Выбери любимый жанр

Нукер Тамерлана - Кулаков Олег - Страница 54


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

54

Стать солдатом орды Хромца, подвергнуть себя прессингу гораздо большему, чем если бы в полном одиночестве медленно сходил с ума в каком-нибудь укромном уголке, – вот что было настоящим безумием: превращение из мирного инженера-электронщика в средневекового рубаку.

Что я видел? Как цветущие, полные жизни города и селения обращаются в руины, покрытые пеплом и горами человеческих трупов. Бойня. Меч или топор распластывают человека, разделяют на части. И одуряющий запах крови, струйками бьющей из перерубленных артерий – сердце-то затихает не сразу.

Но я выдержал, потому что запретил себе думать. Думать о том, что происходит со мной; что происходит вокруг меня. Попытался жить даже не одним днем, а одним часом… Только „здесь и сейчас" – всего остального просто не существует. Наверное, лишь благодаря этому и выдержал. И еще потому, что понимал не мозгом, а нутром: эта бойня для средних веков естественна. А что естественно, то не безобразно… И если сильный нарочито медленно перерезает гортань слабому, наслаждаясь его предсмертным хрипением, как музыкой, так оно и должно быть.

Беда лишь в том, что для меня самого это никогда не станет естественным. Менталитет другой.

Я научился без содрогания наблюдать предсмертные муки жертв и давить в себе желание разделаться с мучителем. Я научился быть бесстрастным и равнодушным свидетелем – никаких эмоций. Но одной бесстрастности оказалось мало.

Выключиться из тошнотворных игрищ предков – вот естественное желание новоиспеченного путешественника во времени и по совместительству ландскнехта. Но как – если тебя, словно картошку какую-нибудь, неведомый повар перекинул из одного кипящего котла в другой? А картошкой быть не хочется. Хочется, чтобы у картошки выросли ножки и выпрыгнула она из немилого варева, послав на хрен повара с его закидонами…

Не получится выключиться. Не получится выскочить из котла. Для этого надо покинуть прошлое, а потому мечты останутся мечтами.

И нечего тешить себя иллюзиями. Америка, то да се… Какая Америка, если серьезно? Ну, доберусь я до нее – до прерий и бизонов, до пирамид и Пернатого Змея. И что дальше? Господа ацтеки любили вкушать человечинки по праздникам, да и не по праздникам тоже. Отучить их от этой привычки едва ли окажется возможно, а самому принимать участие в каннибальских пиршествах… Нет уж, спасибо… Если моя нога и ступит на неизвестный пока континент, то я доберусь до прерий – и баста. Томагавки, мокасины, охота на бизонов, воспетые Майн-Ридом и Фенимором Купером, – красота, да и только. Спокойная жизнь на лоне природы. Охота и рыбалка. Свободные племена, не озабоченные созданием империй и масштабным устрашением врагов. Подумаешь, пару скальпов снять и над вигвамом повесить – я успел повидать кое-что и похуже. Может, действительно махнуть в Америку?

Будь я археологом или историком, наверное, было бы проще: кто их них не отдал бы полжизни, лишь бы оказаться на моем месте и увидеть все собственными глазами? Но те хоть знают, что именно хотят тут увидеть. А вот поучаствовать в жизни прошлого, как я, они бы хотели?

Что я знаю о прошлом? Стандартный набор: пирамиды в Египте, пирамиды в Америке, Ледовое побоище, Куликовская битва, Петр Первый, французская да российская революция… И еще Великая Отечественная война. Да и того толком не знаю… Но знаю, что, окажись я не в Средней Азии, а на Руси, энтузиазма это бы мне не прибавило. Я не могу примириться целиком и полностью со своей новой жизнью в прошлом. Я не могу примириться с прошлым – оно мне не нужно. Оно мне не нравится.

Вот Як Безумец – совершенно другая ипостась этого прошлого. Но и она мне не нравится. Я до сих пор не пойму, кто он – Як Ювелир, он же Безумец. Мыслитель? Гуманист? Экстрасенс-ясновидец? Или просто ненормальный? По-моему, все вместе. Но для своего времени он органичен, чего не скажешь обо мне. Он – суфий[36]. Мудрец. Но меня от его мудрости порой в дрожь бросает: псих – и все. И этот псих приклеился ко мне, как банный лист. И все же он мне нравится. Чем – не пойму. Но знаю, что, тронь кто-нибудь Яка, я тому скручу живьем башку или вспорю брюхо в лучших традициях жестокого средневековья. А что или кто я для Яка – до сих пор понять не могу”

Но он, скотина, показал мне всю бездну моего одиночества в чужом времени, задав всего один вопрос. В мире ничего не изменилось: в сердцах людских не исчезли алчность и злоба, справедливость – фикция, а правители… Мать их всех, правителей… А технические достижения цивилизации – пароход, самолет, искусственный спутник, Интернет – да на фига они нужны, если в мире ничего не изменилось? Сказка блаженного ума это. Нелепая, неправдоподобная сказка.

