Хроники Дебила. Свиток 1. Волшебный Меч - Чекрыгин Егор - Страница 32
- Предыдущая
- 32/80
- Следующая
В чувство меня привел Лга’нхи, милосердно пнув по ребрам и скинув с противника. Еще пару секунд я продолжал хрипеть, дергаться и душить кого-то невидимого. Потом боль в ребрах прочистила мозги, и я встал… Трясущимися руками зачем-то попытался привести одежду в порядок и наткнулся на пояс с висящими на нем аж тремя кинжалами… Почему-то жутко воняло дерьмом… Проверил. Слава богу, это не я. Должно быть, обделался мой противник, пока я его душил… Стало как-то особенно мерзко. После дикого нервного взрыва пошел отходняк и навалилась апатия. Эйфории от победы никакой, только желание убраться отсюда как можно дальше, лечь и полежать пару дней… Но в нашей компании разве полежишь, приводя психику в порядок? Лга’нхи всем своим видом показывает, что я должен что-то сделать… А!!! Ну, конечно. У него на поясе пара новых скальпов. Загубить человека понапрасну, не взяв себе его силу, – это противоречило законам местного гуманизма. Тут уж коли замочил зверушку – используй ее полностью, от костей до шкуры. А коли человека грохнул, пополни свою ману, сняв скальп, и обдери труп, как липку, чтобы имущество зря не пропало. Пришлось возвращаться к удушенному и сдирать скальп… Проверять пояс или брать одежду было противно… Поднял копье. Убогая палка с обожженным наконечником. Это точно не воин. Пошел к тому, что лежал рядом, с дротиком в брюхе… Он валялся на боку, а кровь из раны образовала лужу, в которой лежало древко дротика… Вырывать его из брюха и очищать от крови и содержимого кишок – это как раз то, что необходимо каждому для восстановления мира и спокойствия в душе. Вспомнил, что с этого хоть скальп можно не сдирать… Я же его «нечестно» убил. Проверил оружие – палка с роговым наконечником и источенная полоска бронзы в качестве ножа. Третий труп… Вырывать клевец из груди было тяжело физически, но психика уже сказала: «Мне по фигу», и отправилась отсыпаться. Так что одежку я с него снял в полном спокойствии. Благо клевец заткнул рану, и она почти не измазалась в крови. Потом мы обдирали другие трупы и утаскивали их в сторону от дороги. На все про все ушло полчаса. К счастью, в это время по дороге никто не прошел, а тень от гор прикрыла наше злодеяние от глаз возможных свидетелей.
Потом мы гнали овец… Гнали мимо лагеря, по хорошо протоптанной дорожке. И на нас никто даже не обратил внимания. Судя по следам, тут такие стада гнали каждый день и не по одному разу.
Я, в принципе, уже успокоился. Руки больше не тряслись, приступы тошноты прекратились, и на место паники, пришла пофигистическая меланхолия и равнодушие ко всему, кроме направления нашего пути. Я почему-то зациклился на идее, что мы заплутаем и выйдем куда-нибудь не туда, и доставал Лга’нхи вопросами типа: «…Лга’нхи, ты уверен, что мы правильно идем?» Пока это ему не надоело, и он не предложил мне спросить у духов, коли уж я не доверяю ему. Что в переводе со степняцкого на человеческий означало: «Пошел к черту!» Вот ведь хренов отморозок! Ему что суслика, что человека угробить – одно и то же. Человека небось даже приятней – мана увеличивается… Герой, блин!
Да. Удивительное дело, но вот в книжках, которые я обычно любил читать, герои никогда не терзались подобными проблемами. Простой студент, офисно-планктонный менеджер или инженер, попадая в иной мир, с ходу начинали крошить врагов направо и налево десятками, ничуточки не переживая по этому поводу.
А отрывки про душевные волнения героев после убийства я и сам считал фальшивой заумью и убогим морализаторством, норовя перелистать их быстрее, торопясь к новой сцене экшена. Мол, хочет автор показать, что и его Вася-рембо тоже человек с чуткой душой и нежным сердцем. Замочил полсотни человек, пролил пару слезинок, типа как отметился в списке гуманистов и хороших людей, значит, можно замочить еще сотню.
