Ключи к полуночи - Кунц Дин Рей - Страница 21

• Предыдущая
• 21/81
• Следующая

– Ошибаешься.

– Кто твой хозяин?

– Я сам себе хозяин.

– Не ври мне.

Ловкач промолчал.

Из-за больной руки Алекс не мог вытряхнуть из него нужную информацию физически, но он был не прочь слегка помучить его психологически. Он приставил холодное дуло пистолета к левому глазу японца.

– Глазное яблоко похоже на студень, – сказал Алекс, – и мозги ненамного тверже его. Тебя найдут размазанным по этой стенке.

Ловкач, не мигая, пристально смотрел правым глазом. Он не выглядел запуганным.

– Хочешь уснуть навсегда? – спросил Алекс.

– Ты не убьешь меня.

– Не будь так уверен.

– Ты не убийца.

– Я убил двух человек.

– Да, – произнес Ловкач, – и в обоих случаях ты убивал в целях самозащиты.

– Это они тебе рассказали?

– Но ведь это так.

– Возможно, – сказал Алекс, – но ведь этот случай тоже можно отнести к самозащите.

– Только, если я попытаюсь отобрать оружие.

– Почему же ты не делаешь этого? – спросил Алекс.

– С меня довольно, – усмехнулся Ловкач. – Можете оставить пистолет себе, мистер Хантер.

Алекс продолжал держать дуло у глаза японца.

Какое-то время они оба молчали.

Ветер завывал в мусорных бачках, как будто это были органные трубы. От этой глухой неземной музыки ночь казалась в два раза холоднее, чем была на самом деле.

Наконец, Алекс вздохнул и выпрямился. Внимательно глядя сверху вниз на противника и все еще наводя пистолет, он произнес:

– Хотя ты не ответил ни на один из моих вопросов, пару вещей о тебе я все-таки выяснил.

Ловкач не шевельнулся.

– Ты, очевидно, хочешь, чтобы я спросил, а поскольку сила на твоей стороне, я сделаю это. Так что же ты выяснил обо мне? – нагло спросил он.

– Прежде всего, я выяснил, кем ты не являешься. Ты не обычный наемный убийца и не хулиган. Ты не вспотел.

– Да? – произнес он, явно развлекаясь. – А что обычный хулиган много потеет?

– Да, если кто-нибудь тычет ему в глаз пистолетом и угрожает размазать мозги по стенке. Обычно он не только потеет, но и теряет самообладание. Видишь ли и средний убийца, не имея уважения к человеческой жизни, предполагает, что ты будешь так же безжалостен, как и он. Он верит, что ты приведешь свои угрозы в исполнение, как и он бы сделал, и поэтому потеет. Я знаю это наверняка. Я имел дело с таким сортом людишек несколько раз.

Ловкач кивнул:

– Интересно.

– Существуют только две категории людей, у которых очень сильное, непоколебимое, как у тебя, самообладание, – сказал Алекс.

– Правые и справедливые?

Алекс пропустил это замечание мимо ушей.

– Первая категория – это маньяки-человеконенавистники, психопаты, не могущие связать причину и следствие, убийцы, часто не понимающие, что за преступление надо расплачиваться.

– Отсюда следует, что я психопат?

– Нет, ты относишься ко второй категории – фанатик.

– Правоверный, – сказал Ловкач.

– Да.

– И в чем же я такой фанатичный?

– А это всегда проявляется в одном из двух, – ответил Алекс.

– В чем же?

– Либо в религии, либо в политике.

Пока они разговаривали, метель утихла, ветер дул не с такой силой, и теперь музыка, извлекаемая из мусорных бачков, была тихой и потусторонне баюкающей.

Хмурясь, Ловкач произнес:

– А ты ничего, соображаешь. Но я пока не врубаюсь, к чему идет весь этот разговор.

Алекс помахал перед ним пистолетом.

– Я хочу, чтобы твои хозяева поняли, что им не удастся играть мной, как будто я – какой-то неопытный деревенский простак. Каждый раз, когда они побеспокоят меня, неважно как, я буду узнавать о них что-нибудь новое. Это неизбежно. Они могут думать, что они вне подозрений, даже невидимые, но каждый этот чертов раз они будут обнаруживать свое присутствие, даже не подозревая этого. Я наблюдательный и проницательный. В конце концов, по крайней мере в финансовом плане, я – самый удачный из частных детективов в мире. И если они что-нибудь слышали обо мне, то знают, что я вышел из низов, а сейчас – по колено в деньгах. И если они что-то понимают в людях, они должны знать, что такие парни, как я, парни, помнящие голод… мы, как терьеры: мы вцепляемся в крысу и треплем, треплем, треплем ее. Мы никогда не позволим себе отойти от этой крысы, пока она не будет мертва, и неважно, сколько раз она укусит нас за нос. Рано или поздно, я сложу вместе все кусочки информации, которые они дадут мне, и узнаю, кто они, что они делают с Джоанной Ранд и почему.

