Нукер Тамерлана - Кулаков Олег - Страница 57

• Предыдущая
• 57/76
• Следующая

И не стало Железного Хромца, Грозного эмира, до последней клеточки заполненного сознанием собственного всемогущества. Вместо него, навалившись локтем на шелковую подушечку, хмурил густые, с сединой брови потрясенный рыжебородый старик, пытающийся вникнуть в смысл сказанных ему слов.

Дмитрий сидел на пятках перед толстой стопкой войлока, на которую перед началом беседы опустился Тимур. Он чувствовал себя спокойным и умиротворенным. Так, словно стал прежним Дмитрием, которого Велимир звал “редкой зверюгой”. И тому, прежнему Дмитрию было даже забавно, что он намерен заморочить голову не кому-нибудь, а Тамерлану, смешав невероятную правду с небылицами собственного изготовления.

Чуть повернув голову, Дмитрий огляделся. Круг охраны, сомкнувшийся вокруг него и эмира, стоял в отдалении, чтобы разговор Тамерлана и чужеземца не долетал до лишних ушей. И сам разговор состоялся не в лагере, а за его пределами, в чистом поле. Тимур словно демонстрировал Дмитрию выполнение условий, которые ему были поставлены: с глазу на глаз, только ты и я. Для хитрого и осторожного средневекового владыки со множеством врагов, которые были бы рады любому способу, лишь бы отправить недруга на тот свет, такой поступок можно было бы назвать верхом беспечности. А вдруг Дмитрий – наемный убийца? С его силой он может попросту задавить голыми руками. И стража не успеет подбежать.

Тамерлан не стал бы столь доверчив, не будь на то веских оснований. Кроется ли причина доверия Хромца в том, что Дмитрий спас Халиль-Султана? Вряд ли. “Клятва верности на мече”, которую принес по “обычаю своей земли” воин-чужак, тоже навряд ли подвигла Хромца на риск. Значит, есть еще какой-то фактор, о котором Дмитрий не знает. И, может быть, этот неизвестный фактор как раз и есть самый важный…

Тамерлан в молчании крутил золотое кольцо на мизинце. Вдруг снял его, и Дмитрию показалось, будто Хромец хочет расплющить колечко, сдавив золотой ободок. Но, видимо, только показалось. Тимур вернул кольцо на палец и стал его поглаживать.

Дмитрию не нравилось, что молчание затягивается. Он сознавал: Тамерлану нужно время, чтобы принять его, как посланника из будущего. По сути он поставил эмира в почти такое же положение, в каком побывал сам, когда вдруг до него дошло, что он неизвестно каким образом оказался в прошлом. Трудно, очень трудно сейчас приходится Тимуру. Ему бы совет созвать из мудрецов, выдать им байку Дмитрия и постановить: решайте, мол, мудрые головы, может Аллах сотворить подобное чудо или нет? Решение он, конечно же, примет сам, плюнув на всю ученую и мудрую братию, но это бы дало ему передышку и время осознать если и не правдивость чудесного перенесения из будущего, то хотя бы возможность использовать чудо в свою пользу. Тамерлан ведь любил, чтобы вода лилась на его мельницу безостановочно.

Эмир оставил кольцо в покое.

– Какой вестью? – хрипло проговорил он, низко опустив голову.

– Я послан сказать тебе: “Эмир Тимур, имя твое и деяния пережили века; твои потомки благополучно царствуют спустя семьсот лет от нынешнего дня”.

Раскосые глаза Тамерлана расширились и смотрели сквозь Дмитрия, словно не видя его. Он еле слышно прошептал несколько слов – Дмитрий не разобрал, каких именно. Но видел, что Хромец пребывает в смятении, и выжидал. Разговор еще только начался. Губы Тамерлана продолжали беззвучно шевелиться, остановившийся взгляд был лишен и тени мысли. “Как бы его удар не хватил…” – обеспокоен-но подумал Дмитрий.

Вдруг Хромец схватился за грудь и покачнулся. И упал бы, но Дмитрий метнулся и успел поддержать жилистое и худощавое тело. На какое-то мгновение лицо Тамерлана оказалось близко-близко, и их глаза встретились. Взгляд Тамерлана был почти безумен, точки зрачков часто пульсировали”

– Я не лжец и не безумец, хазрат эмир, – сказал Дмитрий. – Я посланец. Посланец из грядущего.

