Рукопашная с купидоном - Куликова Галина Михайловна - Страница 42

• Предыдущая
• 42/62
• Следующая

– Да, – уныло согласилась Лайма, – мои иностранцы через забор не полезут.

– Ты что, обиделась? – всполошился Болотов. – В принципе... Если я прямо сейчас дуну в город, то приеду часам к двум ночи. Возьмем ключи, в три с чем-то сможешь положить свою компанию в постель.

Лайма представила, как они уговаривают Бондопаддхая прилечь на заднем сиденье, а потом трясут его до трех ночи по дорогам, и немедленно отказалась:

– Ну нет. Это слишком сложно, я поищу какой-нибудь другой выход. Однако спасибо за предложение.

– Так мы пьем завтра вместе кофе? – спохватился он.

– Пьем, я же обещала.

Лайма бросила трубку и набрала бабушкин с теткой номер. В конце концов, к кому же еще обращаться в трудную минуту?

– Бабушка, это я, – сказала она, когда услышала знакомый голос с надменными интонациями. – Лайма.

– Я догадалась, – ответила та. – У меня других внучек нет. Попробовал бы кто-нибудь посторонний назвать меня бабушкой. Ну? И что у тебя за проблемы?

– Мне нужно где-то разместить на ночь пятерых людей, – сказала Лайма. Вдаваться в подробности или придумывать подходящую легенду было некогда.

– Фу-х, – фыркнула Роза. – Ты что, работаешь на Красный Крест?

– Бабушка, – перебила Лайма, выдавая отчаяние. – Я обратилась к тебе потому, что нахожусь в тупиковой ситуации. Придумай что-нибудь поскорее.

– Ну... Может быть, тебе подойдет избушка возле Тарасовки?

– Избушка? – осторожно переспросила Лайма. – Это что, совсем дикое место? Воду нужно кипятить на костре?

– Есть электричество. Там один государственный институт собирался строить поселок, подвели свет, воду, а потом землю у института отобрали. Пока суд да дело, строительство остановили. Осталось несколько халупок. Мой хороший друг владеет одной из них. Можешь воспользоваться.

– А ключ? – немедленно спросила Лайма, давая, таким образом, свое поспешное согласие. – И подробный план проезда?

– Приезжай, получишь и то, и другое.

– Хорошо, – обреченно сказала Лайма.

Почувствовав эту обреченность, бабушка несколько секунд молчала, потом неохотно бросила:

– Ладно, черт с тобой, сама привезу. Куда надо ехать?

– Но тебе нельзя водить машину! – ахнула Лайма.

– Ты думаешь, я дура? Поймаю таксомотор.

– Через полчаса я буду возле памятника Маяковскому, – выпалила внучка. – Спасибо, бабушка.

Она проверила, не забыла ли чего, кое-как собрала сырые волосы в пучок, мазнула по губам помадой и выскочила на улицу. Ее машина стояла во дворе, нежно прижавшись к бордюрчику. «А, была не была! – подумала Лайма. – Все равно у меня с собой два паспорта, буду пользоваться то одним, то другим по мере надобности».

Корнеев загнал микроавтобус на платную стоянку, оставил Медведя сторожить индусов, а сам отправился разыскивать Лайму.

– Разомну ноги, – объяснил он, глядя в сторону.

Медведь промолчал. Ему хотелось самому встретить Лайму. Увидеть, как она идет через площадь. Подстраховать, если что. Пусть она командир, но он несет за нее личную ответственность. Странное, очень мужское и очень неуместное чувство.

Корнеев выбрался на асфальт, потянулся, сведя лопатки и вскинув подбородок, потом снова подобрался и, хищный и изящный, мягкой поступью двинулся прочь. Медведь проводил его ревнивым взглядом. Тогда, в театре «Галлюцинация», Лайма заметила, что Жека красивый. По его мнению, ничего особенного, бывают и получше. Втайне Медведь признавал неземную красоту только одного мужчины – американского артиста и мастера айкидо Стивена Сигала. У него и фигура, и мышцы, и все.

Корнеев почувствовал напряженный взгляд напарника на своей шее и усмехнулся. Лайма, конечно, вносит в их жизнь возбуждающее разнообразие. Если бы группу возглавлял мужик, все было бы иначе. Легче и скучнее, вот как все было бы. К Лайме он с самого начала отнесся с симпатией, не более того. Живые женщины ужасно утомительные, с ними нужно возиться. Возиться ни с чем, кроме компьютера, Корнеев не любил. Однако Иван совершенно ни к чему начал входить в роль опекуна Лаймы. Надо было его порывы как-то уравновесить. Поэтому Корнеев и настоял на том, чтобы подежурить у памятника.

