Ледяная тюрьма - Кунц Дин Рей - Страница 17
- Предыдущая
- 17/78
- Следующая
Роджер Брескин так усердно тормозил, что снегоход оставался почти неподвижным.
Он в последний раз обдумал условия стоявшей перед ними задачи: в Дохерти метр восемьдесят росту, а до уступа, куда надо спуститься, метров шесть; следовательно, ему надо отмотать шесть метров каната, опуская Брайана, и потом еще чуть меньше двух метров понадобится на то, чтобы у Брайана была какая-то свобода передвижения по той ледяной полке, где лежит Джордж Лин. Они разметили канат, прицепив к нему в шести метрах от начала веревки ярко-красную тряпку; так что стоит этому яркому пятну скрыться за краем обрыва, и Роджер будет знать, что его товарищ встал ногами на уступ. Но канат необходимо подавать вниз как можно медленнее, не то парень невзначай долбанется о лед.
К тому же от фар снегохода до кромки обрыва всего двенадцать метров; если машина заскользит вперед чересчур резво, Роджеру не удастся остановить ее вовремя и тогда он угробит всех троих. Его тревожило, что самая малая скорость, которую удалось развить за рулем аэросаней, может оказаться слишком опасной для такой работы. Потому-то он все никак не решался приступить к затеянному ими делу.
Лютый порыв ветра протиснулся между Брайаном и ледяной стеной, а потом, ударив по нему справа, прижал его к поверхности айсберга. По инерции тело Брайана осталось слегка смещенным в левую сторону, так что висел он над пропастью под небольшим углом. Когда ветер на какой-то миг чуть приутих, сбросив скорость метров до тринадцати в секунду, Брайана повело уже вправо, а потом он и вовсе стал изображать собой маятник, мотаясь туда-сюда, да так, что ноги описывали дугу сантиметров в шестьдесят, если не во все девяносто.
Прищурясь, он поглядел вверх, туда, где канат соприкасался со льдом. И хотя он постарался пригладить этот участок кромки обрыва, разведя бензиновый костерок, все равно какое-то трение остается, а от изнашивания и истирания не застрахован никакой нейлон.
Прикрыв глаза, он расслабился, перестав даже и пробовать принять положение, при котором хоть немного можно ослабить режущие плечи и грудь подпруги. Во рту пересохло, словно он невесть как долго брел по безводной пустыне. Сердце колотилось так, будто вознамерилось вырваться на волю, даже если для этого понадобится сломать ребра.
Коль уж Роджер лучше его управляется со снегоходом и имеет немалый опыт в этом деле, представлялось логичным и разумно обоснованным, что только ему, Брайану надо будет спускаться вниз и спасать Джорджа Лина. Теперь Брайан очень жалел, что не приобрел в свое время нужной сноровки в умении обходиться с аэросанями. Да ладно, пусть он и в самом деле в этих машинах ничего не смыслит. Но какого дьявола так тянет резину тот, кто в них соображает?
Все его нетерпение мгновенно исчезло, как только веревка задергалась. А ухнул он вниз так, словно канат перерезали: ступни ударились об уступ с такой силой, что боль в ногах мгновенно отдалась в позвоночнике. В коленях хрустнуло — будто кто-то сломал в кулаке спичечную коробку. Он упал на лед, попробовал встать на ноги, но, не удержавшись, сорвался с карниза и нырнул вниз, в терзаемую ветром ночь.
Он так испугался, что даже не закричал.
Снегоход, кренясь вперед, двигался к обрыву.
Чтобы сбросить скорость, Роджер, отпустив на миг тормоза, тут же нажимал педаль снова. Помогало мало. Вот и красная тряпица, отмечающая на канате длину в шесть метров, ушла за край обрыва, а машина продолжала скользить. Снега тут не было, ветры не только очищали лед от заносов, но так отшлифовали его, что трение почти исчезло. Приходило в голову сравнение с отполированной хоккейной шайбой, откатившейся от бортика и лениво ползущей по зеркалу катка. Вот еще на три метра ближе к обрыву. Лучи фар пронизывали начинающуюся за кромкой пропасти вечную черноту. Наконец снегоход остановился. Чуть далее, чем в двух с половиной метрах от края обрыва.
Веревочная упряжь, ослабившая хватку, когда ноги Брайана очутились на карнизе, напряглась снова, сдавив грудную клетку и глубоко врезавшись в тело под мышками. Но у Брайана уже болели разбитые о карниз ступни, эта боль отдавалась в коленях и выше, ныла спина, потому, при наличии стольких напастей и по сравнению с ними, можно было, решил Брайан, счесть эту новую муку вполне терпимой.
