекратить. Вот паразит! Кто тебя просит тут полномочным диппредставителем выступать, да с такими резкими движухами? Напугать людей хочешь? Ну падла, я тебе дам наедине… Ну и что, что мы тысячу раз обсуждали, как хорош был бы русско-немецкий союз и какого толстого анкерного болта можно такой бригадой ввинтить в самый пуп этой планеты? Ты кто таков, чтоб такие предложения кидать?

Бургомистр пристально посмотрел на этого урода и спокойно спросил:

— Это официальное предложение вашего руководства?

Гоблин косяк прорубил и тут же заерзал:

— Ну это я…

Но добазарить до окончательно глупого Коломийцев ему не дал. Он буквально сдернул его со сцены и на прекрасном немецком заявил:

— Наш друг в эмоциях и по-человечески полон желания помочь. Сейчас, как мы понимаем, не до политики, надо решать самые насущные проблемы. И мы готовы содействовать вам.

На большом «сотниковском» столе еда двух видов: наша и местная. Вот такой русско-немецкий стол. Вернее, его жалкие остатки: тут у Штаба завтрак был, корпоративный. Пока мы рассказывали немцам об этом мире и способах жизни в нем — они мало что знали, — почти все и умяли.

Немцы выставили жареное мясо косули, копченую рыбку, какие-то соленые травки и морс. Косуля с вертела: как мы прибыли, так ее и насадили. Жаренье на вертеле — целая наука: чтобы тушу пропечь, но не спалить, опыт требуется, терпение и многие часы контроля. Мясо рублено крупными кусками. Так и хочется в духе антуража грызть и бросать разбитые обухом крепкого ножа кости на пол, радуя господских охотничьих псов. Но собак у немцев нет и кошек нет. И птиц нет — ни курочек, ни гусочек. Ни «бе-бе», ни «му-му».

Однако они сразу и с чистой душой предложили нам зарезать и зажарить молодого поросенка. От такого предложения мы с Мишкой чуть сознание не потеряли! У них есть свиньи! Давай расспрашивать, что да как, — точно, три свиньи и восемь поросят.

Как их можно есть! Может, это последние свиньи на Земле-5.

С нашей стороны — картоха, сгущенка, колеса «Пражской» колбасы, квашеная капуста, хлеб, чай, сахар и кофе. И красненький блок гордеевской «Примы». В итоге из шести берлинцев не курят лишь двое — остальные периодически дымят у бойниц, выходящих на реку, с непередаваемым кайфом. Оказывается, немцы все еще курят!

Вот молодцы они… Увидели наши запасы провианта — и никакой алчности во взглядах, достойно держатся, это дорогого стоит. Но я, заметив блеск в усталых женских глазах, сказал: «Извините-ка, мужики…» — и сразу подвинул сгущенку им. Еще три банки ушли к оставшимся в Берлине детям.

Встретили нас… Не знаю, как вам и сказать, ребята.

Нет, не как братьев, это слишком банально и слишком неполно. Знаете, как будто к матушке в гости приехал, в маленькую деревню, где ты вырос и где, по-чудачески, не был года три, исправно находя оправдания. Вот вся деревня и бегает теперь из дома в дом, радуется, вкусненькое несет. Вот уж действительно как к родным. Такое всегда чувствуешь, этой ауры искусственно не сотворишь.

В зал постоянно входят мальчишки-посыльные, но тяжелые дубовые двери ни разу не грохотнули, а все распоряжения бургомистр отдает не свистящим громким шепотом с матами и переспросами, а в письменном виде, отрывая листочек за листочком из маленькой записной книжки. Только глядя на эту щедрость и понимая, каков дефицит бумаги в этом мире, можно понять всю экстраординарность визита русского флота на Шпрее.

— Мужики, вы поймите нас правильно, многого не дадим, — не стесняясь, завел отчасти гниловатый базар Гоблин, никто таких минут не любит. — Что можем, отсыпаем без жабы и затирок с Главным, потом ответ держать будем как сумеем, «огнестрел» в этом мире посчитан и легко не дается.

— Геноссе Миша, мы все понимаем, — кивнул Рольф Холландер. — И будем рады даже одному гладкоствольному ружью, а уж двум…

С оружием у них швах. Полный.

