Таинственный цилиндр - Куин (Квин) Эллери - Страница 32

• Предыдущая
• 32/71
• Следующая

– Я думаю точно так же, – улыбаясь, сказал Эллери. – Но всегда следует тщательно рассмотреть все без исключения возможности, чтобы ничего не упустить.

– Если же он был там по делу, то исключительно для того, чтобы встретиться с кем-то. Может быть, этот кто-то и стал его убийцей?

– Ты ставишь чересчур много вопросов, Эллери, – вздохнул инспектор. – Томас, давай-ка посмотрим еще раз содержимое пакета.

Велье снова разложил перед инспектором те предметы, которые они уже видели. Перчатки, колпачок от авторучки, пуговицу и носовой платок Квин сразу же отложил в сторону. Остались только фантики от конфет и смятые программки. Поскольку конфетные обертки вряд ли могли дать что-либо интересное, Квин занялся программками.

Проглядев примерно половину из них, он вдруг воскликнул:

– Поглядите-ка, что я нашел, парни!

Все трое склонились над столом, заглядывая через плечо инспектору. Квин разгладил программку: ее смяли и выбросили. На внутренней стороне, рядом с традиционной для Римского театра рекламной заметкой о мужской моде от руки было написано несколько цифр, а также красовались всякие каракули, которые люди обычно рисуют на бумаге, когда задумываются.

– Инспектор, похоже на то, что вы нашли программку Монти Фильда! – воскликнул Флинт.

– Так точно, господа мои! Похоже именно на то! – коротко сказал Квин. – Флинт, поищите-ка в бумагах, которые мы нашли в карманах покойного, письмо с его личной подписью и принесите его ко мне.

Флинт поспешил из кабинета.

Эллери внимательно изучал каракули на программке.

Вернулся с письмом в руках Флинт. Инспектор сравнил подписи. Они явно принадлежали одному и тому же человеку.

– Отдадим их на экспертизу в лабораторию к Джимми, – пробормотал Старик, – но, кажется, все ясно и так. Это программка Фильда. Никаких сомнений тут быть не может. Что ты на это скажешь, Томас?

– Не знаю, что могут означать первые два числа, но вот эти «50.000» могут обозначать только доллары.

– Похоже, наш приятель вспомнил про свой банковский счет, – проговорил Квин. – К тому же, кажется, он был безумно влюблен в свое имя и просто обожал расписываться.

– Вряд ли это говорит о его самовлюбленности, – возразил Эллери. – Когда сидишь и бездельничаешь в ожидании – например, в театре перед началом спектакля – часто черкаешься на первом попавшемся клочке бумаги или расписываешься на нем. В театре, естественно, для этого больше всего подходит программка… А желание написать свое имя – феномен, известный любому психологу. Оно присуще всем. Так что вряд ли этот Фильд был таким самовлюбленным, как кажется.

– Впрочем, какое все это имеет значение! – вздохнул инспектор, который, нахмурив лоб, сосредоточенно изучал каракули.

– Может быть, может быть, – задумчиво сказал Эллери. – Но если вернуться к вещам более важным, то я не могу согласиться, что эти «50.000» означают сумму на счету у Фильда. Больно уж круглая сумма-то. Таких круглых чисел на счету никогда не бывает.

– А мы легко можем это проверить, – сказал инспектор, снимая телефонную трубку. Он попросил телефонистку на коммутаторе управления соединить его с конторой Фильда. Поговорил немного с Оскаром Луином и с несколько огорченным видом повернулся к Эллери.

– Ты оказался прав, Эл. На личном счету у Фильда лежит поразительно маленькая сумма. Меньше шести тысяч долларов. И это при том, что он довольно часто оперировал суммами свыше десяти или пятнадцати тысяч долларов, когда расплачивался. Луин и сам поражен. Он сказал, что ничего не знал о финансовом положении Фильда, пока я вот сейчас не попросил справиться о нем.., держу пари, Фильд играл на бирже или был связан с букмекерами.

– Меня не очень удивило это известие, – заметил Эллери. – Но оно подводит нас к одному возможному объяснению, почему в программке у Фильда написано «50.000». Это – не просто сумма денег, а сумма, которую можно заработать на какой-то затее. Затея на пятьдесят тысяч долларов. Неплохой заработок за один вечер – если бы Фильд остался жив.

– А что означают два других числа? – спросил Квин-старший.