Он только удивлялся, что до сих пор жив и не потерял рассудка.
На поясе, охватывавшем талию и предназначенном для инструмента, висел фонарик, с помощью которого Брайан смог увидеть летящие сверху снежные хлопья.
Стараясь не думать о плещущейся под ним ледяной воде, он поглядел вверх, на карниз, туда, куда прыгал, да промахнулся. Метром левее от места прямо над его головой с карниза свисали обтянутые перчаткой пальцы — это была правая, бессильно брошенная поверх тела рука Джорджа Лина.
Брайан снова качнулся, описав телом небольшую дугу. Да, жизнь его висела на веревочке. Однако теперь канат касался не только приглаженной бензиновым костром кромки обрыва, но и вдавливался в зазубренную грань карниза, — ее-то уж никто не закруглял. Каждое покачивание тела Брайана сильнее вдавливало канат в уже образовавшуюся в грани карниза впадину, так что люфт в этом нечаянно возникшем шарнире возрастал, а на голову Брайана сыпались ледяные крошки и стружки.
Сверху по глазам резанул луч фонаря.
Подняв глаза и откинув голову назад, Брайан увидел Роджера Брескина, сунувшего голову в пропасть.
Роджер лежал на льду, вытянув правую руку с фонариком далеко вперед. Левая ладонь его была поднесена ко рту, и Роджер что-то кричал в этот импровизированный рупор. Ветер рвал его слова на клочки, превращая их в бессмысленные звуки.
Брайан вяло помахал поднятой рукой.
Роджер, должно быть, сумел закричать еще громче:
— Ты цел? — Его голос звучал так, будто шел из недр длиннющего, километров в восемь, железнодорожного туннеля.
Брайан кивнул так энергично, как только мог: да, мол, не беспокойся. Говорить не было никакой возможности, и изъясняться приходилось жестами. А кивком разве передашь свой ужас или беспокойство из-за тянущей боли в ногах?
Брескин закричал, но Брайан расслышал только несколько сумевших долететь до него слов:
— Я пошел... снегоход... назад... дернуть тебя... наверх.
И в ответ опять кивнул.
Роджер пропал из виду, видимо, поспешив к аэросаням. Не выключая фонарик, Брайан опять прицепил его к поясу, так что светило теперь из-под правой ноги. Он потянулся вверх и вцепился в тугую веревку обеими руками, пытаясь облегчить растяжение плечевых мышц, которое грозило сместить верхние позвонки или вывихнуть плечевые суставы.
Снегоход потянул канат вверх. На этот раз ход можно было счесть плавным, особенно если вспомнить нисхождение. Теперь хотя бы его не било об утес, как при спуске.
Колени его уже были на уровне карниза, хотя стопы и голени висели еще в пропасти. Он помахал ногами в воздухе, а потом, подтянувшись, встал обеими ногами на узкую полку карниза, потом опустился на колени. Еще миг спустя, выпустив канат из рук, он поднялся во весь рост.
Локти болели, колени — вообще будто расплавились, а по ляжкам словно кто-то розгами хлещет. Но эти бедные ноги все-таки держали его.
Из кармана своей куртки он вынул здоровенный костыль — заостренный штырь с конической резьбой по всему вытянутому на двенадцать с половиной сантиметров телу и ушком в два с половиной сантиметра на тупом конце. На поясе Брайана висел и маленький молоток, который он снял, чтобы забить костыль в узкую трещину на передней поверхности утеса.
Тут сверху опять замигал фонарик Роджера.
Когда костыль надежно вошел в лед, Брайан снял с пояса бухту нейлоновой веревки, в бухте ее было чуть больше двух с половиной метров. Еще перед спуском на карниз он заблаговременно привязал один конец этого каната к карабинному зажиму; теперь же он соединил карабин с ушком костыля и завернул защелку на предохранителе карабина. Потом взялся за второй конец каната и обмотал канат вокруг себя. Эта узда удержит его на самом краю погибели, если он вдруг поскользнется и опять слетит с карниза. Однако добраться до Джорджа Лина она не помешает. Так обезопасив себя, он развязал узлы главного каната на груди и высвободился из веревочной упряжки, охватывавшей грудную клетку и пропущенной под мышками. Затем смотал главный канат в бухту и повесил ее на шею.
- Предыдущая
- 17/78
- Следующая
