Секретарша на батарейках - Куликова Галина Михайловна - Страница 18
- Предыдущая
- 18/43
- Следующая
Анисья Петровна цвела и пахла, словно маргаритка, высаженная из горшка в открытый грунт. Непонятно, как ей удавалось убеждать домашних, что ее смертный час не за горами. Возможно, родственники просто пользовались предлогом для того, чтобы бросить дела и побыть на воздухе. Кроме нее довольством лучился только Роман: он то и дело поправлял усы мизинцем с криво обрезанным ногтем и вообще изображал из себя эдакого ухаря. Возможно, дело было в том, что на этот раз его посадили рядом с Мариной.
Саму Марину в ее нынешнем состоянии можно было смело не принимать в расчет. Прошедшая ночь подарила ей не только синяки под глазами, она окончательно и бесповоротно выбила почву у нее из-под ног. Дима еле-еле уговорил ее пойти к Девелям на обед.
– Ты обещала меня всячески поддерживать! – сердился он. – Что я буду делать там один? Я никому не интересен!
– Я тоже! – воскликнула Марина, задрожав нижней губой.
– Не говори глупостей! Ты отлично играла свою роль.
– Нет, не отлично! Я взялась соблазнять мужчин, а на самом деле могу соблазнить только собаку!
– Ну, не знаю... Лично мне ты очень нравишься! – сообщил Дима, искренне считая, что привирает в интересах дела.
Марина посмотрела на него исподлобья. Всего несколько дней назад она сидела в приличном офисе за приличным компьютером и занималась чистой и важной работой. И в кого она превратилась теперь?
Однако Диме все было нипочем. Он резал жаркое на длинные полоски, засовывал их в рот и жевал с таким видимым удовольствием, что экономка Люба должна была раздуться от гордости.
Софья и Дарья сидели рука об руку и зыркали по сторонам, точно две галки на заборе. Обе все еще носили траур, хотя Анисью Петровну это раздражало.
– Вы похожи на обгоревшие елки! – сердилась она. – И я не верю, что это дань памяти моему сыну! Вам просто нравится, когда вас жалеют посторонние люди.
Валерий Леопольдович, который со дня на день собирался отчалить из родного дома, презрев приличия, перелистывал невзрачную брошюрку, нашпигованную умными рассуждениями. Наука манила его к себе даже в те моменты, когда он испытывал голод.
– Африка – это особо опасное место, – заявила Анисья Петровна, кинув взгляд на углубившегося в чтение сына. – В Африке водится такая дрянь, которая в нормальном климате погибает в течение часа. Там все кусается, и в каждом рту полно яда!
Валерий Леопольдович поднял голову и рассеянно спросил:
– Я должен расценивать твое заявление как проявление любви и заботы обо мне?
Старуха надулась и тут же потребовала, чтобы медсестра принесла ей витамины.
– Ты совсем не следишь за графиком приема мною предписанных препаратов! – сердито заявила она.
Катя молча поднялась и отправилась в комнату за витаминами. Старуха тотчас повернулась к Диме и сказала масленым голосом:
– Дмитрий, не хотите ли маринованного огурца? А то я велю открыть для вас банку!
– Что вы, что вы, Анисья Петровна! Я и так сыт сверх всякой меры!
– А ты, Аркашка?
Аркадий сидел с таким видом, точно ему предстояло съесть жабу, он знал об этом и морально готовился. Палец на его руке был перевязан бинтиком, на щеке запеклись три кровавые царапины, будто его драл медведь. Остальные следы бурного ночного времяпрепровождения скрывались под одеждой.
– Не хочу, – равнодушно ответил он.
Медсестра Катя, занимавшаяся накануне его ранами, с самого утра поглядывала на него с сочувствием, но помалкивала. Впрочем, старуха вряд ли поощрила бы ее вести себя слишком вольно. В ее табели о рангах медсестра входила в графу «прислуга» и за общий стол ее сажали только потому, что Анисье Петровне могло стать плохо где угодно и когда угодно. Когда Катя вернулась с витаминами и подала ей коробочку, она пробурчала:
– Все так и ждут, когда я отброшу копыта, чтобы распилить бриллиант моей прабабки!
– Успокойтесь, мама, – подала голос Дарья. – Нас слишком много, чтобы делить на всех столь скромный камень.