– Если ты проживешь достаточно долго.

– О, я проживу, – сказал Алекс. – Ты знаешь, если дело касается самозащиты, у меня не возникнет никаких угрызений совести по поводу убийства. Поэтому ты должен передать им это послание. Скажи им, что если они вынудят меня выжать эту историю капля за каплей, я раструблю ее по всему миру, как только раскручу. Я устрою очень публичное окончание делу Шелгрин. Но есть еще вариант: если они сохранят мне время и силы, придут ко мне и объяснятся, то есть слабая надежда, что я сочту целесообразным и приемлемым держать рот закрытым. Так или иначе, я заполучу их тайну.

– Ты безумец, если думаешь, что они будут сидеть сложа руки и разговаривать разговоры с тобой, – произнес Ловкач, почти презрительно усмехаясь. – У тебя нет ни малейшего представления, на что делается ставка.

– Так же, как и у тебя, – сказал Алекс. – Не пытайся корчить из себя важную птицу. Они не много тебе рассказали. Ты – шестерка. Вот как раз и доставишь сообщение. Я жду их звонка в отель до завтрашнего полудня. И скажи им, что меня эта игра уже утомила. Мне не нравится, когда мои комнаты обыскиваются, перед моим носом размахивают ножом, за мной следят и втягивают меня в грязные мелкие дворовые потасовки. Для них будет лучше прекратить подобные штуки. Л если они не захотят остановиться, то им лучше бы понять, что я ведь могу быть самым мстительным сукиным сыном.

– Я тоже, – сказал Ловкач.

– Я быстрее и находчивее тебя, приятель. И моли Бога, чтобы он дал тебе силы победить твою мстительность на это время.

Все еще держа оружие наготове, Алекс отошел назад. Когда между ними было около двадцати ярдов мостовой, он повернулся и пошел прочь. В конце проходного двора, перед тем как завернуть за угол, он оглянулся на Ловкача.

Тот все еще сидел, привалившись к стене. Он даже не пошевелился. Он не собирался давать Алексу ни малейшего повода застрелить его.

Алекс поставил пистолет на предохранитель, засунул за ремень и застегнул поверх него пиджак.

Ловкач не встал.

Алекс завернул за угол и быстро пошел через дворы к центральным улицам Гайона. Было темно. Холодно. Ему не хотелось в эту ночь спать одному.

В темной комнате, на кровати, глядя на покрытый тенями потолок, Джоанна испугала себя, внезапно громко произнеся: "Алекс". Она произнесла это так неожиданно, невольно – как слабый крик о помощи. Почти как будто это слово исходило от кого-то другого. Но с ней никого не было, что, по существу, и было причиной ее призыва. Это имя еще пару минут отдавалось в воздухе, пока Джоанна размышляла о том, что оно для нее значит.

Она чувствовала себя жалкой. Ее заставили, как это было уже столько раз в прошлом, выбрать между мужчиной и ее абсурдной независимостью, доведенной до состояния навязчивой идеи. Однако в этот раз она знала, что тот или иной выбор все равно убьет ее. Она была на краю пропасти. Ее силы были истощены годами беспрекословного повиновения демону внутри ее, требующему этого неестественного одиночества. Она чувствовала себя слабой. Беспомощной. Если она продолжит отношения с Алексом Хантером, мир опять будет сжимать ее, как в тисках. Потолок, стены, пол, земля и небо будут давить ее в клаустрофобическом кошмаре, выжимая из нее сок разума и оставляя только сухие волокна безумия. Но если она не продолжит отношения с ним, ей придется признать и окончательно принять самую важную истину, касающуюся ее: она всегда будет одинока. Такой отказ и ужасное будущее, которое он обещал устроить, делали ее потенциальным клиентом психиатрической лечебницы. Так или иначе, но скоро она не сможет сопротивляться любой боли.

• Предыдущая
• 21/81
• Следующая