Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен - Уткин Анатолий Иванович - Страница 98

Между американцами и французами «пробежала черная кошка». Американцы начали открыто жаловаться, что почтовая служба работает ужасно, телефонная связь отвратительна, цены на все неприемлемо высоки. Французы утверждали, что цены подняли неразборчивые в расплате богатые янки. Никто не ведет себя в общественных местах более высокомерно, чем американцы; особенно возмущало французов присутствие в самом центре Парижа американской военной полиции. Франция все же не азиатская колония и не позволит существования «белых сеттльментов».

Посетив 27 января 1919 г. прием, организованный французской прессой, Гарольд Николсон «обрел живейшие впечатления от разгорающейся франко-американской ненависти. На Вильсона падает тень от этой растущей непопулярности. Имя Лафайет становится призрачным символом былой дружбы»[506].

Для Парижа наиболее важным становится англо-американское взаимопонимание в Восточной Европе. Ллойд Джордж открыто усомнился в здравости «плана Фоша» для Польши. Польским представителям следует сказать, чтобы они претендовали лишь на бесспорно польские территории. Едва ли мудрым будет послать армию Халлера в собственно Польшу — это безусловно взвинтит немцев, и без того чувствующих себя обманутыми и униженными. Присутствующие немедленно заметили, что при обсуждении польского вопроса Вильсон начинает шептаться с Ллойд Джорджем. Англосаксы договорились предупредить поляков «отказаться от агрессивной территориальной политики». Халлер останется во Франции. В Польшу отправятся военные советники со строгим наказом избегать обращения к силе при территориальной демаркации.

Фош же предупредил германское Высшее военное командование прекратить преследование поляков. 24 января 1919 г. Фош огласил цифры вооруженных сил в Европе. Британская армия во Франции сведена к 350 тыс. солдат; Американская — 450 тыс. В германской армии оставалось еще до 700 тыс. солдат. Следовало в этой ситуации замедлить демобилизацию. Ллойд Джордж предупредил немцев, что сохранение германских вооруженных сил заставит Лондон остановить процесс демобилизации.

Но маршал Фош посчитал эти угрозы недостаточными, и с этого времени линия Фош — Ллойд Джордж стала означать значительное различие в подходе. Одна сторона (англосаксы) полагала, что немцам можно в принципе верить; вторая сторона (французы и следовавшие в их фарватере восточноевропейцы) считала, что тевтонское коварство бесконечно и доверять немцам нельзя ни при каких условиях. Президенту Вильсону хотелось скорее вернуть Германию на мировые рынки — завязанность на них он считал лучшим страховочным полисом. Французы боялись как огня возвращения Германии ее преобладающих экономических позиций в Европе — тогда малые европейские страны быстро окажутся в орбите ее влияния.

Ключевое противоречие. Французы хотели сделать более жесткие военные условия частью новых условий перемирия; американцы хотели уверить немцев, что условия перемирия не изменены, и решить ужесточение военного контроля на следующем этапе. Вильсон прямо сказал, что «питает глубокое отвращение к практике постоянного изменения условий»[507]. Французы же думали лишь об одном: как конкретно избежать удара из-за Рейна.

Теряющий присутствие духа Клемансо воскликнул: «Скажите немцам, что нападение на Польшу вызовет немедленное наступление союзных войск во всю ширину Западного фронта». Энтузиазма с британской и американской стороны не последовало. Примирительная комиссия сошлась на том, что Германия должна оставить себе 25 пехотных дивизий и 5 кавалерийских. Немцы должны сдать 1575 полевых орудий, 3825 пулеметов и 412 500 винтовок. Для обеспечения этих условий союзные войска оккупируют «Эссен и главные заводы Круппа, значительную часть рейнско-вестфальских каменноугольных шахт, а также связанные с этим сырьем заводы»[508]. Но американцы не согласились и с этими условиями. Ллойд Джордж потребовал от своих американских и французских коллег найти компромиссное решение. Но Клемансо был неумолим: «Если вы скажете немцам: не нападайте на Польшу, и вы получите продовольствие — это на немцев не повлияет; скажите, что в случае нападения на Польшу вы выступите тоже». Ллойд Джордж поспешил в Лондон, а Вильсон в Америку.

