Воровская семейка - Картер Элли - Страница 18

• Предыдущая
• 18/45
• Следующая

— Ты доверяешь ему? — спросил Гейл.

— Конечно. Он для меня что угодно сделает.

Гейл остановился. Его дыхание на морозном воздухе превращалось в облачка теплого дыма.

— А что он сделает для твоего отца?

Иногда, чтобы увидеть правду, нужно посмотреть на нее свежим взглядом, со стороны. Стоя посреди улицы, Кэт поняла, что именно этим вопросом ей следовало задаться прежде всего. Она вспомнила суровый приказ дяди Эдди и ледяной взгляд Артуро Такконе.

Артуро Такконе не вернет свои картины.

Он больше никогда их не увидит.

Девушка поднесла стакан с горячим шоколадом к губам, но он был слишком горячим. Она посмотрела на густые завитки шоколада: в картонный стаканчик одна за другой медленно падали снежинки. В ее голове все еще крутилась картинка с камеры наблюдения.

— Мы с ума сошли, — заметил Гейл, дрожа от холода без пальто. Он взял девушку за руку и потянул ее к ближайшему кафе. Но Кэт стояла на месте, глядя, как хлопья снега тают в дымящемся стакане. Внезапно девушку осенило: она вспомнила красную дверь. Она вспомнила, как играла со стопками книг, как тихо сидела у матери на коленях.

— Что случилось? — спросил Гейл, подходя ближе.

Кэт закрыла глаза и попыталась вообразить, что она снова в Колгане, пишет контрольную. Ответ был в книге, которую она читала, в лекции, которую она слышала: ей оставалось лишь найти потайную комнату в своей голове и выкрасть правду, которая там таилась.

— Кэт! — Гейл попытался отвлечь ее. — Я говорю…

— Почему Такконе не пошел в полицию? — выпалила Кэт.

Гейл развел руками, словно ответ был очевиден. А так оно и было.

— Он не очень-то дружен с полицейскими. И не хочет, чтобы они трогали своими грязными пальцами его прекрасные картины.

— Но что, если дело не в этом… — продолжила Кэт. — Зачем он прячет их в комнате подо рвом? Почему не застрахует их? Что, если…

— Если они вовсе не принадлежат ему?

Магазины вокруг них один за другим закрывались на ночь. Кэт посмотрела в одно из темных окон все еще в поисках красной двери, которая находилась в сотнях километров отсюда.

— Кэт…

— Варшава.

Где-то зазвонил церковный колокол.

— Мы едем в Варшаву.

Молодые люди нередко приходили к Абираму Штайну. Большинство из них представлялись ему студентами, которые надеются получить высокие оценки, порывшись в его многочисленных папках и стопках книг. Другие были искателями сокровищ, убежденными, что нашли на бабушкином чердаке случайно попавший туда подлинник Ренуара или Рембрандта, и желавшими узнать, сколько за него можно получить.

Но проснувшись однажды в понедельник от неожиданного стука в дверь, Абирам Штайн надел халат и вышел в темную гостиную, даже не подозревая о том, что увидит за дверью.

— Wer ist da? [11]— спросил он, распахивая дверь, и по привычке прищурился, ожидая увидеть солнечный свет. Но он ошибся со временем: солнце едва взошло и было еще слишком низко, чтобы добраться до книжного магазинчика через дорогу.

— Was wollen Sie? Es ist mal smach er fruh, [12]— проворчал Штайн на родном немецком.

У девушки и молодого человека, стоявших на пороге, за спинами были рюкзаки — как у студентов, а их глаза были полны тревоги и надежды — как у охотников за сокровищами. Мистер Штайн не смог с первого взгляда определить, к какой из двух категорий они принадлежали. Но зато он знал, что кровать наверху была теплой и мягкой, а порог — холодным и твердым, и у него не было никаких сомнений в том, где бы он хотел провести это утро.

— Ich entschuldige mich fur die Stunde, Herr Stein. [13]

Девушка говорила по-немецки с легким американским акцентом. Ее спутник не говорил вовсе.

