Вслед за луной - Кук Линда - Страница 43
- Предыдущая
- 43/73
- Следующая
Существовал лишь один способ навсегда отвратить ее от себя, подорвать ее доверие к себе настолько, чтобы она уже никогда не подняла на него свои дивные глаза и не посмотрела на него с улыбкой. Если он признается Джоанне Мерко в том, что меч, который ныне призван ее защищать, в прошлом лишил жизни ее мужа, она больше никогда не захочет иметь с ним дела.
Паэн остановился на верхней ступеньке, глядя сверху вниз на людей, сидящих в зале, и пытаясь выбросить из головы образ Джоанны Мерко, спускающейся по лестнице со слезами гнева на зеленых глазах. Если он расскажет Джоанне о том, что она делила ложе с убийцей собственного мужа, это может избавить его от соблазна, но зато навсегда оттолкнет от него любимую женщину и заставит ее ринуться очертя голову навстречу опасности.
Подойдя к их комнате, Паэн окликнул Джоанну, чтобы та открыла ему дверь, одновременно пытаясь придать своему лицу равнодушное выражение.
Джоанна так и не выпустила из рук факел.
— Здесь нет ни камина, ни держателя в стене — ни одного подходящего места, куда его можно было бы поместить, не рискуя вызвать пожар.
— Паэн взял у нее из рук чадящий факел и осмотрелся. Если в этой комнате когда-либо и было место для очага, дающего свет и тепло, от него уже давно не осталось никаких следов. Факел зашипел от сквозняка, и в воздух тонкой лентой посыпались красноватые искры. Если хотя бы одна из этих искр упадет на ветхие, покрытые соломой доски, их келья превратится в погребальный костер.
Он пробрался мимо сваленных в груду обломков старой лестницы и вынул из окна деревянный клин. Порыв холодного ночного ветра, ворвавшегося в узкое отверстие, освежил его разгоряченное страстью лицо. Паэн вставил в амбразуру черенок факела, установив его так, чтобы удержать пламя внутри каменной рамы.
— Мне придется оставить его здесь, пока мы ужинаем, — пояснил он Джоанне. — Как только с едой будет покончено, я снова вставлю клин в отверстие, чтобы уберечь вас от холода.
— Холод мне не страшен, — ответила она. — Мы с вами столько времени провели на открытом воздухе, что я уже успела превратиться в ледышку. Когда мы доберемся до Уитби и усядемся перед большим камином в доме моего дяди, я, наверное, растаю.
В его объятиях она превратится в создание из огня, таящее от нежной страсти.
Чтобы заставить себя оторвать наконец взгляд от ее лица, Паэн снова вызвал в памяти образ длинной неосвещенной лестницы, ведущей из их комнаты вниз, где каждое неосторожное движение было чревато падением во тьму. Он направился к тому месту, где оставил хлеб и эль, и подтащил к ним поближе седельные сумки. Джоанна уселась напротив него на одну из сумок.
— У нас есть коньяк? — спросила она.
Коньяк способен был не только возбудить чувства, но и помутить рассудок. Паэн нашел мех с вином и передал его Джоанне, наблюдая со странным ощущением жжения внутри, как она отпила глоток, после чего протянула ему мех.
— Нет, — отрезал Паэн, поморщившись при виде выражения ее лица. — Нет, — повторил он уже более мягким тоном. — Сегодня ночью мне нельзя спать слишком крепко.
— Мне кажется, — заметила Джоанна, — вы еще ни разу не спали крепко с тех пор, как мы высадились на этот берег.
Подняв на нее глаза, он заметил неуверенность, промелькнувшую в ее взгляде, и мысленно выругал себя за то, что заставил ее сомневаться в своих чувствах.
— Джоанна, мы не можем…
— Это не имеет значения.
— Я не могу подвергать вас риску забеременеть. Только не сейчас. Ребенок появится на свет не раньше чем после первой жатвы следующим летом, и никто не поверит в то, что это законный сын Мальби.
Джоанна посмотрела ему прямо в глаза, словно пытаясь найти ответ на вопрос, который не осмеливалась задать вслух.
— Никто не знает точной даты гибели Мальби, — произнесла она наконец. — Только не здесь, так далеко от Рошмарена.
Те две недели после резни в Нанте — сначала дорога на восток, в лагерь Меркадье, а затем долгий мучительный путь до замка Рошмарен — накрепко запали в память Паэна, словно высеченные резцом искусного скульптора. Он слишком хорошо знал точную дату смерти Ольтера Мальби.
