Выбери любимый жанр

Огнедева. Аскольдова невеста - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 68

Перейти на страницу:

Изменить размер шрифта:

Воины вокруг закричали, застучали мечами и топорами о щиты. Жданец сделал знак, и оба противника вступили на поле.

Еще пока воевода говорил, Велем заметил, что от долгого стояния ноги слегка затягивает в грязь. Еще бы — всю ночь шел дождь, только к рассвету немного распогодилось. А значит, стоять на месте — гибель. Кто первый устанет и остановится — увяз и проиграл. Потому что миг промедления, потраченный на то, чтобы вытащить ногу из грязи, будет стоить жизни.

Понимая это, оба противника, однако, не спешили кидаться друг к другу, пытаясь сначала приноровиться к скользкому полю. К тому же топоры, которыми оба были вооружены, требуют бить наверняка — один раз промахнешься, времени замахнуться второй раз не будет.

Велем все-таки двинулся вперед первым. У него было чувство, что он идет по самому краешку бездны. Хорошо рассуждать о судьбе наедине с собой, но вдруг боги все же думают иначе? Он сам хотел поскорее выяснить, прав ли был, и это нетерпение гнало его в бой. Двигаясь по кругу, он надеялся, что у Грима не хватит выдержки и тот бросится на него, нанесет удар и несколько мгновений после этого будет беззащитен. Но Гриму помогал многолетний опыт — он не хуже Велема знал цену опрометчивости и единственного неверного движения, поэтому оставался на месте, лишь переминался с ноги на ногу, вытаскивая по очереди оба башмака из грязи. Мелкая водяная морось, оседая на шлемах, скатывалась с гладких железных боков крупными каплями и падала на лица. Кожаная рубаха Грима уже потемнела от воды на плечах, Велем в шерстяной верхнице тоже промок, но не обращал на это внимания.

Но вот Грим не выдержал — сделал широкий шаг вперед и нанес удар. Велем отшатнулся, кожаная подошва заскользила по грязи, и он чуть не упал. Ловя равновесие, он остановился лишь на миг, но за этот миг Грим успел описать секирой широкий круг над головой и с размаху ударить снова, целясь ему в ногу. Видя, что удар идет на уровне колена наискось сверху вниз, Велем мог бы попробовать перепрыгнуть, но из-за грязи это было слишком рискованно, и он просто подставил свою секиру, отбивая удар. Раздался треск дерева — это рукояти обеих секир столкнулись друг с другом, и сила столкновения сбила Велема с ног.

Он откатился по мокрой земле, но секиру не выпустил; он даже не успел подумать, что это почти все, что ему не хватит времени встать и… Грим метнулся вслед за ним, надеясь добить лежащего, но и его подошва поехала по грязи, он потерял равновесие, удар вышел неверный, и секира врубилась в землю перед лицом Велема. Ладожанин даже услышал чавканье, но сумел отшатнуться и вскочить на ноги.

Но за то время, которое Велем потратил, чтобы встать, Грим вытащил секиру из земли. Опасаясь поскользнуться еще раз, мимоходом смахнув грязь с лица, Велем снова принялся кружить вокруг варяга. А тот, зная, что был в каком-то волоске от победы, уверился, что боги все же подтвердят его правоту, и с большей смелостью пошел вперед. Ведь это божий суд, и боги уже изваляли в грязи молодого наглеца, который обманул конунга, а его, Грима, теперь смеет обвинять во лжи! Скоро он смоет эту грязь собственной кровью! Краем глаза Грим выискивал на земле лужу, чтобы загнать в нее противника, а тот пятился от него, выжидая удобный случай для удара.

Поединок затягивался: противники кружили друг перед другом, больше озабоченные тем, чтобы удержать равновесие, а не нападением. И сами боги, похоже, устали ждать и дали знать о своем нетерпении: дождь усилился, вместо мелкой мороси стали падать крупные частые капли. Рыжая кожаная рубашка Грима стала совсем черной от воды, Велем промок насквозь, напитавшаяся водой шерстяная верхница потяжелела.