Лайму он увидел еще издали. Она стояла рядом с пожилой дамой и что-то оживленно с ней обсуждала. Дама выглядела эксцентрично. На ней были укороченные белые штаны в обтяжку, кроссовки и длинная футболка. Седые, коротко стриженные волосы аккуратно уложены. А лет ей – батюшки! – никак не меньше восьмидесяти. Ухоженных старушек Корнеев раньше видел только за бугром, у нас такие не водились. И все-таки она наша, отечественная. Он по губам определил, что говорит старушка по-русски. Корнеев замедлил ход, решив выждать некоторое время.

В этот момент Лайма вскинула голову, увидела его, покраснела и запнулась. Старушка тоже повернулась и немедленно Корнеева засекла.

– Это твой новый молодой человек? – спросила она Лайму с удивлением.

Несколько секунд она оглядывала его с ног до головы. У Корнеева появилось ощущение, что он стоит голый перед врачом, который примеривается, к какому такому месту на его теле приложить кругляш фонендоскопа. Наконец вынесла вердикт:

– Ничего себе. По крайней мере, он лучше, чем прежний. – Она имела в виду Болотова, разумеется. – Тот тоже был красивый, но мне не нравилось его выражение лица. Я вообще не люблю людей, которые живут так, будто делают остальным большое одолжение. А этот – настоящий пират. Надеюсь, он горячий, ты этого заслуживаешь.

– Бабушка! – сконфузилась Лайма.

Корнеев прищурил глаза.

Интересно, и зачем это она притащила сюда свою бабку? Они не должны смешивать работу и личную жизнь, Дубняк сказал им четко. Правда, неизвестно, куда он подевался, этот Дубняк. На звонки не отвечает, связного к телеграфу не прислал. История...

– Меня зовут Роза, – представилась старушка. – Буду рада, если вы приедете ко мне на чай.

– Евгений, – расшаркался «пират». – На чай приеду обязательно.

Она была совсем не такая, как его собственная бабушка, но он считал, что перед старыми дамами обязательно нужно расшаркиваться, как бы они себя ни вели.

– Ну ладно, я ухожу, – сказала старушка и, дождавшись от Лаймы поцелуя в щеку, кивнула Корнееву: – Приятно было познакомиться.

После чего повернулась и пошла по направлению к метро.

– У меня не было другого выхода, – сдавленным голосом сказала Лайма, оправдываясь. – Она дала мне ключ от дачи своего приятеля.

– Ладно.

Корнеев не собирался делать ей замечаний. Тем более что сам ничего предложить не мог. Дачи у него не было, а везти всю честную компанию в свою квартиру он посчитал опасным. Светить собственное жилье не стоит. За ним лично неоатеисты не следят, зато на Бондопаддхая могут выйти каким-нибудь замысловатым способом.

– А где наши? – С лица Лаймы медленно стекал румянец и исчезал в вырезе кофточки.

– Вон там, на стоянке.

Корнеев двинулся к микроавтобусу, подстраиваясь под ее шаг. Она успела где-то переодеться и теперь была в джинсах, которые только подчеркивали ее соблазнительную фигуру. Лучше бы уж оставалась в юбке, Бондопаддхаю довольно ее коленей и лодыжек, а то еще раскатает губу. Индус, конечно, держался в рамках, но то, что он на самом деле похотливый индюк, Корнеев понял сразу. Одна его выходка с Никой Елецковой чего стоит!

Ника сейчас занимала и все мысли Лаймы. Ей не терпелось узнать, что же произошло в гостинице. Как это – Нику похитили? Кто похитил? За нее что, потребовали выкуп? И при чем здесь Бондопаддхай?

Как только Лайма оказалась в салоне микроавтобуса, она немедленно обрушила все вопросы на Медведя. Просто потому, что именно он вводил ее по телефону в курс дела. Хотя Корнеев тоже мог бы ей все объяснить. Однако он не проявил инициативы и молча довел ее до стоянки.

– Мы приехали, – начал живописать Медведь. – Поскольку я слишком заметный, на разведку пошел Жека.

Лайма серьезно кивнула, хотя сердце у нее екнуло. Она бы никогда в жизни не пошла на разведку в гостиницу. Просто впластмассилась бы туда вместе с индусами, и все. Там бы их и повязали.

• Предыдущая
• 42/62
• Следующая