Ночные костры - Кук Линда - Страница 2
- Предыдущая
- 2/76
- Следующая
«О святой Фома! — мысленно взмолился Раймон. — Огради меня от интриг этой женщины!»
— Ваша светлость, — начал он, — мне нечего вам предложить, кроме своего меча. У меня нет поместий, и я не привез со Святой земли награбленного добра.
При последних его словах карие глаза королевы смягчились.
— Вы благополучно вывезли из Палестины вашего короля. Если бы он послушал вас, если бы не поменял планы…
— Кто же мог предвидеть?..
— Вы нашли хороший, надежный корабль, а Ричард пошел на поводу у разбойника и поплатился за это. При всех ваших грехах, де Базен, вы человек умный и заслуживаете нашего доверия. Согласны ли вы еще раз послужить вашему королю?
Раймон пытался сосредоточиться на ее словах. Он не спал со дня злополучного возвращения в родной Базен, а теперь, при разговоре с решительной матерью короля Ричарда, ему требовались все умственные силы. Сделав глубокий вдох, он поднялся со скамьи и встал перед Элеанорой.
— Скажите прямо, ваша светлость: чего вы хотите? Улыбка Элеаноры исчезла. Раймон де Базен никогда не был угодливым придворным льстецом, которого можно водить за нос. А годы, проведенные в Палестине, не смягчили его нрав.
Вдовствующая королева прищурила темные глаза и медленно окинула взглядом стоявшего перед ней высокого рыцаря. Высокий рост, унаследованный от воина-отца, твердые мускулы, приобретенные в сражениях. Восточное солнце обесцветило его густые волосы, создав блестящее серебристо-золотое обрамление для волевого норманнского лица.
Два года на Святой земле лишили Раймона де Базена отзывчивого, мягкосердечного простодушия, на смену ему пришла холодная, непоколебимая суровость.
Элеанора затаила дыхание. Она знала лучше любой другой женщины, что делает с человеком Палестина. В этом воине со стальным взглядом не осталось и следа от юношеской пылкости и идеализма. Не будет ли это глупостью — последней глупостью старухи — вверить будущее Ричарда и ее собственное в руки этого сурового незнакомца?
— Поклянитесь, что сохраните в тайне мою просьбу. Если вы мне откажете, вы не должны никогда говорить об этой ночи.
Наступило долгое молчание. Когда он заговорил, его голос был совершенно бесстрастным:
— Клянусь святым Гробом Господним, что я…
— Нет. Поклянитесь своим мечом. Его глаза угрожающе блеснули. Элеанора ждала.
Наконец на его иссушенном зноем лице появилась слабая улыбка.
— Если я узнаю вашу тайну, но откажусь выполнить задание, ваша светлость поступит безрассудно, выпустив меня живым из этого дома. Лучше просите меня поклясться на моих надеждах дожить до рассвета.
— Я хочу, чтобы вы поклялись на своем мече, Раймон де Базен. Когда вы узнаете, что именно вам предстоит сделать, вы поймете, что я не замышляю против вас ничего дурного.
Его улыбка исчезла.
— Значит, вы меня простили?
— За Пуатье? Давно простила.
Раймон де Базен, как и обещал, дождался захода луны. Перед рассветом он отодвинул засов кухонной двери и покинул безмолвный дом.
У входа в конюшню в настенном рожке горел единственный факел, оставленный слугой. Он отбрасывал длинную тень на гнедого мерина, которого Раймон купил в Лондоне, и освещал рядом с самым краем этой тени фигуру маленького слуги, связанного и с кляпом во рту.
— Что-то ты долго. Я уж думал, старуха тебя прикончила. — Хьюго Жербре, капитан Базенского гарнизона, пригнулся к стриженой гриве своей лошади. В мерцающем свете факела были видны мыло и пот, засохшие на опущенной шее чалой кобылы. Жербре раздраженно взмахнул рукой. — Что хотела от тебя королева?
Раймон хмуро посмотрел на связанного паренька, лежавшего перед дверью конюшни, и прорычал приказ.
Со скрежетом и свистом Хьюго выхватил меч и, нагнувшись к испуганному слуге, перерезал веревку, которой были стянуты тощие, как у цыпленка, ноги.
— Все, парень, — буркнул он, — дуй отсюда.