Джоанна по-прежнему не сводила с него взгляда. Если бы она умела читать его мысли, в это мгновение она бы, без сомнения, узнала в нем убийцу своего мужа. Затем она опустила глаза на черствый хлеб, лежавший поверх седельной сумки. Мерцающий свет факела упал на ее великолепные, растрепавшиеся в дороге волосы, словно побуждая Паэна убрать блестящие непослушные пряди с ее висков. Она разломила хлеб и протянула ему кусок побольше.
— К тому времени я уже могу выйти замуж. Даже удар в живот показался бы ему менее болезненным.
— Вот именно, — отозвался он. — И ваш новый муж вряд ли будет доволен, обнаружив, что вы предстанете перед алтарем, уже нося под сердцем ребенка.
Она даже не взглянула в его сторону.
— Это зависит от того, кого именно я возьму себе в мужья. Если он промолчит, не омрачится ли лицо Джоанны Мерко и не погаснет ли огонь оживления в ее глазах от сознания того, что она разделила ложе с безземельным наемником, чтобы всего две недели спустя обнаружить, что он не собирается возвращаться в ее постель и даже не заговаривает с ней о браке?
— Вы же сами сказали, что не собираетесь больше выходить замуж.
Она взмахнула рукой.
— Не исключено, что я передумаю, если только смогу сама выбрать себе супруга.
— В таком случае будьте осторожны при выборе мужа, — посоветовал ей Паэн. — Лишь очень немногие мужчины заслуживают чести просить вашей руки, и еще меньше таких, которые достойны вашей благосклонности.
Джоанна подняла к нему лицо и нахмурилась, слегка озадаченная, словно его слова были для нее безделицей, не имеющей значения.
— Я очень устала, — прошептала она, — и начинаю болтать глупости. Эта постель слишком узка. Сможем ли мы поместиться на ней вдвоем, не стесняя друг друга?
Паэн отвернулся, сделав вид, будто прикидывает на глаз ширину соломенного тюфяка.
— Думаю, да.
Джоанна подняла кувшин с элем, держа его между ними.
— Здесь нет кубков, — заметила она. — Пожалуй, я выпью первой.
Следом за Джоанной и Паэн тоже выпил эля из узкого горлышка, а она между тем вертела в руках кусок хлеба, счищая с него заплесневелую корку. Затем она поднялась со своего места и улеглась на убогой постели, один плащ обернув вокруг бедер, а другим прикрыв плечи.
Тлеющий факел начал дымить и наконец совсем погас. Паэн вышвырнул его наружу и снова вставил на место деревянный клин, преграждая доступ ветру и сиянию звезд на ночном небосклоне. Он достал свой меч и положил его на пол возле лежанки — на случай, если тем двум головорезам в общем зале или самому хозяину харчевни вздумается проверить дверь на прочность. Услышав царапанье стали, вынимаемой из жестких кожаных ножен, Джоанна приподняла голову с тюфяка.
— Если ночью к нам пожалуют гости, немедленно падайте на пол и спрячьтесь между постелью и стеной. — Она вздохнула, и Паэн услышал чуть слышное шуршание, когда она снова опустила голову на покрытую тканью солому. — Еще два дня, — добавил он, — и вы окажетесь в безопасности в доме своего дяди.
В комнате воцарилась напряженная тишина, нарушаемая лишь чуть слышным дыханием Джоанны, слишком быстрым и неровным, чтобы сойти за спокойный сон.
С тех пор как они покинули надежные стены крепости Амо, Паэн не решался спать обнаженным, как обычно поступали все мужчины. Все те холодные ночи, которые ему пришлось провести на чердаках конюшен или монастырских амбаров, он не снимал одежды, держа под рукой меч, готовый в любую минуту отразить возможное нападение. Сейчас же холод был настолько пронизывающим, а их враги находились так близко, что Паэн и Джоанна не стали снимать даже верхнюю одежду, согревавшую их в скудном свете северного солнца. Они лежали без одеяла на простом соломенном тюфяке, одетые и готовые к бегству. И само собой разумеется, что сквозь несколько слоев плотной шерсти он не мог насладиться теплом нежного тела Джоанны или коснуться гладкой, чистой кожи у нее на бедрах.
- Предыдущая
- 43/73
- Следующая
