Тайна леди Одли - Брэддон Мэри Элизабет - Страница 9

Дело они уладили за четверть часа, а потом Роберт Одли предложил отправиться в «Корону и скипетр», или «За́мок», или «Ри́чмонд», чтобы пообедать и вспомнить добрые старые времена, когда они учились в Итоне[32].

– Нет, – решительно мотнув головой, сказал Джордж Толбойз, – прежде чем мы куда-нибудь пойдем, прежде чем я побреюсь и прежде чем мы перекусим, я должен зайти в кофейню на Бридж-стрит, что в Вестминстере, там меня ждет письмо от жены[33].

– Тогда я пойду с тобой, – сказал Роберт. – Так ты женат? Господи, какая глупая шутка!

И они отправились на Бридж-стрит.

– Я построю виллу на берегу Темзы, Боб! – с жаром воскликнул Джордж. – Построю для женушки и для себя. А еще, дружище, у меня будет яхта, и ты будешь нежиться на палубе и курить трубку, а моя женушка будет играть на гитаре и что-нибудь напевать нам. Она у меня ужасно похожа на… Забыл, как их зовут, но это те, которые смутили беднягу Одиссея и чуть было не совратили его с пути истинного. (Бедняга Джордж был явно не в ладах с мифологией[34].)

Официанты из вестминстерской кофейни с удивлением уставились на бородатого посетителя – глаза ввалившиеся, платье колониального покроя, – возбужденного, бурного, шумливого.

– Я частенько захаживал в ваше заведение, – сказал Джордж Толбойз, – захаживал в прежние времена, когда служил в драгунах. Пожалуйста, бутылку содовой, а также письмо на мое имя.

Официант принес молодым людям заказанную бутылку.

– А письма для вас нет, сэр, – сказал он.

Джордж побледнел:

– То есть как это нет? Может, вы не расслышали мою фамилию? Называю по буквам – Т, О, Л, Б, О, Й, З. Сходите и поищите. Письмо непременно должно быть.

Официант пожал плечами и вышел из комнаты. Через три минуты он вернулся.

– На полке для корреспонденции только три письма, сэр, – сказал он. – Для Брауна, Сандерсона и Пинчбека. Ничего похожего на «Толбойз», сэр.

Молодой человек молча выпил стакан содовой воды, а затем, положив локти на стол, охватил лицо руками. Весь его вид выражал неизбывное горе, и Роберт Одли, почувствовав это, не решился обратиться к нему с вопросом.

Мало-помалу Джордж пришел в себя. Подняв глаза, он машинально вытащил из кучи журналов, лежавших тут же, захватанный экземпляр «Таймс» суточной давности и устремил остекленелый взгляд на первую страницу.

Там, где помещают списки умерших, его внимание привлек один абзац. Он долго смотрел на него – как долго, я и сама не знаю, – и, когда он подтолкнул газету в сторону Роберта Одли, он был настолько бледен, что этого не мог скрыть даже колониальный загар.

Не промолвив ни слова, он указал пальцем на строчки, где было напечатано следующее:

Именно так – черным по белому – и было напечатано:

«Элен Толбойз, двадцати двух лет».

Когда десять дней назад на борту «Аргуса» Джордж поклялся гувернантке, что покончит с собой, если с его молодой женой стрясется какая-нибудь беда, он искренне верил, что поступит именно так, и никак иначе. Теперь же, когда худшее случилось, он сидел, оцепенелый и беспомощный, тупо уставясь на испуганное лицо своего друга и не в силах что-либо предпринять.

Горе ошеломило его своей неожиданностью. Сначала все, что он видел вокруг себя, предстало перед ним, поражая неестественными пропорциями, потом предметы, превратившись в темные пятна с размытыми очертаниями, один за другим провалились в жуткую бездну, потом раздался шум, словно разом заработало полдюжины механических двигателей, и этот шум погасил последние проблески его сознания, и в эти мгновения он не знал и не чувствовал ничего, кроме одного: кто-то или что-то тяжко опустилось на землю и навеки скрылось в ее бездонном чреве.

Придя в себя, он обнаружил, что лежит на низкой железной кровати у открытого окна. На подоконнике – ваза с цветами и клетка с двумя-тремя птицами. За окном вечер и тишина, которую нарушает лишь дробный стук колес о мостовую, доносящийся откуда-то издалека.

