Винтервуд - Иден Дороти - Страница 63
- Предыдущая
- 63/68
- Следующая
Наконец Джонатан заявил, что ему завтра предстоит ехать и, думается, ему надо бы немного поспать. Едва заметный кивок Дэниела дал понять Лавинии, что ей следует занять свой пост возле Флоры. Мэри, оставшаяся с ней, уже клевала носом, а может, и заснула около камина.
Джонатан, наверное, догадался, что она выйдет следом за ним, так как он задержался в коридоре. Он отодвинул штору на одном из длинных окон и глядел в ночную тьму.
— Дождь начинается, — сказал он. — Если ветер усилится, переезд через Ла-Манш будет чертовски неприятным.
— Вы плохо переносите качку? Это единственное, что вас волнует?
— Издеваетесь, моя прелестная Лавиния? Нет, меня волнует не только это. Другая вещь, которая меня очень тревожит, — опасность потерять вас. Но нам придется отложить это небольшое дельце до моего возвращения. Мне понадобится не менее десяти дней. Способны вы ждать так долго? Думаю, да. Думаю, вы подождете.
В его голосе прозвучала неприкрытая угроза, однако тревога явно была сильнее. Похоже, таинственная неприятность в Венеции для него даже важнее, чем она, Лавиния. Почему он не желает сказать, что его тревожит? Почему Шарлотта отказывается говорить? Или, может, они действительно и сами не знают, что же произошло.
Ночи страшилась не одна только Шарлотта. Флора сидела в постели без всякого сна, глаза у нее слишком ярко блестели, и в них был страх.
— Мисс Херст, наконец-то вы вспомнили о моем существовании. Почему вы оставляете меня с этой ни на что не годной девчонкой, которая только и знает, что спать?
Мэри, выглядевшая совсем ребенком — каким она и была, — крепко спала возле камина. Чепчик ее сбился набок, маленькие загрубевшие от работы руки были сложены поверх передника.
— А ты почему не спишь? — спросила Флору Лавиния.
— Потому что у меня болят ноги.
— Ты сегодня их перетрудила. Ведь доктор Манроу предостерегал тебя — нельзя этого делать. Мышцы еще слишком слабые. Ты должна быть терпеливой.
— Мисс Херст! Не браните меня. Вы мне ужасно не нравитесь, когда ведете себя как гувернантка.
— Тогда я буду вести себя как нянька. Не желаешь ли горячего молока?
— Нет.
— Тогда, может, мне растереть твои ноги — тебе станет легче. — Лавиния принялась будить Мэри. Но спящая девочка еще не успела шевельнуться, как Флора спросила:
— Мисс Херст, о чем они говорили сегодня внизу? Правда ли, что бабушка Тэймсон возвращается?
— Флора! Ну конечно же нет! Она умерла.
— Эдвард считает, что она возвращается. Вы не поверите, каким тихоней он стал. Он думает, что она хочет его наказать за те фокусы, которые он с ней проделывал. Фиби пообещала спать в его комнате. Верите ли — такой большой мальчик! — Флора секунду помолчала, пытаясь сохранить свой презрительный тон. Однако ей это не удалось, и она тихим голосом сказала: — Мне не позволили видеть ее, когда она лежала мертвой. Это потому, что на самом деле она не умерла?
— Я ее видела, — спокойно сказала Лавиния. — У нее было тихое, умиротворенное лицо. Тебя это успокоит?
— Я успокоилась бы, если бы она была живой. Мне вовсе не нужны ни ее деньги, ни драгоценности. Я с радостью вернула бы их. Теперь, когда я могу ходить, они мне не нужны.
— Ты права, не нужны, — согласилась Лавиния. — Они...
— Они — что? — спросила Флора, когда она запнулась.
Она собралась сказать, что на них лежит проклятие. И это действительно было так. Ведь все произошло после того, как старая дама изменила свое завещание. Все! Даже странное преследующее всех ощущение, будто происходит нечто загадочное.
— Существует множество вещей, куда более важных, чем богатство, — строгим тоном сказала она. — А теперь будь так добра — ложись и спи.
— Если мне позволят взять на кровать Сильвию. Тогда я буду чувствовать себя в безопасности. Она лает, когда в комнату входит кто-нибудь чужой.
— И кто же это, по-твоему, может сюда войти?
Напряженные глаза Флоры поглядели на нее.
— Я думаю, что Сильвии бабушка Тэймсон показалась бы чужой.