– Тут мне надо немножко подумать, – ответил Эллери, снова с размаху плюхаясь в свое кресло. – Но мне бы очень хотелось знать, что это за затея, которая тянет на такую сумму.

Он смолк и принялся протирать очки.

– Какая бы это затея ни была, сын мой, – наставительно сказал инспектор, – ты можешь быть уверен в одном: дело это весьма нечистое.

– Весьма нечистое? – с полной серьезностью переспросил Эллери.

– Да. Деньги – вот корень всех зол на свете, – усмехнувшись, сказал инспектор.

– Не только корень, папа, но и плод! – сказал Эллери, не меняя тона.

– Опять цитата? – насмешливо спросил Старик.

– Из Филдинга, – небрежно ответил Эллери.

Зазвонил телефон.

– Мистер К.? У аппарата Сампсон, – раздался из трубки голос прокурора.

– С добрым утром, Генри, – сказал Квин. – Ты где? И как себя чувствуешь нынче утром?

– Я – в своем рабочем кабинете. Чувствую себя, как побитая собака, – с тихим смешком ответил Сампсон. – Доктор твердо убежден, что я долго не протяну, если буду продолжать в том же духе. На работе же у меня твердо убеждены, что город погибнет, если я не буду появляться на службе. Что тут поделаешь?.. Ну, да ладно. Перейдем к делу, мистер К.!

Инспектор сделал Эллери выразительный знак – знаю, мол, что сейчас начнется!

– Слушаю тебя, Генри!

– Здесь у меня в кабинете сидит один господин, с которым тебе следовало бы познакомиться получше, – продолжал Сампсон, понизив голос. – Он хочет видеть тебя, так что боюсь, тебе придется бросить все свои дела и мчаться сюда. Он… – Тут Сампсон вообще перешел на шепот. – Он – человек, с которым мне очень не хотелось бы поссориться. Вот так-то, Квин, старина.

Инспектор наморщил лоб.

– Я предполагаю, что этот господин – мистер Айвз-Поуп, – сказал он в трубку. – Он, видимо, гневается, что мы вчера вечером допросили его ненаглядную дочурку?

– Нет, не гневается, – ответил Сампсон. – Он действительно очень достойный человек, только… Очень прошу тебя, мистер К., будь с ним приветливее.

– Я специально надену белые перчатки, – хихикнул Старик. – И если это тебя успокоит, возьму с собой сына. Обыкновенно он у нас отвечает за связь с влиятельной общественностью.

– Ну, это было бы просто прекрасно, – с благодарностью сказал Сампсон.

Инспектор положил трубку и повернулся к Эллери.

– Бедняга Генри действительно попал как кур в ощип, – язвительно заметил он. – Но мне его трудно винить: все потому, что он вечно пытается быть со всеми в хороших отношениях. Старается поладить со всеми, а политики, пользуясь этим, все больше на него давят. Теперь у него в кабинете обитает этот Крез. Поехали, сын мой, нам предстоит познакомиться со знаменитым Франклином Айвз-Поупом. Эллери застонал.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, тоже долго не протянешь, – сказал он отцу, но тут же вскочил и надел шляпу. – Ладно, поедем, ублажим этого капитана индустрии.

Квин усмехнулся и поглядел на Велье.

– Кстати, Томас, пока я не забыл! Мне бы хотелось, чтобы ты сегодня поразнюхал кое-что. Ты должен выяснить, почему Монти Фильд, у которого была процветающая адвокатская контора, который жил на широкую ногу, имел на своем личном счете всего шесть тысяч долларов. Что было тому причиной? Игра на бирже? На скачках? Я желаю знать точно. Может, ему пришлось оплачивать какой-нибудь вексель. Луин уже в конторе Фильда и сможет тебе помочь. И коли уж ты этим займешься, восстанови заодно – это может быть очень важно, Томас – картину вчерашнего дня Фильда во всех подробностях. Что он делал – прямо по минутам.

Старший и младший Квины направились к Сампсону. В прокуратуре все были заняты выше головы делами государственной важности, а потому появление какого-то полицейского инспектора в этом святилище не произвело ни на кого особого впечатления. Эллери сразу поскучнел, но его отец только улыбался. И вот, наконец, с недосягаемых высот, подобно громовержцу Зевсу, спустился прокурор собственной персоной, меча молнии в своих сотрудников за то, что они заставили ждать его дорогих гостей.

• Предыдущая
• 32/71
• Следующая