Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен - Уткин Анатолий Иванович - Страница 76

Обращаясь к этому пункту, Вильсон полагал, что фактор времени чрезвычайно важен. Пройдет время, ужас перед военным разорением смягчится, политики вцепятся в новые проблемы, и возвратить благоприятную политическую обстановку уже не удастся. Испытывая определенную нервозность, Вильсон на внутренних обсуждениях начинает уже говорить о возможностях использования финансового давления на союзников, которые были так сговорчивы до 11 ноября 1918 г., а затем потеряли в отношении американцев всякий энтузиазм.

В январе 1919 г. Высший военный совет союзников выделил пять тем для дискуссий на мирной конференции: 1) Лига Наций; 2) репарации; 3) новые государства; 4) территориальные проблемы; 5) колониальные владения. Было видно, что союзники, ставя вопрос о Лиге Наций на первое место, не желают преждевременных осложнений в отношениях с американцами.

Глава пятая

ВОССТАНИЕ В ГЕРМАНИИ И РОССИИ

НОВЫЙ ВОСТОЧНЫЙ ФРОНТ

Одним из условий перемирия была аннуляция Брест-Литовского мирного договора. Прекрасный повод для радости в России. Но дьявол, как известно, прячется в деталях. Одной: из самых существенных таких «деталей» была оговорка о том, что германские войска должны отойти «в зависимости от внутренней ситуации на этих территориях»[415]. Это был едва ли не прямой призыв не спешить уводить германские вооруженные силы с этих территорий.

Запад объявил о прекращении действия Брест-Литовского мирного договора, но в то же время указал на то, что «все германские войска, ныне находящиеся на территориях, прежде составлявших часть России, должны возвратиться в пределы Германии тогда, когда союзники посчитают момент подходящим, исходя при этом из внутренней ситуации на этих территориях»[416]. Отражением боязни новой России явилась выработка Западом таких условий перемирия, которые позволяли немиам замедленную эвакуацию с огромных территорий Востока. Запад разрешил немецким военным частям здесь сохранить 5 тыс. пулеметов, чтобы осуществлять контроль над территориями, «пораженными большевизмом». Согласно статье двенадцатой Соглашения о перемирии, эвакуация немецких войск из России должна была начаться только после того, как западные союзники сочтут «момент подходящим, учитывая внутреннюю ситуацию в ней»[417]. 3 декабря 1918 г. Союзная комиссия по перемирию информировала германских представителей, что считает нежелательным «оставлять большие города (на Востоке. — А. У.) без достаточного числа войск для полицейских целей», что «германские войска могут оставаться на оккупированной территории позже дат, обозначенных Соглашением о перемирии». Если от германского командования поступит специальный запрос, «союзные армии получат приказ оккупировать ключевые центры для поддержания порядка»[418]. Запад в декабре 1918 г. стал оказывать на Германию воздействие, с тем чтобы та не только защитила свои оккупированные территории в России, но и начала активные вооруженные действия против большевиков[419].

Во время обсуждения условий перемирия Хауз особо настаивал на том, чтобы отход немецких войск из оккупированных восточных областей России не был излишне поспешным. Германия, с его точки зрения, уже потерпела поражение, и с подведением итогов этого поражения можно было подождать. Но вот заполнение большевиками политического вакуума, оставляемого уходящими немцами, могло резко укрепить их позиции в Европе. Возврат Украины и Белоруссии к прародине означал восстановление России как великой державы.

Нет сомнения в том, что, если бы в Москве было иное (небольшевистское) правительство, этой оговорки не было бы. Ясно также, что Запад в этом случае поспешил бы с передачей двух миллионов русских пленных. Именно России Ленина Запад не простил сепаратный мир, отказ платить долги, национализацию западной собственности.

Важно отметить, что, прилагая усилия по возвращению в русскую столицу «нормального правительства», Запад ни во внутренних дискуссиях, ни во внешних политических заявлениях не назвал законным провозглашение независимости Финляндии, Украины, прибалтийских государств, закавказских республик. Если Германия поддерживала создание независимых государств на этих территориях, то Запад пока считал это внутренним русским делом.