Мой удел – жить и молчать, тая в себе правду о будущем. Правда здесь не нужна.

Но уйти я пока не могу. Из-за Зоррах. Я не могу бросить девчонку на произвол судьбы, я перед ней в долгу. Именно она, пигалица, помогла мне не спятить. Бросить ее – подло, а тащить ее вместе с собой, покинув орду, тоже смысла нет. Дезертировать сейчас – самая что ни на есть глупость. Уйти вместе с девочкой, бродить по стране, по которой Хромец только что проехался асфальтовым катком? Пугать и без того перепуганных аборигенов своим необычным видом? Приключения точно начнутся, и они будут далеко не сахар. Одному было бы проще…

Вот хрен, уйти я действительно пока не могу…”

Тряпка высохла и нагрелась. Дмитрий смахнул ее с лица, сел и потряс головой – ну вот, полежал и помечтал. Пора ехать. Или еще немного поваляться? Он перевернулся и лег на живот, сорвал длинный, суставчатый стебелек и сунул в рот, прикусив зубами. Кисловатый травяной вкус растекся по языку.

Все-таки в его размышлениях полно фантазий. Картошка, самостоятельно выпрыгивающая из котла с шурпой, – бред почище машины времени. И где ее найти, эту самую машину времени?

Дмитрий выплюнул изжеванную травинку и сорвал другую. Нет никакой машины времени, не было ее и не будет. Надо думать о предстоящем разговоре с Хромцом. А в принципе зачем ему теперь Тамерлан? Он же, можно сказать, и так добился желаемого. Халиль-Султан еще мальчик. Прямой и простодушный. И не скрывает симпатий.

Дмитрий усмехнулся: базовая его задумка стать для начала любимой обезьяной его величества на опыте оказалась не столь привлекательна – ведь он теперь является обезьяной его высочества и, следовательно, знает, чего можно ждать дальше. Быть в числе избранных солдат личного отряда Халиль-Султана – честь великая. От важности и лопнуть можно. Но это ничто по сравнению с потерей той свободы, которая у него была, пока он был обычным десятником в войске.

В гвардейцах Халиль-Султана он едва начал служить, но царевич непременно желал его присутствия в полной выкладке рядом с собственной персоной. На охоту с собой не брал, но на всякие публичные действа: выслушивание жалобщиков, визиты в гости и прием гостей… Ритуальщики хреновы… Действительно, как обезьяна: торчишь столбом за спиной принца. Свободного времени оставалось немного. Солдат спит, служба идет – относится к совершенно другой ситуации.

Но теперь надо ждать перемен, и не к худшему. Он ведь не просто вытащил принца из воды, он вернул его к жизни на глазах у многих свидетелей. Мальчишку солдаты любят. Он откровенно трепещет перед славой деда и хочет не только походить на него, но и переплюнуть. Быть справедливым и отважным, мудрым и прочая – вот его цель. Честен и прямодушен до одури.

Дмитрий опять усмехнулся, вспомнив, как после сдачи Дели получил от царевича увесистый мешочек с деньгами в присутствии особо приближенных к нему молодых вельмож. Халиль-Султан тогда заявил: “Мы оба знаем правду: слона захватил ты. Но кричать об этом во всеуслышание, опровергая слухи, по-моему, нелепо – пусть каждый думает, как того хочет, но сам я никогда не скажу, что зверя пленил я. Прими же от меня награду за воинскую доблесть и, поверь, я сумею вознаградить тебя и в дальнейшем, если твои доблесть и преданность останутся неизменны”.

вернуться

36

Суфизм (от араб, “суф” – грубая шерстяная ткань; отсюда – власяница как атрибут аскета) – мистическое течение в исламе, возникшее в VIII – IX веках и окончательно оформившееся в X – XII веках. Для суфизма характерно сочетание метафизики с аскетической практикой, учение о постепенном приближении через мистическую любовь к познанию Бога (в интуитивных экстатических озарениях) и слиянию с ним. Суфизм оказал большое влияние на арабскую и особенно персидскую поэзию (Санаи, Аттар, Джалаледдин Руми).

54
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело