Единственный выживший - Кунц Дин Рей - Страница 28

• Предыдущая
• 28/107
• Следующая

Вставленный в рамку снимок оказался вполне обычным цветным отпечатком, сделанным с помощью "Полароида", и на нем не было ничего, кроме каменного памятника и травы вокруг. На мраморе были высечены полное имя Томаса Ваданса, даты рождения и смерти и слова "Любимому мужу и отцу". Увидев фотографию, Джо сразу – и очень живо – вспомнил свою встречу с Розой Такер. "Я еще не готова говорить с тобой", – сказала она.

– Это мама купила рамку, – услышал он голос Клариссы. – Она хотела держать фото под стеклом, чтобы не повредить.

– Когда на прошлой неделе мы приезжали к ней, – поддакнул Боб, – она не выпускала снимок из рук все три дня, что мы были здесь. Она не расставалась с ним ни когда готовила, ни когда смотрела телевизор, ни даже когда мы устроили за домом небольшой пикничок. – А когда мы поехали ужинать в ресторан, – кивнула Кларисса, – она положила его в свою сумочку.

– Но это же просто фотография! – сказал Джо, не скрывая своего недоумения.

– Да, – подтвердил Боб. – Просто фотография. Мама сама могла бы сделать такую, но почему-то для нее было очень важно получить ее от этой женщины. От Розы.

Джо медленно провел кончиками пальцев по стеклу, словно был ясновидящим или экстрасенсом, способным угадать смысл и значение фотографии по следам психических эманаций людей, державших ее до него.

– Когда мама в первый раз показала нам этот снимок, – смущенно призналась Кларисса, – она смотрела на нас как будто с ожиданием… Как будто она ждала…

– …что мы будем реагировать как-то по-особенному, – заключил Боб.

Джо нахмурился и положил снимок на кофейный столик.

– Как это – по-особенному? – уточнил он.

– Не знаю. – Кларисса пожала плечами и, взяв снимок в руки, стала протирать стекло подолом рубахи. – Когда мы повели себя не так, как мама, по-видимому, ожидала, она спросила нас, что мы видим на снимке.

– Могильный камень, – быстро сказал Джо.

– Могилу отца, – согласился Боб.

Кларисса отрицательно качнула головой.

– Мама, похоже, видела нечто большее, – сказала она.

– Что? Что, например?

– Она не говорила. Просто намекнула…

– …что придет день, и мы увидим сами, – закончил Боб. Не отчаивайся, ты увидишь… как и другие. И перед мысленным взором Джо снова возникла Роза Такер, которая стояла под сосной, сжимая в руках фотоаппарат.

– Вы знаете, кто такая эта Роза? Почему вы расспрашиваете нас о ней? – поинтересовалась Кларисса, и Джо рассказал им о своей встрече с этой странной и загадочной женщиной, не упомянув, впрочем, о преследовавших ее людях в белом фургоне. По его словам выходило, что Роза Такер уехала с кладбища в машине и он не сумел ее задержать.

– Но из ее слов я понял, что она, наверное, встречалась с родственниками других погибших. Роза сказала мне, чтобы я не отчаиваются и что однажды я тоже прозрею, увижу то, что уже увидели другие, но сама она считала, что пока не готова говорить со мной. Или я не готов воспринять то, что она мне скажет. Вся беда в том, что я не могу, не в силах ждать. И тогда я решил, что если она уже успела с кем-то переговорить, то я могу попробовать разыскать этих людей и спросить у них, что же открыла им Роза, что она помогла им увидеть.

– Что бы это ни было, – тихо сказала Кларисса, – мама почувствовала себя гораздо лучше. Спокойнее.

– А потом убила себя, – неожиданно резко вставил Боб.

– Но почти целую неделю она была счастлива, – не согласилась Кларисса.

– И все равно… – гнул свое Боб, который, по-видимому, так до конца и не изжил свою настороженность и недоверие в отношении Розы Такер. – Ты же знаешь, чем это кончилось.

Если бы Джо – по крайней мере в прошлом – не был опытным репортером, которому часто приходилось расспрашивать родственников и знакомых людей, погибших при самых трагических обстоятельствах, он не решился бы пойти дальше и подтолкнуть Боба и Клариссу к осознанию еще одной возможности, которая могла заставить их вновь почувствовать горе и отчаяние. Но, когда он заново перебрал в уме все события сегодняшнего странного дня, он понял, что вопрос не может не быть задан.

