Огнедева. Аскольдова невеста - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 64
- Предыдущая
- 64/91
- Следующая
Из другой клети показался Радим, ведущий Ольгицу, тоже укрытую паволокой. По такому торжественному случаю на нее надели столько серебряных и бронзовых украшений, служащих также оберегами, что она еле шла и каждый ее шажок сопровождался оглушительным звоном. Не так чтобы она чувствовала себя счастливой в день своей свадьбы, но утешало ее хотя бы то, что она исполняет волю покойного отца и соединяет свою судьбу с тем, кого он для нее выбрал еще пять лет назад.
Обе пары двинулись к воротам; женщины усердно мели дорогу перед ними, разгоняя все дурное, а мужчины шли по бокам и следом, изо всех сил громыхая железом, стуча деревянными колотушками и палками по щитам и котлам, стараясь производить как можно больше шума. Неудивительно, что у невест, не помнящих себя от волнения, ничего не видящих под паволоками, ступающих среди грохота в неудобном тяжелом наряде, подгибались ноги и шествие двигалось еле-еле.
За воротами гудела целая толпа. Здесь были дружины смолян, кривичей, радимичей, местные жители, собравшиеся чуть ли не за три дня пути поглядеть на диво: новый князь Станислав женится на бывшей Огнедеве, которая теперь Заряла. Пришли и волхвы с Вечевого Поля, с посохами, кнутами и факелами в руках, чтобы очистить дорогу от всякого зла, пришли волоковщики, торговцы из Свинеческа и проезжающие гости, случайно оказавшиеся здесь в это время. Велем мельком увидел старого знакомого — Синельва, уже красного от пива и веселого. Все это гудело, орало, лезло на плечи друг другу, чтобы увидеть побольше, и дорогу вниз от ворот пришлось расчищать не только вениками от порчи, но и древками копий и щитами — от чересчур настырных гостей.
Направлялись к Перунову дубу, растущему чуть поодаль, на пригорке. Здесь их уже ждали Веледар и Макошина жрица Богуслава. Для свадьбы оба они надели самые торжественные наряды, головы их венчали позолоченные рога, одежды сияли красной обережной вышивкой. У Веледара был в руках огромный турий рог, окованный позолоченным серебром, — священный, хранившийся в Велесовом святилище и используемый для самых важных торжеств. Богуслава держала на длинном вышитом рушнике свадебный каравай, где внутри была запечена целая жареная курица, — такой огромный и тяжелый, что две молодые жрицы поддерживали по краям доску, на которой он лежал.
Станила с невестой встали на колени на медведину, раскинутую на траве под дубом. Веледар поднял рог, полный пива, и трижды описал им круг по солнцу возле склоненных голов жениха и невесты, приговаривая:
Он обрызгал молодых пивом из рога и отошел, его место заняла Богуслава и тоже трижды благословила жениха и невесту караваем, который с усилием держали три женщины, будто Макошь и Рожаницы.
— Гой! — кричали все собравшиеся вслед за ней.
Веледар взял за руку Станилу, Богуслава — Зарялу, и повели их вокруг дуба, следуя по солнцу — один круг, второй, третий. Волхвы окропляли их водой со священных трав, женщины осыпали хмелем и зерном из ковшей, а народ вопил:
— Житом — чтобы жить хорошо! Хмелем — чтобы жить весело!
— А что это мы все на паволоку смотрим? — закричал воевода Жданец. — Мы на невесту пришли смотреть! А ну, княже, покажи нам княгиню нашу!
Под ликующие вопли народа Станила нетерпеливыми руками поднял паволоку. На него глянула Заряла, раскрасневшаяся, как настоящая заря, с блестящими глазами, дрожащая от волнения. Теперь она принадлежала ему. Станила жадно схватил ее пылающее лицо в ладони и припал к губам долгим поцелуем. Люди вокруг кричали и от радости кидали вверх шапки, а он все не мог оторваться, обнимал ее, скользил руками по телу, стараясь нащупать под множеством рубашек самую желанную для него женщину. Казалось, ему ничто не помешает осуществить свои новые права на нее прямо сейчас и присутствие орущей толпы ничуть не убавит его пыла.
