50 знаменитых любовников - Васильева Елена Константиновна - Страница 104
- Предыдущая
- 104/138
- Следующая
Возможно, этот разрыв послужил одним из поводов к тому, что начиная где-то с 1921 г. Есенин пристрастился к вину. Все чаще и чаще, ссылаясь на скуку и усталость, он предлагал приятелям завернуть в тот или иной кабачок. Правда, он не столько пьянел от вина, сколько досадовал на чье-то не понравившееся ему в разговоре замечание, и тогда уже доводил себя до буйства и бешенства.
Именно в этот период в жизнь поэта вошла женщина поистине роковая. Айседора Дункан, знаменитая американская танцовщица, ирландка по происхождению, появилась в России 24 июля 1921 г. в сопровождении ученицы и приемной дочери Ирмы и камеристки Жанны. Приехала якобы по «приглашению Советского правительства», хотя есть версия, что это был не более чем рекламный трюк. Дело в том, что в Европе успех Дункан был чрезвычайно кратковременным. Ее публичные выступления против «классического балета», ее «концепции танца будущего» вызывали не более чем тягу к необычному, шокирующему, провоцирующему спор или скандал зрелищу.
Безусловно, Айседора была талантливой актрисой, одержимой идеей обновления балета, но переворота в балетном искусстве ей все-таки совершить не удалось. Да и возраст уже не позволял. В 1921 г. ей исполнилось 43 года, хотя она все еще была на редкость хороша и обаятельна.
Женщина по сути своей богемная, Дункан чувствовала себя как рыба в воде в кругу московских писателей, художников, актеров. Именно в одном из самых известных мест артистической Москвы — в студии художника Георгия Якулова — произошла осенью 1921 г. ее встреча с Есениным. Дункан и Есенин сразу потянулись друг к другу. Они никого не замечали вокруг себя, разговаривали больше жестами и взглядами, при этом прекрасно понимая друг друга. Английского языка Есенин не знал, да и не собирался его учить. Айседора же едва владела русским языком. Под утро Дункан отправилась домой, Есенин уехал с ней. С этой ночи особняк на Пречистенке, где она обитала, стал есенинским пристанищем.
Это была встреча родственных душ. Оба — и Дункан, и Есенин — отличались редкой душевной щедростью и мотовством. Айседора бездумно проматывала состояния своих мужей и свои собственные гонорары. Есенин точно так же поступал со своими жалкими заработками. Еще один момент. Если Дункан увидела, помимо всего прочего, в Есенине сходство со своим трагически погибшим малолетним сыном, то для Есенина не меньшее значение имело ощущение не столько женской, сколько материнской ласки, которой ему не хватало в детстве. Да и женщины, которых он любил, все были старше его. Лидия Кашина — на десять лет, Анна Изряднова — на 4 года, Айседора Дункан — на 16 лет; старше была и Августа Миклашевская… Исключение составляла лишь Софья Толстая.
Очень скоро очарование Айседоры развеялось, и она стала надоедать Есенину. От ее ласк временами становилось тошно. Тогда он сбегал. Ночевал у друзей. Так проходил день, другой, третий, неделя. Но потом снова возвращался. «Любит меня… Чудная какая-то… Добрая… Славная… Да все у нее как-то не по-русски», — объяснял он свое возвращение.
В апреле 1922 г. Дункан решила отправиться в Европу, но не одна, а с Есениным. Для этого она обратилась к одному импресарио с просьбой организовать двухнедельные гастроли ее, Ирмы, «великого русского поэта Есенина» и двенадцати своих учениц. Для получения заграничных паспортов Есенину и Айседоре пришлось пойти в загс и зарегистрировать свой брак. При этом поэт решил взять себе двойную фамилию: «Есенин-Дункан».
В начале мая молодожены прибыли в Берлин и поселились в одном из лучших отелей города. Там они провели полтора месяца, периодически выезжая в другие города Германии. Есенин в Берлине вел достаточно деловой образ жизни. Он посещал редакции, оговаривал с издательствами планы издания своих книг. Вечером, как правило, его ожидали гости, встречи, выступления, неизбежная выпивка и, конечно, скандалы с женой. В конце концов Есенин сбежал от Дункан и спрятался в одном из семейных пансионов, где полностью расслабился, спокойно попивал водочку с друзьями и писал стихи.
