Это наш ребенок! - Феррарелла Мари - Страница 27

• Предыдущая
• 27/36
• Следующая

     Проклятье. Он позвонил родителям вечером после рождения Ребекки и сообщил новости. Он не был образцовым сыном, но всегда старался держать их в курсе основных событий. А это событие было с заглавной буквы. Он не думал, что тот звонок рикошетом ударит по нему до того, как представится возможность рассказать Шейле правду. Признаться, что он пустил в ход, так сказать, ложь во спасение.

     Он поскреб щеку.

     — Ты ей что-нибудь сказала?

     Шейла смотрела на него, все больше разъяряясь. Он что, считает ее такой же бессердечной, как он сам?

     — Что сказала? Что она воспитала патологического лжеца? Нет. Я не хотела огорчать ее, — ее глаза обвиняли. — Я думала о ней больше, чем ты обо мне.

     Слейд представления не имел, как исправить ситуацию. Ни с одной женщиной прежде у него не было отношений, которыми он так бы дорожил. И ни одна из них никогда не поднималась до уровня, где чувства были бы так искренни и так обнажены.

     — Шейла, я пытался сказать тебе.

     О нет, она не позволит ему заменить одну ложь другой.

     — Когда? Когда ты пытался сказать мне?

     Слейд с отчаянием думал, что надо было сказать ей раньше. Господи, как жаль, что он этого не сделал.

     — В тот вечер, когда уехали твои родители...

     Шейла затрясла головой. Он видел по ее лицу, что упустил единственную возможность оправдаться.

     — Нет, я бы запомнила, как ты бормочешь объяснение.

     — У меня не было возможности, — продолжал он настаивать, снова раздражаясь. Черт побери, что с ней происходит? Он солгал из лучших побуждений, потому что не хотел терять ее и ребенка. Неужели она не понимает? — Я начал говорить, но момент был выбран неудачно.

     Ее взгляд заставил его замолчать.

     — Да, неудачно.

     — Я боялся, что ты плохо воспримешь, — он нахмурился. — Но, очевидно, даже не подозревал, насколько плохо. Я не сказал, чтобы дать шанс нашему браку.

     Она раздраженно прервала его.

     — Как? Построив его на лжи?

     Слейд подошел к ней и попытался обнять за плечи, удержать ее, но она вывернулась и отстраняюще вытянула руку. Она не хотела, чтобы он касался ее, не хотела, чтобы он снова сбил ее с толку.

     — Нет, я собирался выиграть время.

     Слейд вздохнул. Может быть, им обоим нужна передышка. Он взглянул на свои чемоданы.

     — Ты хочешь, чтобы я уехал сегодня?

     — Нет. — Как же она устала... — Раз идет дождь, не буду же я выгонять тебя в такую погоду. Ты можешь уехать и завтра.

     Ему удалось на мгновение, прежде чем она отпрянула, коснуться ее щеки.

     — Ты делаешь слишком серьезные выводы, док.

     Вопреки всему она почувствовала, как ее тело откликается на его мимолетное прикосновение. Сколько еще ошибок надо сделать, чтобы усвоить урок?

     — Неужели? Ты забыл, что у меня мало информации для выводов. Ты сексапильный, обаятельный и в критических ситуациях лжешь. Откуда мне знать, что ты не лжешь постоянно?

     Она уже считала, что он лжет всегда. Единожды солгав...

     Это серьезно, подумал он. Очень серьезно. И черт его знает, как это уладить.

     — Шейла, у меня нет ответа. Я только могу дать честное слово, что не лгу.

     — Слово? Твое слово? — повторила она. Неужели он считает ее полной идиоткой? Ее недоверие только усилилось. Она почувствовала, как глаза наполняются слезами, и с трудом удержала их. Нет, только не сейчас. — Гарретт, я понятия не имею, чего стоит твое слово. Но я сама виновата. Мне не следовало говорить «да».

     — Но ты сказала... — Его голос прозвучал со смертельным спокойствием.

     Шейла подавила смутную тревогу. Эдвард заорал и попытался ударить ее, когда она уличила его во лжи. Ее взгляд стал суровым.

     — Я могу так же легко сказать «нет».

     — Но ты не скажешь.

     Ну и нахальство!

     — Неужели? И почему же?

