Германский генеральный штаб - Куль Ганс - Страница 51

• Предыдущая
• 51/61
• Следующая

События 1914 г. оправдали взгляды графа Шлиффена. Мы не будем подобно адмиралу фон Тирпицу иронически говорить о «рецептах» покойного графа Шлиффена для одержания побед, которым армейское командование якобы «слепо доверяло». Мы в Генеральном Штабе таким «рецептам» не верили, но, что касается его плана, то таковой был правилен. Наше отечество могло бы лишь пожелать, чтобы при его осуществления нас вел дух «покойного Шлиффена» подобно тому, как Сид Кампеадор после смерти продолжал своих воинов вести к победе.

Задачи Большого Генерального Штаба в мирное время были иными, чем задачи офицеров Г.Ш. во время войны, когда на обязанности последних лежало осведомление во всякое время ответственного командующего об обстановке, являющейся основанием для принятия решений, воплощение этих решений в форму приказов и наблюдение за их выполнением. Офицерам Г.Ш. не приходилось принимать решений и отдавать приказов; в исключительных случаях они могли принимать временные меры. За свои решения нес ответственность только командующий. Это же касалось и верховного командования. Начальник генерального штаба действующей армии был таковым только по имени. Если не формально, то фактически он являлся верховным главнокомандующим.

Поэтому здесь не место исследовать решения, определения, ход и развязку войны и еще меньше оснований ставить вопрос: почему мы проиграли войну.

Кроме того, для многого еще не имеется надежных материалов, которые безусловно необходимы для суждения о военных операциях. Еще менее относятся сюда вопросы широкой политики и внутренние дела.

Коснемся вкратце только отношения военного командования к политике. Фельдмаршал граф Мольтке в качестве начальника Г.Ш. действующей армии стоял на той точке зрения, что хотя политика играет решающую роль по отношению к началу и концу войны, тем не менее во время хода самой войны стратегия в своих действиях совершенно не зависит от политики. Стратегия должна достигнуть максимума того, что позволяют имеющиеся в ее распоряжении средства. Политике же предоставляется, смотря по ходу дела, повышать свои требования, или же удовлетворяться меньшим успехом. Этот взгляд при современных условиях неправилен. Политические условия могут непосредственно влиять на операции и в течение хода войны; большую роль играют общее состояние страны и внутренняя политика. Войну нельзя рассматривать, как нечто самодовлеющее, она решительным образом захватывает в орбиту своего влияния всю хозяйственную и финансовую жизнь народа, требует от него колоссальных жертв и зависит от его стойкости. Вопросы решающего значения, возникшие во время мировой войны, как, например, вопрос о подводной войне, носили одновременно и политический, и военный характер.

Взгляды политического руководителя, с одной стороны, и военного — с другой, могут расходиться, но они вместе с тем должны приводиться в соответствие, как этого часто достигал король Вильгельм I в 1866 и 1870/71 г.г., после ожесточенных боев, с высшей целью, поскольку его не ограничат другие соображения. Командующий всегда ставит себе целые поражение противника. Даже в том случае, когда политика вмешается, она не должна касаться выбора военных средств для достижения цели.

Таков же взгляд Клаузевица: «Война есть только вид политических сношений, а потому она не является чем-либо самодовлеющим». В другом месте он говорит: «Война есть не что иное, как продолжение политических сношений, только при помощи других средств». Война не может считаться только со своими собственными законами, а должна рассматриваться как часть всей политики. Политическая точка зрения могла бы отпасть с возникновением военных действий только в том случае, если бы войны являлись борьбой не на жизнь, а на смерть, ввиду исключительной враждебности; на самом деле они представляют собой проявления самой политики. Раз политика вызывает войну, то подчинение политических взглядов военным было бы противно здравому смыслу. «Она мозг, война же только орудие, а не наоборот. Поэтому подчинить можно только военную точку зрения политической».

Во время мировой войны политика и военное дело все время влияли друг на друга. Вполне согласовать их нам не удалось. Причины этого мы выяснять здесь не будем. Высшее военное командование не могло стоять в стороне от внешней и внутренней политики, вот почему оно нередко и вмешивалось в эту область. Течение как внутренней, так и внешней политики и разрешение экономических вопросов очень близко касались военного командования.

Мы, солдаты, не имевшие ничего общего с политикой, не знали иной задачи, кроме той, как напрячь все силы для выполнения нашего долга и выиграть кампанию.

Кто находился перед лицом врага, тому становились понятными слова Гёте:

Требования мира могли, по нашему мнению, приносить только вред: на фронте и внутри страны они ослабляли волю к победе и принимались противником за признание слабости и не уменьшали, а наоборот, увеличивали его желание уничтожить нас, «этим способом нельзя было создать почву для мирного настроения во враждебных странах» (Готхейн). Нельзя было выказывать своей слабости. Я не могу судить о том, была ли возможность принять посредничество какой-либо нейтральной державы, но, принимая во внимание желание противника нас окончательно разгромить, сомневаюсь в этом.

В конце августа 1916 г. в главную квартиру группы кронпринца Рупрехта, находившуюся в Камбре, прибыли фельдмаршал фон Гинденбург и ген. Людендорф, получившие в то время назначения Начальника Генерального Штаба действующей армии и Первого Генерал-Квартирмейстера. В это время были в разгаре бои на Сомме.

Я высказал ген. Людендорфу свою точку зрения о том, что хотя нашей задачей, как людей военных, было добиваться победы, но я сильно сомневаюсь, удастся ли нам продиктовать нашим противникам условия мира, и поэтому нам следует попользовать всякий благоприятный повод, чтобы заключить мир. Ген. Людендорф вполне со мной согласился.

Такого случая, насколько мне известно, не представилось. Желание наших врагов уничтожить нас было непоколебимо. Если бы они заключили с нами мир, то только в качестве победителей. Но кто бы из нас мог капитулировать и сложил бы свое оружие прежде, чем не использовал его до конца для защиты родины?

В августе и сентябре 1914 г. Генеральный Штаб испытывал большие затруднения вследствие плохой связи между главным и армейским командованиями. Телефонная связь была неудовлетворительна, она не поспевала при быстрых передвижениях армии. Переговоры по радио могли вестись кратковременно и были недостаточны для подробного осведомления верховного командования о положении и для того, чтобы последнее могло дать главному армейскому командованию исчерпывающие указания. Кроме того, переговоры по радио требуют для запросов и ответов гораздо больше времени, чем обыкновенно принято думать.

В отношении связи заранее недостаточно позаботились.

В дни решающего значения в Люксембурге командование находилось слишком далеко. Армейских групп мы в то время еще не имели, между тем именно в то время они были особенно нужны. Временное подчинение 1-й армии 2-й ни к чему не привело. Взгляды командующих, как в этих случаях обыкновенно бывает, расходились. Армии, которой приходилось самой вести бои, трудно войти в положение другой армии, сражающейся по соседству с ней, и учесть беспристрастно всю обстановку в целом. Подобные подчинения всегда оказывались нецелесообразными и вели к трениям. То же самое случилось и в битве на Сомме в 1916 г., когда 1-я армия была подчинена 2-й.

• Предыдущая
• 51/61
• Следующая