Когда быстрые шаги мальчика затихли в конце темной дорожки, Раймон вновь обернулся к дородному мужчине, который медленно задвигал в ножны меч.
— Надеюсь, к королевской охране ты проявил больше почтения?
— Этот щенок чуть не лишил меня такой возможности, Фортебрас. Он уже выбежал из конюшни — хотел их предупредить, но я вовремя его остановил. — Жербре вздохнул. — Ну так что, Фортебрас? Скажи мне, чего хочет старуха, а я передам весточку твоему отцу.
Фортебрас. Сильная Рука. Он уже забыл это имя, заработанное на учебном плацу Базена целую вечность назад — до Палестины.
— Милорд?
Раймон покачал головой:
— Скажи отцу, что со мной все в порядке и что я приеду, как только смогу. Больше ни слова.
— Этого недостаточно. Он пойдет маршем на Фале, требуя твоего благополучного возвращения.
— Останови его.
— Он оскорбился, увидев, как ты уезжаешь с головорезами Меркадье. Если через месяц ты не появишься, твой отец и Иво двинут войска на Фале.
Лошадь Жербре медленно вышла из конюшни. Раймон поймал поводья, свободно висевшие под грязной уздечкой.
— Останови его. Он только разозлит королеву и ничего не добьется, кроме…
Жербре подался вперед:
— Скажи мне, что ей от тебя надо, тогда я сумею его остановить.
— Как ты меня нашел?
— Я ехал за тобой до Кале, а там купил слухи у портового сброда. Потом заплатил одному купцу, чтобы он взял нас на борт, и старался не выпускать из виду твой корабль. В Дувре я выложил еще несколько золотых монет и узнал, куда тебя повезли. Нас было слишком мало, чтобы действовать. Мы могли лишь приглядывать за тобой…
— Сколько у тебя человек?
— Двенадцать. Эрик, Ален и десять солдат из гарнизона. Они ждут неподалеку, у ворот аббатства.
— Пошли двоих обратно, пусть остановят моего отца.
— А остальные?
— Поедут со мной.
— Что ей… Раймон поднял руку.
— Я скажу тебе, что ей надо, но остальные не должны этого знать. Идет?
— Идет. — Жербре заерзал в седле. — Ну так что, Фортебрас? Говори. Почему старая карга прислала за тобой своих стервятников и затащила тебя сюда?
Раймон вывел из конюшни своего крупного мерина и загасил последний факел в корыте с водой. Запрыгнув в мокрое от дождя седло, он повернулся спиной к тусклому рассвету.
— Потом. Я все тебе скажу, только давай отъедем подальше от этого змеиного гнезда.
— Черт возьми, Фортебрас…
— Не раньше.
Вечер 2 июня 1193 года Морстон, Корнуолл
В последнее время она не покидала долину и не отходила далеко от крепостных стен, всегда держа в поле зрения покосившуюся и прогнившую башню.
Как будто знала, что он за ней следит.
Он приходил сюда дважды — ждал ее в темноте на вершине скалы. Год назад он видел, как она бродит среди овец, пригнанных с холмов на стрижку. А когда собирали урожай, она провела четыре дня в овсяном жнивье, на маленьком поле к северу от замка. Она все время держалась этих стен.
Как будто знала, что он за ней следит.
Ожидая ее, он не сидел сложа руки. Ему не составило труда найти остальных. Сначала девушка-свинарка, потом старый пастух. Они бросились к нему, когда он показал свое лицо, подхватили маленький узелок с вещами, лежавший у его ног, и проводили его сюда. Это было просто. Перед смертью каждый из них рассказал ему все, что знал про морстонскую леди.
Он прищурился на низкое солнце, уходящее в море, потом вновь обернулся к искалеченному трупу, лежавшему в зарослях утесника у подножия скалы. Ему не надо к нему прикасаться,разве что пощупать пульс на сломанной шее. Мертвый пастух, упавший со скалы, не навлечет на него подозрений.
Пастух был старым и неуклюжим. Его смерть никого не удивит. Убить его — небольшой грех.
Однако мертвая девушка-свинарка не давала ему покоя много дней, хоть ее смерть лежала не только на его совести. Сама того не сознавая, Алиса Морстонская делила с ним этот грех.
- Предыдущая
- 2/76
- Следующая
