Пенсне для слепой курицы - Куликова Галина Михайловна - Страница 27

• Предыдущая
• 27/50
• Следующая

У меня вырвался невольный вздох, и Горчаков, не сводивший с меня глаз, тут же спросил:

– Вас что-то гнетет?

Может, он хочет вызвать меня на откровенный разговор и поэтому услал куда-то Липу? Однако, по моему мнению, время откровений еще не настало. Поэтому я сказала:

– Ничего подобного. Я просто вспомнила мужа.

Лицо Горчакова омрачилось:

– Ваш муж был известным человеком.

– Да, это так.

– Я еще раньше хотел спросить... У вас нет материальных затруднений? В смысле, не нужна помощь?

Я отрицательно покачала головой. «Главное, чтобы вы меня не уволили», – хотелось ответить мне, но я, как водится, промолчала. Впрочем, действительно, что я буду делать, если он меня уволит? «Неактуальный вопрос, – одернула я себя. – Главное – остаться в живых. Живая, я обязательно найду себе достойное применение».

Горчаков, однако, был всерьез настроен вытрясти из меня хоть что-нибудь для себя интересное.

– Послушайте, Марина, – вкрадчиво сказал он, устраиваясь на краешке моего стола. – Мне почему-то кажется, что смерть вашего мужа как-то связана с другими неприятностями. Возможно, личного плана.

– С чего вы взяли? – встрепенулась я.

– Ну как же? А эти телефонные звонки в офис? Этот тип с серьгой в ухе? Ночные нападения, в конце концов!

– Так Крылов вам рассказал?

– Он ведь на меня работает.

– По ночам он тоже работает на вас? – ехидно спросила я.

– Должность у него такая.

– Значит, он просто проходил мимо моего дома?

– У Крылова собственные профессиональные тайны. – Видимо, он имел в виду, что не отдавал тому личного распоряжения сидеть под моим балконом. – Вижу, вы не склонны делиться своими проблемами.

– Они не имеют к вам никакого отношения.

«На самом деле все, что со мной случилось, произошло именно из-за вас!» – кричало мое сердце.

– Значит, я просто ваш шеф и ничего больше? – чуть понизив голос, спросил Горчаков. Теперь он смотрел не на меня, а куда-то в окно.

Интересно, что он имеет в виду? Наверное, он считает, что я до конца своих дней должна помнить оба его поцелуя. Более дурацких отношений у меня не было ни с одним представителем противоположного пола, даже в зеленой юности. Я решила высказать ему свое «фи»:

– Я ценю, что вы поддержали меня в трудную минуту. Или... – Я сделала паузу. – Я что-то не так поняла?

Горчаков вновь перевел на меня грустные глаза.

– Вы все поняли правильно, Марина. Хотя... Я надеялся, что между нами возникло чувство более сильное, чем просто расположение. Когда мы вместе ездили за город...

– С тех пор прошло много времени, – сухо сказала я. – Вы сами заставили меня думать, что это недоразумение.

Тут в приемную вошел Крылов. Услышав мои последние слова, он весело произнес:

– Обожаю недоразумения. Именно благодаря им на свет вылезает все, что люди хотят скрыть от других. Всем доброе утро!

Горчаков почему-то страшно рассердился. Может, хорошее настроение Крылова было ему не по душе, или он хотел сказать мне наедине еще что-то, но появление начальника службы безопасности Горчаков воспринял в штыки.

– Проходи в кабинет, – велел он.

– Но... – начал Крылов.

– Кажется, я ясно выразился! – взревел шеф.

Тут дверь снова распахнулась, и румяная Липа окрасила дежурной улыбкой наше нервное утро.

– Какие-то проблемы? – по-деловому спросила она, тут же стерев ее с лица.

– Небольшая истерика у шефа, – буркнул Крылов, скрываясь в кабинете.

– Принято считать, что только женщины способны на истерики, а мужчины лишь время от времени поддаются эмоциям, – заметила Липа.

Горчаков молча поднялся и прошел вслед за Крыловым.

– Что тут у вас? – понизив голос, встревоженно спросила Липа. – Плохие новости?

– Да нет, просто... страсти.

– От страстей одни неприятности, – констатировала она. – Они осложняют жизнь и нарушают пищеварение.