– А ты его прямо уже и оценила! – откликнулась та.
– Можно подумать, что кроме этого бриллианта у вас ничего больше нет, – хихикнул Роман.
– Слухи о моем богатстве сильно преувеличены. Просто не понимаю, почему вы продолжаете упорствовать!
– Не обращайте внимания, – сказала Софья, обращаясь к Диме и Марине. – В нашем доме любят поговорить о деньгах.
– Ты могла бы предсказать, – укорил ее Роман, – где находится наше фамильное богатство. Дед же обещал богатства!
– Так это наш дед обещал, – пробормотал Аркадий. – Поэтому ты тут совершенно ни при чем.
– Скоро поднимется ветер, – довольно равнодушно напомнила Софья. – И все тайное станет явным.
Дима ел и исподтишка разглядывал собравшихся. Самым важным событием дня стало появление двух новых персонажей – жены Аркадия и его шофера, здорового неповоротливого типа по имени Володя. Несмотря на то что он был еще довольно молод, голову его рассекала блестящая лысина, похожая на желтую борозду. Впрочем, все, что росло на «обочине», тоже не заслуживало внимания. Володя был молчалив и оттого казался неприветливым. Его фотография хранилась у Димы в «деле» – Анисья Петровна снабдила ее короткой надписью: «Темная лошадка». Вероятно, она неоднократно пыталась вытрясти из шофера душу, но не преуспела в этом. Впрочем, никаких видимых мотивов расправиться с Иваном Леопольдовичем у Володи не было.
Все, что удалось Диме заблаговременно узнать об этом парне, выглядело невинным и не заслуживающим внимания. Никаких особых поручений для Аркадия он не выполнял и служил тем, кем и нанимался – извозчиком. Он был холост, не имел детей и особых материальных затруднений, поскольку не играл в азартные игры и не таранил на дорогах навороченные тачки.
Супруга Аркадия, которая то и дело брала у мужа шофера «в аренду», оказалась самой сложной фигурой на шахматной доске. У нее было бурное прошлое и насыщенное событиями настоящее. Она использовала людей в своих интересах так легко и непринужденно, что это вызывало зависть, и не видела в этом ничего особенного. Алла уже несколько лет занималась дизайном дамских сумочек, чем обеспечивала себе материальную независимость и возможность ругаться с мужем, когда захочется.
– Как там в городе, Аллочка? – спросила Дарья невестку, которая не носила траура и явилась в деревню в красных бриджах.
Марине она не понравилась. Жена Аркадия была хороша собой и высокомерна, как какая-нибудь королева красоты местного розлива. Ее лицо «делали» раскосые карие глаза и крупные выставочные зубы. Волосы, скрученные в небрежный узел, блестели так, словно им обещали рекламную съемку.
– В городе тоже можно жить, – ответила Алла, наливая морс в свой стакан.
Потом она стала пить этот морс, поставив локти на стол. Марина обратила на это внимание, потому что локти та расставила слишком широко. Кажется, никого это не заинтересовало, и Алла, делая мелкие глоточки, начала медленно придвигать к себе салфетку, лежавшую возле соседней тарелки. Тарелка принадлежала шоферу Володе, который скорбел над стоящим рядом с ним блюдом жареной картошки – ему очень хотелось съесть ее всю, но было неудобно.
Марину разобрало любопытство: чего, собственно, добивается эта дамочка? Локти сближались, и салфетка – сантиметр за сантиметром – подъезжала к Алле. Наконец она посчитала, что все в порядке, протянула руку и как бы между прочим взяла свернутый в несколько раз кусок ткани. Промокнула губы, а затем положила его на колени. Марина немедленно уронила вилку и полезла за ней под стол. Она увидела, как Алла поспешно скомкала в руке листок бумаги. «Неужели в салфетке была записка? – удивилась Марина. – Но кому она предназначалась? Володе? Или это он сам положил ее в салфетку с тем, чтобы Алла взяла и прочитала?»
Последнее предположение выглядело сомнительным. Эти двое только что приехали сюда в одной машине, и у них было время обсудить любые вопросы. Выходит, записка все-таки предназначалась Володе. Кажется, сам он ее даже не заметил, а вот Алла заметила и зачем-то прикарманила.
- Предыдущая
- 18/43
- Следующая
