На грани счастья - Алюшина Татьяна Александровна - Страница 47

• Предыдущая
• 47/51
• Следующая

Притянул еще ближе, обняв за талию, и поцеловал.

Никакой страсти, обжигающей силы и напора! Никакого выпущенного на свободу несдерживаемого уже желания!

Неторопливый, глубокий, сводящий с ума нежностью поцелуй!

Дашка плыла, плыла в этой непереносимой глубокой нежности — нежности за гранью!

Она оглохла, ослепла и разучилась думать, погружаясь глубже и глубже в пронизанную горячими лучами солнца синюю, плотную, как морская вода, колыбель нежности. И только рвалась — ближе, плотнее, сильнее — дальше, дальше в глубины темные, где рождается истина.

А он целовал, целовал, целовал, изливая на нее всю нежность мира и помогая идти туда, куда неосознанно она звала их обоих.

Игорь приподнял ее одной рукой, не прерывая поцелуя, умудрился стянуть с Дашки трусики, разоблачить себя и, придвинув ее к краю стола…

Вошел до самого конца, прочувствовав непередаваемую полноту ощущений, прокатившихся по всему телу и закипевших вмиг и тут же испарившихся от огня слезами.

И они нырнули вдвоем туда, в самую изначальную глубину, и он вел их обоих, в диссонансе сводящей с ума щемящей нежности так и не прерванного поцелуя и не совпадающего с ним мощного ритма напора.

В самый последний момент истины, от свода, где они были соединены, у Дашки вверх по позвоночнику, через голову уходя куда-то в небо, прокатилась сокрушающая, как горячий вихрь, волна, и крик ее восторга и ошеломления вибрировал в голове у Власова, продолжавшего целовать ее… теперь уже нежно-успокаивающе.

И только тогда он прервал их первый поцелуй, прижав Дашкину голову к своему плечу.

Закрыв глаза, прижимая к себе Дашку и пытаясь научиться заново дышать, он возвращался из глубин, куда им удалось занырнуть вместе!

И, плавно приходя в себя, вдруг почувствовал влагу на плече, отстранил Дашкину голову, придерживая за затылок, и заглянул ей в лицо.

В мокрое лицо, по которому катились слезы, у него даже сердце пропустило удар, так он безотчетно на мгновение испугался.

— Что, Даш, что? — спросил тревожно.

— Ничего, — попыталась она мотать отрицательно головой в его руке, не открывая глаз.

— Почему ты плачешь?

Она открыла глаза и посмотрела в его обеспокоенное лицо.

— Я не плачу, — по-детски капризно заявила Дашка.

Власов подцепил указательным пальцем слезинку с ее щеки и показал:

— Ты плачешь.

Она покачала освобожденной теперь от его руки головой, пытаясь объяснить:

— Господи, это было так красиво!

А он рассмеялся легко, свободно, жизнью полной радости.

— Наверное, ты единственная женщина, которая дала этому такое определение!

А Дашка так же по-детски обиженно настаивала:

— Это было красиво!

— Да, — подтвердил он, снова прижимая ее голову к своему плечу. — Это было очень красиво, Даш!

Большой круглый стол, удобные кресла вокруг него, симпатичный буфет в русско-этническом стиле словно растворялись в зеленоватом кружеве пробивающегося сквозь густую листву дикого винограда солнца, окутывая уютом и спокойствием.

Власов, усадив Дарью в кресло на веранде, сам накрывал на стол, ходил, ходил туда и обратно из кухни на веранду, а она и не делала попыток помогать, предложила без должного энтузиазма, он сказал:

— Нет, отдыхай.

Она и отдыхала, смотрела куда-то вдаль, прислушивалась к себе и молча наблюдала за ним, когда он появлялся и уходил за чем-то еще обратно в кухню.

— Ну все! — сказал он, усаживаясь рядом с ней. — Можем приступать.

— Власов, тебе сколько лет? — вдруг спросила Дашка.

— Сорок один, — ответил он, накладывая в свою тарелку еду.

— Ты разведен? — преподнесла следующий вопрос Дарья, как уведомила о допросных намерениях.

— Давай сначала поедим, Даш, — не принял ультиматума он. — И я тоже задам тебе вопросы.