     Слейду казалось, что он борется за свою жизнь. И борьба эта не менее опасна, чем бегство от вражеских пуль. Он вложил в ответ всю свою силу убеждения.

     — Потому что на самом деле ты так же зачарована нашим влечением друг к другу, как и я. — Он проникновенно смотрел ей в глаза, ища подтверждения, пытаясь достучаться до ее чувств. — В глубине души ты знаешь, что я прав.

     Черт его подери, он смотрит прямо в ее сердце. Но она не поддастся.

     — Твоя душа, должно быть, гораздо прозорливей моей, потому что я ничего этого не знаю. Я будто продираюсь на ощупь в темноте.

     — Зачем? — Ему хотелось встряхнуть ее, но пришлось разрядиться на одном из своих чемоданов. Он лягнул его, и Шейла едва не подскочила, когда чемодан звонко ударился о плитки пола. — Раскрой глаза, Шейла. Раскрой глаза.

     Нельзя отступать, нельзя поддаваться страху... или желанию.

     — Они раскрыты. И я не уверена, что мне нравится то, что я вижу! — взвилась она.

     Слейд вздохнул и беспомощно сунул руки в карманы. Сегодня это не кончится. И вряд ли кончится в ближайшем будущем.

     — Ладно, где мне спать сегодня?

     Шейла взбодрилась. Она победила. Только победа показалась невероятно бессмысленной.

     — Где угодно, кроме моей постели. — И она отвернулась, бросив через плечо: — Если ты голоден, Ингрид потушила мясо. Оно в холодильнике.

     Он не был голоден, но, наверное, надо перекусить. За весь день он съел один гамбургер.

     — И приговоренный к смерти поел с аппетитом, — пробормотал он, направляясь к кухне.

     Шейла услышала, но продолжала не останавливаясь подниматься по лестнице, гордо расправив плечи. Она заплакала, только когда вошла в спальню и закрыла за собой дверь.

     Когда она утром спустилась в гостиную, Слейд уже уехал. Ночь он провел на диване. Постельного белья на нем не было — вряд ли он пользовался им, — но от подушек исходил слабый аромат его туалетной воды.

     Бессознательно она сделала глубокий вдох, и тут же мурашки пробежали по всему телу. Вряд ли ей удастся когда-нибудь вдыхать этот запах, не вспоминая о нем.

     Не желая его.

     — Как собака Павлова, — пробормотала она. С этим необходимо что-то делать.

     Приглаживая рукой волосы, Шейла зашлепала босиком в кухню. Главное — ни от чего и ни от кого не зависеть. И прежде всего от него. Да, она совершила ошибку. Серьезную ошибку, но ничего такого, что нельзя было бы исправить, вычеркнуть.

     Кроме самого замечательного. Ребекки. Так лучше, сказала она себе. Лучше выяснить, что он лжец, сейчас, чем потом, когда ставки будут гораздо выше.

     Как будто сейчас они незначительные!

     Шейла опустилась на стул в кухне, чувствуя себя так, словно из нее вынули все кости.

     Действительно ли она хочет все разрушить? Действительно ли хочет развода?

     Все указывало на то, что хочет. Кроме ее сердца. Полная неразбериха. Впервые в своей жизни она не могла думать трезво. В случае с Эдвардом жгучее осознание того, что ее использовали, исключало всякие колебания в необходимости немедленного разрыва. Она ни разу не оглянулась назад, ни разу не ответила на его телефонные звонки.

     Сейчас Шейла разрывалась в сомнениях. Она искренне не могла понять, чего хочет.

     — Доброе утро, доктор. — В кухню впорхнула встрепанная Ингрид в шортах и выцветшей голубой футболке, юная, как сама весна. И быстро поставила диагноз. — Похоже, вам необходима чашка кофе.

     Ингрид налила кофе и поставила чашку перед Шейлой.

     — Мистер Гарретт только что уехал. Что мне делать с чемоданами?

     Чашка замерла у самых губ, и Шейла всполошенно взглянула на Ингрид.

     — Чемоданы? Ты же сказала, что он уехал.

     — Да. — Ингрид поставила грязные тарелки в посудомоечную машину. — Но он взял только один маленький чемодан. Остальные так и стоят у двери с прошлого вечера.

     Он думает, что вернется. Черт побери этого ублюдка. Он думает, что обвел ее вокруг пальца.

• Предыдущая
• 27/36
• Следующая