— Княже… оставь. — Заряла, задыхаясь, еле вырвалась, упираясь руками ему в грудь. — Задушил совсем… дай вздохнуть…
— Хороша ли моя княгиня? — Станила повернулся к людям, снова взяв ее за руку.
— Хороша! Ох, хороша! — вопили все вокруг.
Но кто-то один в толпе кричал нечто иное. Велем первым его заметил и первым услышал голос, выбивающийся из общего лада, потому что отвернулся, не в силах смотреть, как Станила жадно, с такой страстью и полным правом целует его Красу… уже совсем не его! И довольно скоро приметил в толпе человека, который усиленно пробивался в первые ряды. Мужик как мужик, по виду варяг, лет пятидесяти, грузноватый и с брюшком, с длинными светлыми волосами и двумя косами спереди, с косичками в бороде, с железной гривной и двумя торсхаммерами на ней, какие носят уроженцы Свеаланда и берегов озера Лауг. Но только лицо у него было какое-то дикое, не идущее к свадебной радости, изумленное и возмущенное разом.
— Пустите, пустите! — кричал он то по-словенски, то по-северному и, не жалея кулаков, проталкивался в середину круга.
Даже Станила заметил его среди ликующих лиц, напоказ выражавших восхищение красотой молодой княгини. А невеста вдруг вскрикнула и отшатнулась, будто хотела спрятаться. Станила вопросительно обернулся к ней, увидел испуг на ее лице, нахмурился и в гневе повернулся, желая знать, кто посмел испугать его новобрачную… и наткнулся взглядом на возмущенное лицо варяга.
— Княсе, княсе! — орал тот. Он говорил по-словенски, но некоторые звуки ему не давались, и так у него получалось слово «княже». — Слушай меня! Тут обман! Обман! Тебя обманули!
— Что такое? — Станила шагнул к нему. Отроки уже схватили варяга за плечи и хотели оттащить прочь, но князь сделал знак подождать. — Где обман? Ты кто такой? Чего лезешь? Что за Встрешник тут выискался?
Велем подошел ближе. Очень нехорошее предчувствие сдавило грудь. Станила правильно сказал — Встрешник. Варяг был весьма похож на Встрешника, способного своим появлением даже прекрасные дела превратить в ужасные. Неусердно, стало быть, волхвы нечисть разгоняли…
Он мельком глянул на Зарялу — она, все с тем же ужасом в глазах, жалась к плечу Станилы. Что же это за синец темнообразный, если от него она готова искать спасения даже у «дивьего мужика»!
— Я слышал, что ты берешь кону [38]дочь Домогеста из Альдейгьи! — продолжал выкрикивать предполагаемый Встрешник. На пальцах у него сидели тесным рядом пять-шесть серебряных перстней и среди них даже один золотой, а вот во рту Дела обстояли не так блестяще: зубы у него были обломанные, желтые и гнилые, за исключением тех трех, которые вовсе отсутствовали. — Я пришел смотреть такой пир! Я хорошо знаю Домогест из Альдейгьи, и его семью я знаю! Это — не дочь Домогеста! Но и эту девку я знаю! Она — роба, мы взяли ее в Валаборге, я сам повез ее продавать! Я продал ее в этих местах одному человеку, продал за марку серебра, но взял мехами и шкурами. А теперь ты берешь ее, называешь кон ой и княгиней!
— Ты кто такой? — спросил Станила, разгневанный и несколько опешивший от таких вестей.
— Мое имя — Грим сын Вемунда, я из Свеаланда. Я пришел на Аустрвэг с Иггвальдом конунгом, мы взяли Валаборг. Взяли там много добычи и полона. Иггвальд конунг собирался взять еще Альдейгью, а мне поручил отвезти полон и продать побыстрее. Он доверил мне, потому что я не раз делал такие дела, я умею хорошо обменять полон на серебро! Меня никто не обманет, ни один тролль! Я увез из Валаборга сорок таких девок, а эту, с красными волосами, я продал еще здесь, в этих краях, через три ночевки после Сюрнеса! [39]Ты, Станислейв конунг, берешь за себя робу, которой цена марка серебром!
- Предыдущая
- 64/91
- Следующая