— Давай, — согласилась она.

«Вот дура-то! — дала себе мысленную оценку Дашка. — И чего прокурорствовать полезла? Всю красоту испортила!»

А Власов, посмотрев на нее внимательно, налил сухого вина им в бокалы и спокойно сообщил:

— Я не был женат.

— Это по убеждению или диагноз? — спросила Дашка.

— Ни то и ни другое, — качнул на ее нападение головой Власов.

То, что Игорь дожил до сорока одного года холостяком, так это так жизненная фишка легла. И никакими такими принципиальными убеждениями мужчины, влюбленного в собственную свободу и одиночество, голову и жизнь свою Власов не отягощал.

Да дурость все это — холостяк по убеждениям!

Это когда ничем иным выделиться не можешь, ну, тогда в позицию, и главное — громко о ней заявить — выделился, предъявил себя миру.

А по сути, не слишком ты женщинам и нужен был, заявитель фигов, а то давно бы к рукам прибрали.

Власов женщинам был нужен, да еще как! На части, конечно, не рвали, но попытки женить его на себе предпринимали разнообразные и довольно регулярно.

Он влюблялся, само собой, и ухаживал, и добивался, и переживал — ну а как без этого! Дважды экспериментировал, как это по-протокольному, совместным проживанием: с одной женщиной полгода, с другой, лет через пять после первой, больше года вместе жили. А так, в основном романы непродолжительные, иногда легкие интрижки. Он был щедрым и внимательным с женщинами и старался при расставании особо не обидеть, но они все равно обижались, обвиняли его в разных грехах, по большей части в том, что он холодный и равнодушный.

Ну, может, только почему-то он не встретил женщину, с которой бы точно знал, чувствовал, что хочет прожить всю жизнь, родить детей, состариться вместе. Почему-то ни с кем из них, даже с самыми замечательными и умницами-красавицами, не возникло желания стать ближе, родней, поделиться жизнью, переживаниями.

Так случается, что вот не встретил. А жениться из каких-то иных побуждений — возраст подошел, и давно пора бы, и детей не мешало бы, или вот рядом вроде девочка хорошая, уютная. Да бросьте! На кой фиг, если душе не тепло! Зачем? Чтобы потом претензии предъявлять в несовместимости жизней.

Ну, не страдал он такой ерундой и не комплексовал по этому поводу. К тому же имел перед глазами два ровно противоположных примера — Макса и Федьку.

А последние девять лет так вообще не до романов и увлечений ему было, даже при неослабевающем и постоянном внимании со стороны женщин. Поэтому и обходился кратковременными встречами. Конечно, такую интимную жизнь не назовешь интересной и уж тем более регулярной, но, с другой стороны, занятие сельским хозяйством в нашей стране какой-никакой, но все-таки секс!

— Ну а ты, Дарья Васильевна, замужем вроде тоже не была?

— Не отметилась! — бодро рапортовала Дашка.

— И почему? Что не звали, не поверю, уж извини. Или претенденты были не хороши?

— Да разные. Кто и не хорош, а кто и даже очень ничего.

Первый бурный роман у Дарьи Васнецовой случился в институте с молодым преподавателем. Во-первых, они конспирировались, боясь навлечь на него неприятности по работе, а во-вторых, Дашка в то время и училась, и вкалывала, так что виделись редко, в основном в его квартире и в основном для бурных занятий любовью. И как-то это стало Дашку тяготить — мотаться черт-те куда на другой конец Москвы, прятаться, в институте делать вид исключительно официальных отношений. И как только он сделал ей настойчивое предложение выйти за него замуж, она слиняла под предлогом трудностей в семье. Реальным предлогом.

Пережив пару-тройку легких увлечений, Дарья нарвалась на роман номер два.

Вовсю делая карьеру в корпорации, после важных и трудных переговоров была приглашена одним из партнеров их фирмы отметить заключение нового договора ресторанным ужином.

Он был старше ее на пятнадцать лет, глубоко разведен, имел двоих детей, пошаливающие нервы, штук с пяток вредных привычек, старого пса по кличке Либерман и среднюю степень мании величия.

• Предыдущая
• 47/51
• Следующая