— Флора, детка!
Скрывая собственное волнение, Лавиния быстро разбудила Мэри и подтолкнула ее к постели Флоры; затем она позволила маленькой собачке, дрожавшей от радости, свернуться клубочком в ногах Флоры. Наверное, подумала она, и Шарлотте не помешало бы в эту ночь общество Сильвии. Но Шарлотта отдала свою любимицу дочери, чтобы доказать, как сильно она ее любит, хотя до этого всем было ясно, что она питает прямо-таки страстную любовь к Эдварду и ни к кому больше, меньше же всего — к своей искалеченной, некрасивой дочери с трудным характером. Невозможно было вмиг изменить свои чувства лишь потому, что дочь вдруг стала невероятно богатой. Но для окружающих надо было делать вид, что и такое случается.
Лавиния не могла понять, почему ее ничем пока не доказанные подозрения в отношении Шарлотты снова воскресли в ее душе.
Впрочем, что же тут было непонятного? Сегодня с лица Шарлотты словно соскользнула маска. Под ней оказалось лицо женщины, преследуемой призраками.
Между ней и Джонатоном Питом с самого начала существовал заговор. Если бы деньги леди Тэймсон достались ей, по какой-то причине, известной ей одной, часть их должен был получить Джонатан. Но план почему-то не удался, и приходилось спасать положение.
Потому-то Шарлотта щедро проявляла свою любовь к Флоре, говорила Эдварду, что поедет жить с ним, своим любимым сыночком, в Лондон, а также делала вид, что получает удовольствие от общества человека, который до беспамятства пугал ее. В высшей степени непоследовательное поведение.
А теперь — и это казалось наиболее странным — сами заговорщики перепугались. Страшно перепугались.
Час спустя послышался стук в дверь. Флора наконец-то заснула, и сама Лавиния, крайне усталая, начала дремать.
Однако уже в следующую минуту она выпрямилась. Сильвия тихонько заворчала.
Неужели опять Джонатан? Нет, этого она уже не выдержит.
Оказалось, что это Дэниел.
Он извинился, что обеспокоил ее — ему просто хотелось проверить, все ли в порядке.
— С Флорой? Она спит.
— Хорошо. Лавиния, я хочу, чтобы завтра вы ее увезли. Я сниму для вас квартиру. В каком-нибудь тихом месте. Может быть, в Борнмуте. Вы согласны?
— Случилось что-нибудь?
Он слабо улыбнулся. Вид у него был очень усталый.
— Разве мало того, что уже случилось? Нет, ничего нового не произошло. Жена моя не желает говорить. Ни слова. Лишь утверждает, будто я знаю ровно столько же, сколько и она. Когда же я сказал, что не умираю от какого-то тайного страха, который, по всей видимости, мучает ее, она заявила, что у нее просто нервы расходились. Она всегда была очень нервной, а письмо из могилы отнюдь не пошло на пользу ее здоровью.
— Существует какая-то причина, побуждающая мистера Пита отправиться в Венецию. Что-то очень важное и неотложное. Ваша жена наверняка знает, в чем дело.
— Возможно. Что касается меня, какая бы причина ни способствовала его отъезду из моего дома, могу этому только порадоваться. Мне давно следовало выгнать его и не прислушиваться к желаниям Шарлотты.
— Вы думаете, когда он уедет, все будет в порядке? Очевидно, нет, иначе вы не хотели бы, чтобы я увезла отсюда Флору.
— Это необходимо для ее здоровья.
Лавиния порывисто протянула к нему руку.
— Вы приедете к нам в Борнмут?
— Позднее, Лавиния. Когда мы окончательно установим, кто похоронен в могиле маленького Тома.
Он опять назвал ее Лавинией. Это было единственное утешение, которое она смогла почерпнуть из потрясшего ее до глубины души разговора.
Она спала и видела во сне леди Тэймсон, разукрашенную драгоценностями; а леди, склонившись над постелью Лавинии, требовала своим повелительным хриплым голосом вытащить ее из этой холодной английской грязи и вернуть в великолепную Венецию. А позади нее стоял Джонатан Пит, он громко смеялся и говорил, что захватил бы ее с собой, если бы не сильный ветер, и тогда бедная старая дама вскрикнула, разбудив Лавинию. За окном занималось холодное утро, и Флора громко кричала ей прямо в ухо:
- Предыдущая
- 63/68
- Следующая
