Дверь в декабрь - Кунц Дин Рей - Страница 39

• Предыдущая
• 39/87
• Следующая

— Она подвергла жизнь дочери опасности, — стоял на своем Мондейл.

Дэн наклонился вперед, над столом, понизил голос:

— Если бы она могла видеть будущее, то знала бы: вызов копов в тот вечер пользы не принесет. Она знала бы, что одним из патрульных, приехавших на вызов, будешь ты, знала бы, что ты струсишь и…

— Я не струсил, — Мондейл шагнул к столу, но, как от угрозы, пользы от этого шага не было никакой.

«Что-то… идет…»

Эрл не отрывал глаз от радиоприемника.

Лаура посмотрела на дверь, ведущую во внутренний дворик, и на лужайку во дворе. Заперта. Окна тоже. Жалюзи опущены. Если бы что-то пришло, то куда и откуда? И что могло прийти, господи, что могло прийти?

Радиоприемник произнес еще одно слово: «…берегитесь…»

Теперь Лаура смотрела на открытую дверь в столовую. То, что могло прийти, должно быть, уже находилось в доме. Может, это «что-то» уже в гостиной и сейчас придет через столовую…

Красная полоска вновь остановилась, из динамиков загремел голос диджея. Он всего лишь болтал ни о чем, заполняя короткую паузу между двумя песнями, но Лауре его монолог показался зловещим: «Остерегайтесь, мои рок-н-ролльные друзья, остерегайтесь тех, кто бродит в ночи, но знайте, вас всегда защитит кузен Френки, то есть я, поэтому лучше не меняйте частоту, на которую настроены ваши радиоприемники, а вот если поменяете, то вам придется поостеречься, придется, а не то попадете в лапы каких-нибудь старых гоблинов, которые живут под кроватью и не боятся никого, за исключением кузена Френки. Вам придется поостеречься!»

Эрл положил руку на радиоприемник, и Лаура даже удивилась, когда в пластике не раскрылась пасть и острые зубы не впились в руку детектива.

— Холодный, — констатировал он, когда красная полоска двинулась к другой станции.

Лаура потрясла Мелани за плечо:

— Сладенькая, вставай. Девочка не шевельнулась.

Красная полоска остановилась, чтобы выхватить из выпуска новостей одно слово: «…убийство…»

* * *

Дэну очень хотелось, чтобы какая-нибудь фея взмахом волшебной палочки перенесла его из кабинета этого мерзкого магазинчика в «Деликатесы от Сола», где он мог бы заказать себе большой «Сэндвич Рубена» и выпить несколько бутылок темного пива «Бек». Если б не получилось с «Деликатесами от Сола», он согласился бы и на «Джека-в-коробке». А если бы не попал к «Джеку», с радостью оказался бы дома, даже помыл бы грязные тарелки, которые скопились в раковине. Он был готов на что угодно, только не на продолжение стычки с Мондейлом, совершенно бессмысленной, лишь отнимающей время и силы.

Но дать задний ход он уже не мог. Так что предстояло вновь вытащить из глубин памяти убийство Лейки, посмотреть, не зажила ли рана. Но ведь смотреть-то и не стоило, потому что оба и так прекрасно знали: не зажила и никогда не заживет.

— После того как Данбар подстрелил меня на лужайке перед домом Лейки…

— Полагаю, это тоже моя вина, — перебил его Мондейл.

— Нет. Не следовало мне бросаться к нему. Я не думал, что он начнет стрелять, и я ошибся. Но, после того как он подстрелил меня, Росс, он на мгновение остолбенел, потрясенный тем, что сделал, и в этот момент был уязвим.

— Чушь. Уязвим, как танк «Шерман». Он был маньяком, свихнувшимся психом, и держал в руке большущий пистолет…

— Тридцать второго калибра, — поправил его Дэн. — Есть пистолеты и большего калибра. Каждый коп знает, что в любой момент на него могут наставить пистолет большего калибра. И в тот момент он был уязвим достаточно долго, чтобы ты смог его взять.

— Знаешь, что я в тебе всегда ненавидел, Холдейн?

— Но ты убежал, — продолжил Дэн, оставив вопрос без ответа.

— Я всегда ненавидел твою непоколебимую уверенность в собственной правоте.