Он с изумлением осмотрелся. Перед ним, попыхивая трубкой, сидел Роберт Одли.

– Не желаешь ли трубочку, Джордж? – тихо спросил он.

– Нет.

Некоторое время он лежал, поглядывая на цветы и на птиц: одна из канареек пела прощальный гимн заходящему солнцу.

– Может, птицы тебя раздражают, Джордж? Хочешь, вынесу клетку из комнаты?

– Не надо. Мне нравится, когда они поют.

Роберт Одли, выбив пепел из трубки, положил ее на каминную доску и, выйдя в соседнюю комнату, тут же вернулся с чашкой крепкого чая.

– Выпей, Джордж. От этого голова у тебя прояснится, – сказал он, ставя чашку на маленький столик в изголовье кровати.

Джордж ничего не сказал, но, медленно обведя комнату глазами, взглянул на озабоченное лицо своего друга.

– Боб, – сказал он, – где мы?

– У меня в кабинете, в Темпле. Жить тебе негде, оставайся пока здесь.

Джордж потер лоб и неуверенно спросил:

– А газета… Нынешним утром… Что это было?

– Выбрось из головы, дружище. Выпей-ка чаю.

– Да-да, – воскликнул Джордж, приподнимаясь на локтях и озираясь ввалившимися глазами. – Теперь я вспомнил. Элен, моя Элен! Женушка моя дорогая, любовь моя единственная! Мертва! Мертва!

– Джордж, – сказал Роберт Одли, мягко дотронувшись до руки молодого человека, – та, о которой написано в газете, может быть, вовсе и не твоя жена. Она вполне может оказаться другой Элен Толбойз.

– Нет, нет! – страстно возразил Джордж. – Возраст совпадает, а фамилия «Толбойз» встречается не так уж часто.

– Но, может, в фамилии допустили опечатку: «Толбойз» вместо «Толбот»?

– Нет, нет, нет! Моя жена мертва!

Он отбросил руку Роберта, которой тот пытался задержать его, и, поднявшись с кровати, направился прямо к дверям.

– Ты куда?

– В Вентнор, взглянуть на ее могилу.

– Но не ночью же, Джордж, не ночью! Утром мы отправимся туда первым же поездом.

Роберт проводил друга до постели и снова уложил его. Затем он дал ему успокаивающее средство, оставленное доктором, которого вызывали официанты из кофейни на Бридж-стрит, когда Джорджу стало плохо.

Тяжкий сон смежил очи Джорджу Толбойзу, и ему приснилось, что он добрался до Вентнора и нашел там жену, живую и счастливую, но сморщенную, старую и седую, и нашел сына, ставшего взрослым молодым человеком.

Ранним утром следующего дня он сидел напротив Роберта Одли в вагоне первого класса экспресса «Лондон – Портсмут». Поезд катил по равнине. По обеим сторонам дороги открывались чудесные деревенские виды.

Из Райда в Вентнор они отправились в карете. Когда они добрались до места, был уже полдень и солнце пекло немилосердно.

Молодые люди легко сбежали по ступенькам кареты. Народ, толпившийся вокруг, с изумлением уставился на бледное лицо Джорджа и его неподстриженную бороду.

– Что будем делать, Джордж? – спросил Роберт Одли. – Ума не приложу, как мы найдем тех, кого ты ищешь.

В ответ на это Джордж Толбойз взглянул на него с таким жалобным видом, что сразу стало ясно: здоровяк, бывший драгун, беспомощен, как младенец. И Роберт Одли понял, что ему, Роберту, при всей его нерасторопности – нам к тому же известно, что человеком он был совершенно непробивным, – на этот раз придется действовать за двоих.

– Может, поспрашивать по гостиницам о миссис Толбойз, Джордж? – спросил он.

– Фамилия ее отца – Молдон, – чуть слышно отозвался Джордж. – Он бы ни за что не оставил ее здесь умирать в одиночестве.

Больше он не в силах был промолвить ни слова. Роберт повел его в ближайшую гостиницу.

– Проживал ли здесь мистер Молдон? – спросил Роберт хозяина гостиницы.