ПРОБЛЕМА ВОЕННЫХ ДОЛГОВ

Задолженность между союзниками составляла 3,5 млрд. долларов. Британия взяла в долг у Соединенных Штатов 800 млн. фунтов стерлингов. В то же время Британия предоставила своим союзникам 1,54 млрд. фунтов стерлингов. Франция взяла у Америки взаймы 485 млн. фунтов стерлингов и раздала в виде займов своим союзникам 365 млн. фунтов стерлингов (половина предоставлена России). Если бы все кредиторы отказались от своих требований, то наибольшие блага пали бы на Россию и Италию. Неплохо в этом случае чувствовала бы себя Франция — чистый выигрыш 510 млн. фунтов стерлингов. Убытки в этом случае несли бы Соединенные Штаты (чистые потери в 1668 млн. фунтов стерлингов) и Британия. При этом следует учесть, что США секвестировали германской собственности на американской территории на сумму 425 млн. фунтов стерлингов. Америка захватила германских кораблей общим тоннажем вдвое больше потерянного. Американцы не имели столь значительных людских потерь. Военное участие американской армии в войне было ограниченным. Америка не знала бомбежек. Страна буквально нажилась на войне. Эти чувства разделяли многие европейцы.

Но всякое упоминание о возможности взаимного прощения долгов вызывало у американцев лишь гнев. Вильсон заверил своего экономического советника Дэвиса, что он «постоит за страну»[509]. Американцы в этом вопросе были настроены настолько агрессивно, что отказывались вести переговоры на любую экономическую тему. Они отказались иметь в Лиге Наций экономический отдел. Отказ Америки принести какие-либо экономические жертвы значительно ослабил престиж американцев в Европе; такой высокий в ноябре 1918 г., он заметно упал к февралю 1919 г.

Между тем такие экстремисты, как призванный Ллойд Джорджем лорд Канлифф (прежний глава Английского банка), полагали, что Германия способна выплатить в виде репараций 25 млрд. фунтов стерлингов (что в четыре раза превышало сумму, выдвигаемую Министерством финансов Британии. А Федерация британской индустрии требовала от Германии возмещения всех потерь в мировой войне. Складывалось впечатление, что, чем решительнее американцы отодвигали от себя финансовые проблемы, тем решительнее англичане навязывали их. А французы в этом деле не заставили себя ждать, они немедленно двинулись за своими верными антантовскими союзниками. Задача дать отповедь англо-французским экономическим требованиям была возложена на молодого тогда Джона Фостера Даллеса (который возглавит американскую дипломатию при президенте Эйзенхауэре). Работа Комиссии по репарациям зашла в тупик.

Глава шестая

СОВЕТСКАЯ РОССИЯ

В конце ноября 1918 года французские и английские войска высадились в черноморских портах России. Французы, демонстрируя энергию, продвинулись в Крым и на Украину. Англичане же обернулись на Восток и начали движение через Кавказ на Баку, к каспийским нефтяным месторождениям. В течение следующих девяти месяцев англичане и французы предоставили противостоящим большевикам силам миллион ружей, 15 тысяч пулеметов, 700 полевых орудий, 8 млн. единиц обмундирования. Это примерно столько же, сколько глубинные военные заводы России, находившиеся под контролем красных, сумели произвести за весь 1919 год — столь победный для них. Получив вооружение, и красные и белые начали создавать массовые армии.

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

Через неделю после подписания перемирия на Западном фронте, в глубине Евразии, в далеком сибирском городе Омске (шесть тысяч километров до ближайшего морского порта), адмирал Александр Колчак объявил себя 18 ноября Верховным правителем России, заменив собой существовавшее два месяца Всероссийское временное правительство («пятиглавую директорию»), пытавшееся объединить все противостоящие коммунистической Москве силы. (Генерал Болдырев, член Директории и командующий ее вооруженными силами, не уставал поражаться господствующей коррупции и называл Омск «Мексикой во льдах»[510]. Основой омской власти был союз правых социал-революционеров и либеральных российских партий. Сибирские казаки определенно смущались таким политическим соседством, их страсть вступить «За царя и Отечество!» гасла в глубокомысленных спорах местных и заезжих теоретиков, отличавшихся идейной и моральной непримиримостью. Фактический переворот Колчака снизил интенсивность внутреннего противостояния. Колчак вынес патриотические мотивы вперед, оставляя конституционные споры «на потом». Сам Колчак если и имел твердые идеологические убеждения, то практически никогда их не обнажал. В этом была часть его силы.