Я поглядела на часы и задумчиво прикусила губу. Шлыков не давал о себе знать. Странно. Искушение позвонить Ирочке и спросить, как обстоят дела с пленницей, было очень велико, но я сдержалась. Звонить нужно только из телефона-автомата, а уж никак не из офиса, в котором запросто могут стоять «жучки».

Весь оставшийся день Горчаков был сух и изыскан, как английский лорд. Я делала вид, что не замечаю его настроения. Чтобы решить наши личные проблемы, необходимо избавиться от опеки Федеральной службы безопасности.

Рабочий день подошел к концу. Я, как обычно, состряпала липовый отчет и отправилась на Казанский вокзал. Когда курьер протянул руку за дискетой, я не сдержалась:

– Послушайте...

Парень испуганно смотрел на меня и, схватив добычу, нырнул в толпу. Я даже не успела толком разглядеть, в какую сторону он направился. В общем-то, я не особо рассчитывала, что удастся вступить с ним в контакт, поэтому не была разочарована. С Верой мы договорились не встречаться на вокзале, так что я поехала домой. По дороге купила телефонную карточку и, закрывшись в стеклянной будке, позвонила на Катин мобильник, который она оставила Ирочке. Та успокоила меня, сказав, что вокруг все тихо. Томочка Хорошевская ведет себя примерно: не бузит, не ругается, читает книжки. Только что закончила «Робинзона Крузо», теперь у нее на очереди «Три мушкетера».

Как вернулась домой, не помню. Все делала машинально, не вникая в детали. Меня интересовало только одно – почему молчит Шлыков? Что случилось? Я сообщила, что украла его жену, а он не реагирует. Разве так ведут себя любящие мужья, да еще облеченные тайной властью?

Не зная, чем себя занять, я решила наконец разобрать вещи Матвея. Договорились, что отдам их его родне. Надо было все сложить в коробки. Коробки стояли на балконе, но идти туда я боялась. Впрочем, на улице еще не стемнело, так что в конце концов я решилась. Акция прошла благополучно, и я принялась за свою скорбную работу. Стараясь не поддаваться эмоциям, я действовала как автомат, методично уничтожая все следы пребывания Матвея в квартире. Единственное, что я решила оставить, это несколько фотографий, висевших над комодом. Все остальное было сложено в картонные вместилища и заклеено скотчем. Примерно так же я поступила со своим сердцем – заперла в нем до поры до времени горечь, боль и сожаления. «Вы еще получите все, что заслужили!» – думала я о своих врагах, мстительно кусая губы.

Враги между тем по-прежнему не появлялись. Укоризненно взглянув на молчавший телефон, я отправилась на кухню готовить ужин. В последнее время я забыла, что такое чувство голода. Моя диета дала сногсшибательный результат, но тонкая талия, к сожалению, не приносила мне сейчас никакого удовлетворения.

Когда в замке повернулся ключ, на сковородке вовсю шипело масло. Я решила испечь себе яблочные оладьи. Исключительно потому, что в холодильнике обнаружились сиротливая пачка кефира и пара подвявших яблок. Входная дверь между тем открылась и тихо захлопнулась.

В проеме двери возник тот самый блондин, которого вчера мы с Крыловым отпустили на все четыре стороны. При виде его сердце мое подпрыгнуло и ухнуло вниз. У меня мгновенно вспотели ладони, а на лбу выступили капли холодного пота. Рука мелко задрожала и деревянная лопатка выпала из нее на пол. Сказать по правде, я страшно перепугалась. Вчера все было по-другому. Вчера я была уверена, что блондин – фээсбэшник, а сейчас мне вдруг пришла в голову совершенно дикая мысль.

А что, если это маньяк? Тот самый, который убил Симочку Круглову? Какая же я дура! Я думала, что этот тип ошивается под моими окнами по приказу Шлыкова. А он, скорее всего, намечал себе очередную жертву! Вот почему Шлыков не позвонил! Он до сих пор не знает, что его жену похитили!

Меня замутило. Блондин сделал шаг вперед. Самое страшное заключалось в том, что он молчал. Если бы он сказал хоть что-нибудь, я бы, возможно, смогла овладеть ситуацией. А так я просто стояла, точно парализованная. В глазах блондина сверкнула искорка торжества. Губы раздвинула торжествующая улыбка.

• Предыдущая
• 27/50
• Следующая