Он слышал крики стражников за спиной и их топот, ждал удара в спину. Еще мгновение… Тимур резко дернулся, высвобождаясь из хватки Дмитрия.

– Прочь! Все прочь! – вдруг дико, срываясь на визг, закричал Тимур. – Не приближайтесь, собачьи дети!

* * *

Он сидел, нахохлившись, как старый ворон. Человек, которого ненавидел и боялся весь азиатский мир.

Начинало смеркаться. В траве, незаметный, громко запел сверчок. Он звенел где-то совсем рядом, и Тимур невольно оглянулся, но, конечно же, не увидел маленького певца.

Небо темнело. Вскоре замерцает первая звезда – бледная искорка, которая с каждой минутой будет разгораться все ярче и ярче. И остальные звезды высыплют вслед за нею, и небо заискрится алмазным, холодным блеском.

Тимур любил вид звездного неба. Оттого-то и брезговал пышностью дворцовых опочивален – из узких оконных щелей не видно искрящегося блестками небесного свода, напоминающего сокровищницу: сияние звезд походило на переливы драгоценных камней. Недосягаемых. И вечных. Астрологи, которых эмир держал при дворе, тоже любили небо, но по-своему. Им, длиннобородым, слоняющимся с умным видом, как раз удавалось превращать недосягаемые богатства в земные. И не руками они сотворяли это чудо, а с помощью хорошо подвешенного языка: будет толковать такой мудрец хоть целый день о расположении звезд, сыпать мудреными словами без устали, и поток его излияний способен остановить лишь звон золота. Нет бы сказать просто: “да” или “нет”.

Не то чтобы Тимур совсем не верил во власть небесных светил над людской судьбой, но знал: не будет продуманного до мелочей порядка в построении войска перед битвой, не будет плана, как обмануть противника, не будет войско состоять из закаленных в сражениях солдат – никакие звезды не решат исхода битвы. Но отказываться от помощи звезд тоже глупо: на то они и сверкают над головой своего избранника.

На небесные богатства Тамерлан не зарился – ему хватало и земных сокровищ. Пришел и взял. Не дают – отнял.

Не для себя старался. Сам – лишь эмир, но его внуки будут шахами. Владыками. И будут его потомки править семьдесят поколений[37]. Бог сотворит чудо…

И вот спустя добрых три десятка лет является вдруг неведомо откуда человек трехаршинного роста и говорит, будто послан из времен, которые настанут, когда смерть смежит веки не только Тимуру, но и внукам его внуков. И приносит весть, что Бог сотворил чудо, дал награду, о которой поведал Пророк во сне. И говорит, что ехал с посольством к далекому правнуку Тимура…

Семьсот лет.

Что же смутило тебя, эмир Тимур? Что же смутило тебя, могущественного владыку и воителя, одно имя которого способно смутить тысячи умов, заставить в страхе затрепетать тысячи сердец? Или твое сердце тоже затрепетало, устрашенное? Чем?

Правдой. Правдой, подтвержденной строками Корана, прочитанными нараспев маленьким мирзой Улугбеком; подтвержденной полубезумным провидцем-пьянчугой в рваной хырке[38]. А правда устрашает…

Вот оно, создание Аллаха из плоти и крови – чужой и далекой, посланное гонцом, чтобы явить эмиру милость величайшего чуда. Но разум отказывается верить ему. Не хочет. Он желает совсем другого: объявить пришельца лжецом и отдать палачу. Но не будь чужака-посланца, Тимур оплакивал бы кровь свою, мирзу Халиль-Султана. Аллах явил еще одну милость… Казнить пришельца как лжеца? Но кто под солнцем способен измыслить подобную ложь? Значит, он говорит правду… Казнить того, кто послан Аллахом сквозь время, потекшее вспять? “Он – Откровение Сильного, Милосердного…” – вот предупреждение. Было оно… Было!

Но кто поверит? Никто. Кто знает о пророческих строках? Внук. Маленький мальчик. Смирятся, но не поверят. Решат, что из ума выжил на старости. Значит, смирятся только на время…

* * *

– Хотел бы я назвать тебя лжецом…

Первые слова, произнесенные Хромцом после долгого, очень долгого молчания. Странная интонация, отметил Дмитрий. Похоже, праздновать победу рановато. Тамерлан сомневается. И его сомнения следует разрешить.

• Предыдущая
• 57/76
• Следующая