И как все просто получалось – врубается сэр Гуманист или витязь Добролюб в ряды врагов, катятся головы, отлетают обрубки рук и ног, а все остается чистенько и пристойненько. Максимум, после драки оботрет герой меч от крови, и все дела. А то, что враг перед смертью истекает кровью, обделывается, визжит от боли и ужаса, глядя на бьющий фонтаном крови обрубок или вывалившиеся из брюха кишки… Такого в книжках про героев не пишут. Не пишут про вонь от вывалившихся внутренностей и луж крови. Не пишут, как погано и тоскливо бывает на душе после совершенного убийства… А ведь то, что я сегодня сделал, было банальным убийством. Не битвой, не сражением, ведь никто из убитых даже не попытался защищаться. Да, наверное, они и не умели. Простые работяги, взятые, возможно, насильно, чтобы выполнять грязную работу, которой «благородные воины» брезгуют. Наверное, испытывай я к ним хотя бы какую-то ненависть или злобу, было бы легче. Но даже к верблюжьим всадникам я ничего такого не испытывал. Просто люди, стоящие у меня на дороге… Просто смахнул их с пути… Просто понадобилось то, что было у них… Все просто. Но тогда почему же на душе так погано?
Может, Лга’нхи прав? Забирая себе силу убитого врага, он совершает некое священнодействие. Подтверждает, что убил не зря и противник не сгинул бесследно, а оставил частицу себя в победителе? Не из прихоти и ради куража было совершено убийство, а ради эволюции человеческого рода. Ради права сильного жить и продолжить род, а слабого…
Да что за бред!!! Убивает он просто, и все. Потому что во всем мире для него «люди» – только мы трое, а весь остальной мир – охотничьи угодья и толпы конкурентов в них…
Утро застало нас в ущелье. Осакат знала эти места и уверенно шла по дороге. Мы за ней, все еще гоня перед собой стадо… Но вот она свернула на какую-то тропинку, отходящую под углом от главной тропы, и, пройдя по ней еще с километр, мы завернули за какую-то гору и наконец остановились возле ручейка. Это остановка стоила одной из овцекоз жизни, а нам позволила плотно позавтракать и поспать часика четыре.
Потом доели то, что осталось от завтрака, и двинулись дальше. Осакат уверяла, что до ее поселка отсюда день пути. Только вот радость от возвращения в родные пенаты на ее лице отсутствовала. И неудивительно, даже я увидал верблюжьи следы на тропе, ведущей к поселку. И предчувствия, как поется в одной арии, ее не обманули… Когда к следующему полудню мы перебрались через небольшой перевал и заглянули в долину, пред нами предстало зрелище разоренного и сожженного поселка…
Сначала я пытался удерживать девчонку и не позволить ей броситься к родной деревеньке. Думаю, вряд ли вид разоренного родового гнезда способствовал бы умиротворению и крепости духа… А мне меньше всего хотелось, ко всем моим бедам, еще и с зареванной соплячкой возиться… Но разве ее удержишь… в смысле, не применяя радикальных мер воздействия, вроде дубиной по голове и связывания? Так что пришлось бежать за ней. Не зря, можно сказать, сходил. После того что я увидел в поселке повозочников, в который наведался отряд верблюжатников, я как-то значительно меньше стал переживать из-за недавнего участия в убийстве троих из них… Внутренне, конечно, понимал, что все это лишь отговорки и попытки умаслить свою совесть… Что массовое убийство мужиков, баб и детей для этого мира норма. И тот же мой приятель Лга’нхи, напав на вражеское стойбище, там отнюдь не гуманитарную помощь раздавал. Но одно дело – отстраненная теория, и совсем другое – твои собственные глаза и чувства, и неловкие попытки утешить девчонку лет четырнадцати-пятнадцати, ревущую над уже начавшимися разлагаться трупами своей родни, валяющимися посреди пепелища. Когда такое видишь своими глазами да еще принимаешь сторону одной из жертв, – сердце как-то так само собой наполняется гневом, кулаки сжимаются и чужие разборки с верблюжатниками становятся для тебя личным делом. Наверное, так проще, чем придерживаться какой-то абстрактной справедливости. Проще встать на сторону одной из конфликтующих сторон, чем пытаться быть посредником или арбитром… На сердце сразу становится легко и просто. Мы хорошие, они плохие. Мы друзья. Они враги… Врага надо убить, и это хорошо. Хорошо, легко и просто.
- Предыдущая
- 32/80
- Следующая