Что касается финских, прибалтийских, украинских и прочих националистов, то они, видимо, хотели бы получить большую автономию от небольшевистского русского правительства, а не от правительства Ленина. Безусловно, они рассчитывали получить эту автономию, учитывая небывалое истощение России. В этой связи их устраивало одновременное поражение России и приход к власти в русских столицах политически очень особенных сил, которые были далеки от идеи российской унитарности. Поэтому антибольшевизм этих националистов в определенной степени сочетался со своего рода «благодарностью» небывалому по антипатриотизму русскому режиму.

Сложилась необычная ситуация — весь прошедший год, борясь с грозным противником, Запад обсуждал вопрос, как мобилизовать дополнительные силы и войти в Россию. А теперь, имея в руках победу, ликвидировав германскую угрозу, Запад думал о том, как не пустить Россию в Европу, как перехватить те позиции, которыми владела в Западной и Юго-Западной России Германия начиная с весны 1918 г. Согласно статье 4 перемирия с Австро-Венгрией западные союзные армии обретали право «получить такие стратегические пункты в Австро-Венгрии, которые позволят им проводить военные операции или поддерживать порядок»[420]. Согласно статье 15 перемирия с Турцией, западные союзники получали право оккупировать Батуми и Баку[421].

ЕВРОПЕЙСКИЙ ВОСТОК

Девятью месяцами ранее германское правительство признало независимость созданных на оккупированной вооруженными войсками рейха государств с подобранной немецкой военной администрацией клиентурой в качестве «правительств» этих государств — Эстонии, Латвии и Литвы. Исследователь периода Г. Даллас приходит к выводу, что в Берлине справедливо полагали, что «союзники тайно желали сохранить их армии на Востоке»[422].

Верховное германское командование спешно создает Grenzschutz Ost — Приграничные оборонительные силы на Востоке. Но что такое Восток? В условиях перемирия ни разу не было упомянуто слово «Польша», а именно она начинала превращаться в один из наиболее сильно действующих факторов для «германского Востока».

Возможно, немцы и не спешили бы с национальными выборами, если бы не их стремление сохранить единство страны (блокировать сепаратизм таких частей рейха, как Бавария) и сохранить влияние на Востоке. Но главные центры германской власти — правительство и Верховное военное командование — не могли предусмотреть столь быстрое, фактически революционное изменение общества и его структур, быструю атрофию германской военной мощи на завоеванном Востоке. В этом плане Ленин в своем анализе был ближе к фактическому ходу событий на Востоке. Немцы не предусмотрели возникновения правительства Пилсудского в Варшаве. Вернее, они сами помогали его создавать, но им трудно было представить, что создаваемая при их помощи Польша так быстро оборотится против них. Немцы предполагали выводить полумиллионную армию, контролирующую Украину, через польские территории, но Варшава на удивление твердо сказала «нет». Оставался путь через Литву в Восточную Пруссию. Находившаяся еще совсем недавно в сорока пяти километрах от Петрограда германская 8-я армия теперь смотрела на дороги Латвии, связывающие ее с Восточной Пруссией.

Хуже, чем песчаные дороги, было то, что эта ударная элитная сила распадалась буквально на глазах. В одной части 8-й армии возобладали солдатские Советы, другие под руководством собственных офицеров превращались в новые самостоятельные единицы. Новый военный министр — социал-демократ Носке — называл командиров этих самостоятельных частей «маленькими Валленштейнами»[423].

Именно с этими новыми независимыми валленштейнами должна была решать Германия проблемы своей восточной политики. Среди трех новых государств Прибалтики немцы чувствовали себя наиболее уютно в Эстонии — цепь озер «охраняла» их от кипящего большевистского Петрограда. Коммунистические войска гораздо больше угрожали соседней Латвии, новообращенный премьер-министр которой, Карлис Ульманис, бывший школьный учитель в далекой американской Небраске, организовал весьма эффективные отряды национальной самообороны. Но и Ульманис понимал, что перед всей мощью Красной армии он бессилен. Поэтому он отправился к новой военной силе региона — к прибывшей британской эскадре. Однако на борту английского флагмана ему объяснили, что англичане не хотели бы себя видеть в данном случае сражающимися в одном строю с немцами, что морская мощь Британии мало что может сделать на снежных полях Латвии; что реальную помощь в его ситуации могут оказать лишь немцы.