Расстаемся ненадолго - Кулаковский Алексей Николаевич - Страница 32

• Предыдущая
• 32/86
• Следующая

А Мария нашла гнездышко.

– Смотрите! – радостно вскрикнула она и нагнулась над едва заметной кочкой.

В гнезде сидели птенцы. Они уже были покрыты довольно густым пухом и казались одним светло-серым пушистым мячиком. Но стоило Марии нагнуться пониже, как этот мячик разделился на пять крошечных существ с небольшими желтоватыми ротиками. Все пять ротиков доверчиво раскрылись…

Первое отделение почему-то замедлило продвижение.

– Узнай у Адамчука в чем дело, – обратился Андрей к Зайцеву.

Тот, сбегав, доложил, что помкомвзвода просит разрешения, не доходя горки, развернуть отделение к бою, а на горку послать одного-двух бойцов для предварительной разведки.

– Передай, я согласен, – кивнул Андрей.

С горки разведчики ничего подозрительного не заметили, и взвод двинулся дальше. Бойцы поползли по-пластунски, на горке осмотрелись, прислушались и стали спускаться в низину. По ней пошли, лишь слегка пригнувшись, пока не добрались до вспаханного поля, протянувшегося почти до самой деревни. «Тяжело здесь ползти, но зато удобно окапываться, – подумал Сокольный. – А может, и не придется окапываться?»

Ветряная мельница неторопливо вертелась за деревьями. И ветра сильного нет, а она не останавливается.

– Никого в деревне, – уверенно сказала Мария.

– Как сказать, – усомнился Зайцев, – зачем бы тогда посылали взвод?

– Может, раньше был кто, да ушел.

– Скоро выясним.

Отсюда к деревне вела узкая полевая тропка. С левой стороны ее лежало чистое вспаханное поле, с правой – зеленели края длинного и довольно глубокого оврага. Увидев его, Андрей почувствовал себя еще увереннее: «В случае чего, – подумал он, – всем в овраг, закрепиться и стоять до последнего».

– Взять правее! – вполголоса передал Сокольный по отделениям.

Зайцев поравнялся с командиром, нерешительно заглянул в глаза.

– Что ты? – спросил Андрей.

– Товарищ старший сержант, – заговорил боец, – давайте в овраге остановимся. Лучше я один схожу в деревню, если позволите.

– Если дойдем, то остановимся, – согласился Андрей, – но ты будешь при мне.

– Я могу сходить, – предложила Мария, услышав их разговор.

Сокольный холодновато посмотрел на нее.

– Это разведка боем. Никому ходить не нужно: выберем позиции и откроем огонь.

– По деревне? – брови девушки шевельнулись.

Андрей смутился: в самом деле, не стрелять же по ветряной мельнице!

И только собрался прояснить свою мысль, как вдруг где-то совсем близко полоснула пулеметная очередь. Андрей даже не разобрал, откуда она, но, заметив мгновенную растерянность Зайцева и удивление санинструктора, подал первую же команду, пришедшую на ум:

– Вперед! Скорей в овраг!

Слова эти вырвались сами собой. И только по тому, как бойцы выполняли команду, он понял, что поступил правильно.

Уже в овраге вспомнил о ракетнице. Выпустив две красные ракеты, Андрей услышал, что строчит не один, а несколько вражеских пулеметов, в разных местах. Все ли бойцы успели вскочить в овраг? Сокольный осмотрелся: кажется, все, но, по меньшей мере, трое ранены. Вон там, в сторонке, один вытянул ногу и морщится от боли. У второго вся рука до плеча в крови. Третий не может повернуть шеи… Мария растерянно бегает от одного к другому, не зная, кому в первую очередь оказать помощь…

Андрей выпустил еще две ракеты, чтобы все знали, где противник, следили за его огневыми точками и оказывали помощь взводу. Хотел приказать окапываться, но бойцы уже сами догадались об этом. И вдруг с острой, леденящей душу отчетливостью понял, что не менее десяти бойцов первого отделения остались по ту сторону оврага и противник ведет по ним прицельный огонь! Нет в овраге Адамчука. Нет Александрова. Значит, и они там…

Сокольный осторожно выглянул из оврага.

Бойцы беспорядочно лежали на пашне: кто где упал. Живы ли они? У некоторых раскинуты руки, иные прижались головой к земле. Там же стоял станковый пулемет, стоял так, как его тащили, дулом назад. Андрей стал следить за бойцами в бинокль. Все лежали совсем, совсем неподвижно.