Узнав о его побеге, Айседора села в машину и за три дня объездила все отели и пансионаты в городе. Наконец, нашла беглеца и ворвалась в тихий пансион ночью, когда хозяева и жильцы уже спали, а Есенин с друзьями спокойно играл в шашки. Разъяренная женщина перебила всю посуду, сорвала со стены огромные часы, разорвала кружевные гардины. Закончив разбой, Айседора увела с собой перепуганного Есенина.
Дункан пришлось уплатить огромный штраф за разгром, после чего она вместе с Есениным решила уехать во Францию. Но поскольку французские визы еще не были получены, решено было заехать в Кельн, Страсбург, побывать в Бельгии и Швейцарии.
Как в наркотическом сне, пролетели перед взором Есенина великие немецкие города. Не потому, что он очень часто бывал пьян, он и трезвый не очень интересовался их достопримечательностями, как, впрочем, и Францией, и Италией, где они пробыли почти три месяца.
В сентябре 1922 г. Есенин и Дункан прибыли в Нью-Йорк. И здесь не обошлось без скандала — представители иммиграционного ведомства долго не выдавали им разрешение на въезд в Америку, опасаясь пропаганды коммунистических идей.
Опасения были не напрасными. Хотя Есенин и Дункан дали расписку о том, что они обязуются на представлениях не петь «Интернационал», этот революционный гимн звучал на всех выступлениях танцовщицы. Что на них творилось, можно судить по отзывам о концерте в симфоническом павильоне Бостона, где собралось 10 тысяч зрителей. Айседора кричала о своей любви к большевистской России. Публика на галерке, захлебываясь от восторга, ринулась в партер, требуя исполнения «Интернационала». Дело дошло до того, что в зал въехала конная полиция и стала разгонять толпу. А Есенин в это время, по-видимому, больше от отчаяния, чем от озорства, открыл окно туалетной комнаты, выставил красный флаг и стал размахивать им, крича: «Да здравствует Советская Россия! Да здравствует большевизм!»
После Америки у Айседоры были запланированы выступления в Париже. Есенин уехал в Берлин, вскоре Дункан приехала к нему. И опять началось: шампанское, русские песни, танцы, сцены ревности, битье посуды, изгнание из отелей, успокаивающие уколы. Закончилось все семейным советом, на котором Айседора решила, что они должны вернуться в Россию. Туда они благополучно и прибыли в августе 1923 г.
О Европе Есенин почти никогда не говорил. Только по приезде бросил фразу: «Европа — мразь». Америка была удостоена более пространных излияний. «Да, я скандалил, — откровенничал он со своим другом Л. Повицким, — мне это нужно было. Мне нужно было, чтобы они меня знали, чтобы они меня запомнили. Что… я им стихи читать буду? Американцам стихи? Я стал бы только смешон в их глазах. А вот скатерть с посудой стащить со стола, посвистеть в театре, нарушить порядок уличного движения — это им понятно. Если я это делаю, значит, я миллионер, мне, значит, можно. Вот и уважение готово, и слава, и честь! О, меня они теперь помнят лучше, чем Дункан!..»
Не прошло и двух недель после возвращения из-за границы, как Есенин разорвал брачные отношения с Дункан и съехал с Пречистенки. Почти два месяца он скитался по разным квартирам, пока, наконец, не обосновался у Галины Бениславской, сотрудницы газеты «Беднота». Уже несколько лет страстно влюбленная в Есенина, она предоставила ему угол в своей комнате в Брюсовском переулке.
«Галина Артуровна Бениславская, или просто Галя, как звали ее мы, была молодая, среднего роста, с густыми длинными черными косами и черными сросшимися бровями над большими зеленовато-серыми глазами… Отец у Гали был француз, мать — грузинка», — так описывала эту женщину сестра поэта, Александра.
Есенин был искренне благодарен этой женщине, приютившей его и взявшей в дальнейшем в свои руки все дела по устройству рукописей и книг. Но при этом не испытывал к ней никаких сердечных чувств, что конечно же травмировало и оскорбляло ее. Открытые свидания с крутящимися вокруг девицами вроде Риты Лившиц, Нади Вольпин или Агнессы Рубинчик доставляли ей немалые страдания, как и поездки Есенина на Пречистенку. Он долго еще не находил в себе сил окончательно порвать с Дункан и, уже оставив ее, испытывал обостренное желание видеться с ней хоть раз в неделю.
- Предыдущая
- 104/138
- Следующая