Но это его не смущало: он видел, что Грим начал уставать. Велем не давал ему ни на миг передохнуть, и зрелый возраст стал постепенно сказываться. Его движения становились все менее верными, словно бы небрежными. Грим еще делал один выпад за другим, но мимо, теряя на каждом все больше и больше сил. А Велема словно поднимала горячая волна воодушевления: он уже точно знал, что победит. И даже опасался своей уверенности. Вчера, направляясь на свадьбу Станилы, он тоже думал, что все будет хорошо…

Но все это ощущалось где-то очень глубоко в душе, а отвлекаться на посторонние мысли Велем себе не позволял и внимательно следил за противником, не останавливаясь. А тот, убаюканный этим равномерным движением, сосредоточившись на устойчивости ног и дыхании, в какой-то миг не заметил, что противник застыл на месте. Грим таки нанес задуманный удар, попав туда, где Велем должен был оказаться, но где его не было. И тут же Велем ударил по секире Грима и сбил ее вниз, заставив вонзиться краем лезвия в землю, затем быстро ударил снизу вверх, целя в лицо варяга. Попав в полумаску, лезвие смяло ее и поранило лицо; брызнула кровь, а Грим, попытавшись выпрямиться и отшатнуться, опрокинулся на спину и завалился в грязь. От сильного удара о землю он не сразу смог прийти в себя и только лежал, мотая головой, не пытаясь подняться.

Поединок был почти завершен. Велему оставалось поднять секиру и одним ударом покончить с беспомощным противником. Но вместо этого он опустил топор и отступил, давая знать, что закончил. Почему-то ему была противна мысль о том, чтобы добивать старика — седина в бороде Грима особенно ясно бросилась ему в глаза — с залитым кровью лицом, мокрого от дождя и заляпанного грязью с головы до ног. Он доказал свою правоту… но, прямо говоря, Грим, хоть и гад порядочный, не солгал и выходил на поле защищать свою правду. Боги подвели его… а может, отросший живот и немолодые годы. Но у Велема не поднялась рука на человека, сказавшего правду. Довольно того, что он, Велем, оправдан. А с ним и все те, кого он на этом грязном поле закрывал спиной.

Ушей достигли громкий гул, сотни слившихся в едином вопле голосов. Люди кричали уже давно, с самого начала, просто Велем, ступив на поле, перестал их слышать. На этом поле они были только втроем — он, Грим и судьба. Остались двое — варяга уже никто не принимал в расчет.

Жданец вышел на поле, подняв к небесам щит и меч, поблагодарил Перуна за правый суд и признал Велема победителем. Сам священный дуб, казалось, дрожал от ликующих воплей — все, кроме немногочисленных Гримовых варягов, радовались победе ладожанина. Выбежал Станила, поскользнулся, упал на колено, испачкав богато расшитые свадебные порты, порывисто обнял новоявленного родича, не смущаясь тем, что после этого стал почти так же грязен. Надо же, с кем привелось обниматься! Потом он попал в объятия брага Гребня, потом Селяни, а прочие — Ивар, Колога, Радобож, Добробой с Мирятой — толпились вокруг и хлопали по спине и по плечам, отчего брызги воды и грязи летели на улыбающиеся лица. Парни сияли — они и не смели надеяться на победу, потому что отлично знали, что их старший брат и воевода солгал и выходит защищать ложь. Но он защищал также их всех, и боги, как видно, приняли это во внимание.

Кто-то забрал у него секиру и щит, где уже все досточки болтались, а две так и вовсе вылетели. Велем наконец снял шлем, отдал кому-то из братьев, рукавом стер грязь с лица и запрокинул голову, ловя влажные капли дождя. Волосы быстро промокли, холодные капли потекли по спине, но ему было приятно. Слезы неба смывали с него эту грязь — видимую и невидимую. Боги простили. А значит, по большому счету он был прав.

Растолкав братьев и старейшин, торопившихся чествовать победителя, к нему снова подошел Станила, обнял за плечи и подтолкнул к дубу. В нескольких шагах от него стоял на коленях Грим, уже обезоруженный и без шлема. Лицо и борода его были залиты кровью из глубокой ссадины, задевшей нос, щеку и верхнюю губу. Похоже, еще на пару гнилых зубов стало меньше. Двое отроков стояли за его спиной с копьями в руках.

— Чего пожалел-то? — Не обращая внимания на дождь, промочивший его волосы и нарядную одежду, Станила кивнул на варяга. — Что теперь делать будем с этой жабой? Ах ты, сука брехливая! — Он сделал движение, будто хотел ударить варяга ногой в грудь, но сдержался: Станиле казалось неудобным бить врага, побежденного не им самим. — Жена моя, вишь…