Огонь по первому отделению на мгновение прекратился. Разрывные пули трещали только на горке возле оврага. Андрей продолжал наблюдать. Вот один красноармеец чуть заметно шевельнул рукой, осторожно согнул ее, словно бы собираясь рвануться в более безопасное место или хотя бы разок копнуть лопатой. Невдалеке от него виднелась глубокая борозда, она как будто продолжала овраг. Колхозники пропахали ее для спуска воды. Если бойцы доберутся до борозды, пули их не достанут.

Но стоило одному тронуться с места, как сразу опять полоснула пулеметная очередь. Нет, не уйти: местность пристреляна отлично, и все бойцы находятся на прицеле. Андрей понял, что вражеские пулеметчики залегли где-то на возвышенном месте, а потому и видят все так хорошо.

«Как помочь? – лихорадочно думал Сокольный. – Что же делать?»

Пока противник вел только пулеметный огонь, но с минуты на минуту мог применить и другое оружие, в первую очередь минометы. Тогда овраг, где залег взвод, станет плохим убежищем. А могут фашисты и броситься в атаку или еще хуже – окружат и постараются захватить в плен. Трое раненых… Что делать, как их вынести? Нигде не видно телефониста, наверное, тоже ранен или убит.

Неясные, путаные вопросы и еще более сложные задачи возникали одна за другой. И не с кем посоветоваться обсудить их: Андрей один, он и отвечает за жизнь полусотни людей. Не только дальнейшая судьба, но и жизнь каждого из них зависит от его слова, его приказания. Бойцы смотрят на командира с надеждой и тревогой. С надеждой на то, что он найдет выход из положения, проявит смелость, отвагу. С тревогой, – что растеряется в сложных условиях, и тогда не миновать беды.

И вдруг Андрея осенило: нет смысла сидеть в укрытии и ожидать ответа на сигналы! Трудно, очень трудно, но нужно действовать самому.

Командиры отделений держались поблизости, неизвестно – по собственной ли инициативе или собрал их догадливый Зайцев. Андрей приказал приготовиться к круговой обороне, твердо решив, если придется, вести бой до последнего. Пулеметчикам и лучшим стрелкам он приказал выявить огневые точки противника и открыть по ним огонь, чтобы этим облегчить отход красноармейцев, оставшихся на поле.

Покончив со всем этим, Андрей повернулся к Зайцеву. С минуту помедлил, не решаясь сказать то, что обязательно должен был сказать. Вот стоит перед ним человек – близкий, молодой, здоровый. В его глазах – жизнь, уверенность в себе, желание бороться и победить. А скажешь слово, и, быть может, через минуту этого человека не станет. Погибнет от одного твоего слова! Так имеет ли право Сокольный не сказать этого слова? Имеет ли право подвергать смертельной опасности не одного Зайцева, а более полусотни человеческих жизней. А может, не Зайцеву сказать это слово, а кому-нибудь не такому близкому? Но ведь сейчас все близки в эти минуты опасности. И потом – не каждому доверишь то, что можешь доверить Зайцеву.

Вестовой заметил заминку командира. Заметил и душой почувствовал, – тот собирается сказать ему что-то особенное, очень важное для всех.

– Я слушаю вас, товарищ старший сержант, – спокойно произнес он.

И Сокольный решился.

– Пойдешь на КП роты, – стараясь преодолеть дрожь в голосе, начал он, – и доложишь обстановку. Скажешь, – Андрей понизил голос, – что взвод в опасности. Есть раненые, первое отделение прижато к земле, парализовано и едва ли вернется в строй. Нас могут окружить. Передай, что я прошу немедленной помощи.

– Есть! – лицо Зайцева слегка потемнело. – Разрешите выполнять?

Взяв карабин, он побежал в конец оврага, вылез на пашню и быстро пополз на горку, всем телом прижимаясь к земле. Горка тут была пониже, чем напротив центра оврага, вражеские пули то и дело свистели над ней, но Зайцев все полз и полз. Каким-то особым чутьем он выбирал то борозденку, то ямку, то вдруг рывком перебрасывал тело в сторону. Бойцы в овраге невольно прекратили работу, наблюдая за маленькой, гибкой фигуркой на открытом месте. Переползет Зайцев горку или не переползет? Выберется ли из-под огня?

• Предыдущая
• 32/86
• Следующая