— Если бы Данбар захотел, он бы всадил в меня вторую пулю. Никто не смог бы остановить его после того, как ты убежал за дом.

— Как будто ты никогда не совершал ошибок в своей чертовой жизни.

Теперь они оба перешли на шепот.

— Но вместо этого он оставил меня лежать на траве…

— Как будто ты никогда не боялся.

— …следующим выстрелом вышиб замок входной двери…

— Хочешь изображать героя. Ты и Оди Мерфи[16]. Ты и Иисус Христос.

— …прошел в дом, избил Френ Лейки…

— Я тебя ненавижу.

— …и заставил девочку наблюдать…

— Меня от тебя тошнит.

— …как он убивает единственного в мире человека, которого она любила, — закончил Дэн.

Он не знал жалости, потому что понимал: нельзя останавливаться, не выговорившись. Он жалел, что начался этот разговор, ему не хотелось ворошить прошлое, но теперь, начав, он не мог не довести дело до конца. Потому что хотел освободиться от этого нескончаемого кошмара. Потому что не привык останавливаться на полпути. Потому что, если бы он остановился, недосказанная часть застряла бы в горле, как комок блевотины, и он бы задохнулся. Потому что — и вот она, правда, — чувство вины за смерть Синди Лейки до сих пор тяжелым грузом лежало у него на душе, и, возможно, это объяснение с Россом Мондейлом помогло бы ему избавиться от тяжкой ноши.

Радиоприемник прибавил громкости, и каждое слово взрывалось, словно артиллерийский снаряд:

— …кровь…

— …идет…

— …бежать…

Боясь того, что может случиться, стремясь заставить Мелани подняться со стула, Лаура воскликнула: «Сладенькая, вставай! Пошли!»

Из радио послышалось: «…прятаться…»

И: «…оно…» И: «…идет…» Громкость увеличилась.

— …оно…

Достигло максимума, разрывая барабанные перепонки: «…на свободе…»

Эрл взялся за диск регулятора громкости.

— …оно…

И тут же отдернул руку, словно его ударило электрическим током. Потрясенный, посмотрел на Лауру. Вытер пальцы о рубашку. Похоже, электрическим током его не ударяло, но он коснулся чего-то мерзкого, отвратительного.

Радиоприемник выплюнул: «…смерть…»

Ненависть Мондейла была темным и огромным болотом, в котором он мог укрыться, когда из глубин памяти появлялась неприглядная правда о смерти Синди Лейки. И если правда эта не хотела его отпускать, он отступал все дальше в черную ненависть и прятался от нее среди змей, водяных тварей и грязи своей психики.

Он продолжал смотреть на Дэна, угрожающе нависнув над столом, но ненависть его не таила в себе опасности. Он не собирался пускать в ход кулаки. Не собирался растрачивать свою ненависть наносимыми по Дэну ударами. Нет, ненависть следовало только накапливать, потому что она помогала ему прятаться от ответственности. Она являла собой ширму между ним и правдой, и чем плотнее была ширма, тем больше его это устраивало.

Вот так работала у Мондейла голова. Дэн прекрасно его знал, читал его мысли, словно открытую книгу.

Но, хотя Росс и пытался спрятаться от правды, он также боялся нанести ответный удар. И на то были веские причины. Правда состояла в том, что Феликс Данбар подстрелил Дэна. Правда состояла в том, что, войдя в дом, Феликс Данбар избил Френ Лейки, а потом трижды выстрелил в Синди Лейки, а Росс Мондейл пребывал в это время бог знает где. Правда состояла в том, что раненый и истекающий кровью Дэн нашел на траве свой револьвер, вполз в дом Лейки и убил Феликса Данбара. Прежде чем тот успел прострелить голову и Френ Лейки. И все это время Росс Мондейл то ли блевал в кустах, то ли терял контроль над мочевым пузырем, а может, не шевелясь, лежал на лужайке за домом, изображая клумбу или бревно. Он вернулся, когда все закончилось, мокрый от пота, бледный, как полотно, трясясь, смердя кислым запахом трусости.

И теперь, сидя за столом Джозефа Скальдоне, Дэн поставил вопрос ребром:

• Предыдущая
• 39/87
• Следующая