Единственный ствол имеется у капитана, страсть сколь странный девайс — не то двуствольный пистолет 12-го калибра, не то обрез, однако же «обрез фабричной сборки». Он его носит в кожаном чехле, за спиной, как в кино. Мы полюбопытствовали, прочитали надпись «Hudson».

— Этот «хаудах», — пояснил Рольф, — сделан после выхода фильма «Мэд Макс», игрушка бешеного Мела Гибсона.

Диковинный трофей боевой капитан снял с бездыханного «зусула», зарезанного им собственноручно еще в первый месяц попаданства — так несколько абстрактно называли «страшных африканских бойцов» в одной старой юмористической телепередаче. Сериал про танк «Железный Капут». Я один раз сказал, Гоблин посмеялся, да так и прижилось. А что, сколько их там бегает, всяких-разных, кто знает, а называть как-то надо. Негры — скучно и неточно. Для меня с советских времен негры — это те, кого надо кормить, жалеть и защищать от американцев. В нашем мире такие перевелись, остались зусулы.

К короткому обрезу у немца имеются три красных картечных патрона, уже потертых от частой смены мест дислокации. Рольф бережет их на случай возникновения самой страшной ситуации — прорыва врагов в крепость. На этом современный «технологичный» арсенал германцев и заканчивается, остальное вооружение немцев — луки.

Не позавидуешь.

— Не, ну мы же в понятиях, нужды людские видим, так что без байды, — сложно ответствовал Мишка. — Короче.

Он вытащил из мешка два полуавтомата «Браунинг голд фьюжн», добавил к стволам несколько пачек патронов: картечь и «бреннеке». Это трофеи, «арабские», часть вооружения экипажа «Дункана».

Взяв и осмотрев ружья, Рольф что-то быстро пояснил бургомистру, тот кивнул, громко щелкнул пальцами — и в комнате немыслимым способом передвижения Джима Керри материализовался чернявенький пацанчик, схватил записочку и исчез. Капитан ничего не стал комментировать и благодарить, выдержанно ждал дальнейшего.

— Так… Пистолет вот есть, французский «MAS М 1935А», всего один, старина далекая. Но вполне работает, проверен. — Гоблин звякнул по столу «пестиком». — Ну и два нагана — классика, вечная тема. Тут ведь особенности у нас — современного оружия практически не найти, снабжаемся довоенными образцами или времен Второй мировой… Ну и маслят к ним, сколько можем.

Патронов оказалось немного: с чего бы мы много к короткостволу таскали?

Вот сейчас Холландеру стало уже тяжело скрывать эмоции.

Что такое военному, присягой, личностным выбором, сердцем, привычками и понятиями нацеленному на защиту своего народа, оставшись без оружия, вдруг обрести таковое? А с ним и новые возможности, недоступные ранее способы ведения боевых действий, уверенность в боеспособности подразделения… Это как с переформирования вернуться. Как в наступление пойти после долгих лет безнадежного сидения в окопах. Как родиться заново, и опять — воином.

Револьверы он придвинул к себе, а пистолет после тщательного осмотра подвинул бургомистру, господину Ульфу Курцбаху. Солидный мужик этот Ульф. Молчаливый, спокойный, но люди слушаются его беспрекословно, приказы исполняют быстро. Избито, но у германцев вообще с организационной частью полный «гут». И вид-то у него классический, «бургомистровый», хотя, и это очевидно, он уже прилично похудел за время вынужденной групповой робинзонады. Стрижен накоротко — тут все мужики так стрижены.

В комнату зашел и сел рядом с командиром еще один служивый — Эрих Вайнерт, высокий молодой человек, румяный, даже краснощекий, обманчиво «юношеский» на вид. Но глазки-то сержантские.

Тут Гоблин вдруг повернулся ко мне:

— Что по «одиннадцатому», Кость?

— Отдаем, — махнул я рукой.

Чего его жалеть, мало ли диковинных пистолетов в группе? Не жмись в тяжелую минуту, и тебе откликнется. Может, потому некоторые нас и считают лоховатым народом. Да ладно, пусть считают, вышибем когда-нибудь мы эти считалочки из зазнавшихся бошек. Это их собачье дело, а по мне, именно так — по душе.

Бряк! На столешницу — кстати, у Сотникова она покруче будет — лег трофейный сомалийский «Кольт M1911».

• Предыдущая
• 37/92
• Следующая