Больше всего на свете в эту минуту мистеру Штайну хотелось захлопнуть дверь и отправиться в спальню, но что-то остановило его: эта девушка показалась ему любопытной. Да и молодой человек тоже. Потому что никаких рюкзаков и никаких тревожных глаз Штайн еще не видел на крыльце своего дома до восхода солнца.

— Вы бы предпочли говорить по-английски, я полагаю?

Кэт неприятно удивило, что, хотя она старалась говорить по-немецки как можно лучше, мужчина тут же уловил ее акцент. Она подумала, что потеряла в Колгане больше, чем ей казалось.

— Мне все равно, — сказала девушка, но мистер Штайн кивнул в сторону ее спутника.

— Боюсь, ваш друг не согласится.

Гейл зевнул, его лицо не выражало ничего. Кэт подумала, что, несмотря на личных водителей и частные самолеты, даже Гейлы не могли купить некоторые вещи — например, здоровый ночной сон.

— Простите за ранний час, мистер Штайн, — сказала Кэт, оставив свой (по-видимому, слегка заржавевший) немецкий. — Дело в том, что мы только что прибыли в Варшаву. Мы могли бы подождать…

— Тогда подождите! — ворчливо перебил ее мужчина, собираясь закрыть дверь.

Гейл хотел спать, но его реакция по-прежнему была молниеносной: он всем весом оперся о косяк красной двери, словно валился с ног от усталости.

— Боюсь, у нас нет времени ждать, сэр, — сказала Кэт.

— Мое время тоже чего-то стоит, fraulein. [14]А мой сон — еще дороже.

— Конечно, — проговорила Кэт, опуская глаза. Несмотря на ледяной ветер, она сняла свою черную лыжную шапочку. В стекле дверного окошка она увидела, как ее волосы зашевелились от статического электричества, и почувствовала ток, бегущий по всему телу, — заряд, который назревал в ней уже несколько дней. Она знала, что за этой дверью находились ответы. Не все, но многие. И она боялась, что если сейчас развернется, чтобы уйти, и дотронется рукой до металлических перил, этот заряд остановит ее сердце.

— У нас есть пара вопросов, сэр… Об искусстве. — Кэт замолчала, ожидая ответа, но мужчина молча смотрел на нее, сонно моргая. За его спиной тянулись длинные, закрывающие солнечный свет ряды шкафов с какими-то папками. По всей комнате, словно причудливый лабиринт, были разложены стопки бумаги.

— Хорошеньким американкам вроде вас больше подошел бы музей «Смитсониан», [15]— сказал мужчина с еле заметной улыбкой. — А я просто сумасшедший старик, у которого слишком много времени и слишком мало друзей.

— Сэр, мне сказали, что вы могли бы мне помочь.

— И кто же, интересно? — проворчал мужчина.

Гейл посмотрел на Кэт с таким видом, словно и сам хотел задать ей тот же вопрос. Мистер Штайн сделал шаг вперед. Первые лучи солнца озарили дома на другой стороне улицы. Они осветили черты хрупкой девушки с копной темных волос, и не успела она заговорить, как Гейл уже знал ответ.

— Моя мать.

— Ты очень похожа на нее, — сказал Абирам Штайн, вручая Кэт чашку с кофе. — Подозреваю, что ты уже слышала об этом.

Кэт часто задумывалась, что было бы хуже: до боли напоминать мать, которая ушла из жизни слишком рано и сделала тебя одновременно дочерью и собственным призраком, — или быть вовсе не похожей на нее, словно из твоего рода вычеркнули целое поколение? Но Кэт нравилось, как на нее смотрел мистер Штайн. Не так, как дядя Эдди, который постоянно сравнивал ее профессиональные навыки с мастерством покойной матери. Или ее отец, который порой смотрел на девушку в оцепенении, словно не мог поверить, что перед ним дочь, а не любимая жена, потерянная много лет назад.

Но мистер Штайн пил маленькими глотками горячий кофе, смотрел, как Кэт прихлебывает свой, и улыбался — так, словно увидел в окне магазина копию своей любимой детской игрушки и счастлив, что дорогой его сердцу предмет не исчез бесследно.

• Предыдущая
• 18/45
• Следующая