– А вы абсолютно уверены, что это было именно самоубийство? – спросил Джо.

Боб открыл было рот, чтобы что-то сказать, но осекся и быстро отвернулся, чтобы смахнуть с глаз слезы. На вопрос Джо ответила Кларисса:

– В этом нет никаких сомнений. Нора сама убила себя.

– Она оставила записку?

– Нет, – покачала головой Кларисса. – Ничего такого, что помогло бы нам понять, почему она сделала это.

– Вы говорили, что она казалась вполне счастливой и спокойной. Если…

– Она оставила видеозапись, – перебила Кларисса неестественно ровным голосом.

– С прощанием?

– Нет… Это так странно… и так страшно… – Она затрясла опущенной головой, и ее волосы растрепались еще больше. Лицо ее перекосилось от бессильного отчаяния, словно Кларисса никак не могла подобрать подходящие слова, чтобы описать ему все, что было у нее на душе.

– Это жуткая запись, – выдавила она наконец.

Боб выпустил руку жены и поднялся.

– Послушайте, Джо, вообще-то я почти не пью, но… Думаю, нам всем не помешает немножко выпить, прежде чем мы начнем говорить об этом.

– Я не хотел бы, чтобы вы страдали из-за меня еще больше… – начал Джо.

Но Боб оборвал его решительным жестом.

– Нет, – сказал он. – Все будет о'кей. Мы вместе пережили эту катастрофу и теперь как бы составляем единую семью. А со своими близкими можно говорить обо всем. Так вы будете пить?

– Конечно.

– Не рассказывай ничего о пленке, пока я не вернусь, – предупредил Боб жену. – Я знаю: ты думаешь, что мне будет легче, если меня при этом не будет, но это не так.

Он ласково посмотрел на жену, и, когда она согласно кивнула, на лице Боба так ясно отпечатались нежность и любовь, что Джо поспешно отвел глаза. Этот обмен взглядами остро напомнил ему о том, что он потерял.

Когда Боб вышел, Кларисса снова занялась искусственными цветами на столике, а потом закрыла лицо руками и некоторое время сидела молча, упираясь локтями в свои голые колени.

Наконец она подняла голову и посмотрела на Джо в упор.

– Он очень хороший человек, – сказала она.

– Мне он тоже понравился, – осторожно ответил Джо.

– Он хороший муж и хороший сын, – продолжила Кларисса. – Окружающие, как правило, видят в нем только военного летчика, героя войны в Заливе, крутого парня и все такое, но он умеет быть очень нежным и внимательным. У него есть сентиментальная жилка… – Она слабо улыбнулась. – Сентиментальная жилка толщиной примерно в милю. Такая же была и у его отца.

Джо терпеливо ждал. Он чувствовал, что Кларисса хотела сказать что-то совсем другое.

После небольшой паузы она снова заговорила, но голос ее звучал глухо и устало.

– Мы не торопились с детьми, Джо. Нам казалось, что у нас впереди еще много времени и что мы многое должны успеть, прежде чем обзаводиться потомством. Теперь я об этом жалею. Конечно, и сейчас еще не поздно – мне всего тридцать, а Бобу тридцать два, но когда я думаю о том, что наши дети так и не узнают Нору и Тома… Они были просто замечательными людьми, Джо, можете мне поверить!

– Вы ни в чем не виноваты, – медленно ответил Джо. – Это, во всяком случае, от нас не зависит. Все мы – просто пассажиры в поезде, и не мы им правим, как бы нам ни хотелось обратного.

– И вы… вы действительно настолько смирились с тем, что произошло?

– Во всяком случае, я пытаюсь.

– Ну и как успехи?

– Откровенно говоря – никак.

Кларисса негромко рассмеялась, а Джо подумал, что за прошедший год он не рассмешил ни одного человека, за исключением подруги Розы Такер, с которой он разговаривал по телефону несколько часов назад. И хотя в смехе Клариссы были и грусть, и горькая ирония, Джо послышались в нем нотки облегчения, а это, в свою очередь, заставило его почувствовать, как крепнет нить, связывающая его с миром живых, – нить, которая не давалась ему в руки на протяжении столь долгого времени.

• Предыдущая
• 28/107
• Следующая