Виноградник Ярраби - Иден Дороти - Страница 36

• Предыдущая
• 36/96
• Следующая

Поговорить наедине удавалось только в спальне, а к тому времени, когда они туда поднимались, Юджинии вновь приходилось бороться со столь знакомыми ей психологическими предубеждениями, хотя ранее преследовавший ее кошмар стал теперь менее острым, а Гилберт, в связи с ее беременностью, обращался с ней очень осторожно. Он боялся причинить вред ребенку.

И вот наступила весна и та роковая морозная ночь.

Жестокий мороз в конце зимы был одной из опасностей, подстерегающих виноградарей. За все время существования виноградника Гилберту лишь однажды пришлось иметь дело с сильным морозом. Впрочем, тогда холод был не таким уж жестоким, и, разложив достаточное количество костров, он сумел спасти большую часть своих лоз.

Согласно французской теории, дым окутывает стебли лоз и делает их неуязвимыми для мороза. В первое время в распоряжении Гилберта не было ничего, кроме хвороста и соломы; сверху на них наваливали зеленые листья и разный мусор, и в результате костер сильно дымил.

Теперь Гилберт был подготовлен гораздо лучше — у него были припасены сотни специальных чугунков, заполненных нефтью. Он позаботился об этом, как только засадил лозами достаточно обширный участок и понял, что гибель всего урожая означает для него разорение, именно от этого предостерегали его такие предусмотрительные люди, как Уэнтуорт и бывший губернатор Лаклан Маккуори. Стадо овец послужило бы страховкой от банкротства.

Но Гилберт Мэссинхэм был упрямым человеком, редко прислушивающимся к советам. Про него говорили, что от вина, мол, у него мозги проспиртованы, так как ни о чем другом он думать не в состоянии. Он не мог себе даже представить, чтобы по его земле передвигались большие стада овец. Ему нужен был лишь один громадный виноградник, и, если бы выдался такой год, когда все лозы разом погибли, это, разумеется, было бы громадным несчастьем.

В результате он принял практически все, какие только мог, меры предосторожности и по воскресеньям молился в церкви, чтобы зимой ночи были потеплее, а весной не выпадало слишком много дождей, несущих с собой плесень, а также чтобы Господь избавил от града.

Надежда, молитва и неослабная бдительность! Это была напряженная, волнующая жизнь, полностью отвечавшая его темпераменту.

Всю зиму он был начеку, как бы не грянул мороз. Чуть только становилось холоднее, он уже садился в постели, настороженно втягивая воздух и стараясь угадать, какая температура на дворе. Он часто вставал среди ночи, одевался и шел бродить вокруг виноградника, проверяя, нет ли ветра, поглядывая на звезды. Его жена вынашивает под сердцем их ребенка, а этот все шире раскидывающийся на склонах участок, засаженный молодыми виноградными лозами, был как бы его собственным ребенком, которого холят и нежно выхаживают, пока он не возмужает.

Ночь, когда произошла катастрофа, началась довольно безобидно. В десять часов Гилберт выглянул из дома. Слабый ветерок и легкие облака, плывшие мимо луны, его успокоили. Будет не холоднее обычного. Можно со спокойным сердцем ложиться досыпать.

Было три часа утра, когда его разбудил Том Слоун, бросивший несколько мелких камешков в окно.

— Мистер Мэссинхэм, сэр! — хрипло прошептал он, когда Гилберт выглянул из окна. — Сильно подмораживает. Может, зажечь чугунки?

На подоконнике поблескивал иней. Морозный воздух щипал лицо. Луна походила на отполированный золотой диск, плавающий в совершенно чистом морозном небе.

Юджиния тревожно зашевелилась:

— Что такое?

— Мороз.

— О, только и всего?

Натягивая брюки, Гилберт успел не без раздражения бросить:

— Этого достаточно. Спите.

— Я думала, какая-нибудь неприятность с ссыльными. — В голосе жены уже не было тревоги. Она сонно спросила: — Я могу что-нибудь сделать?

— А что вы могли бы делать? Бегать между бороздами, держа в руках чугунки с горячим мазутом? Это мужская работа.

Гилберт оделся в темноте, благо в окно светила луна, и ушел. Юджиния свернулась калачиком в теплой постели, ощущая, как с удаляющейся тенью к ней возвращается покой. Значит, сегодня ночью не надо думать об отчаявшемся беглеце, не надо бояться, что прольется кровь, можно не видеть перед собой затравленных, обманутых глаз. Можно спать.

Юджиния так и не увидела сотен блуждающих огоньков — это разбуженные среди ночи работники носили между рядами виноградных лоз пылающие чугунки, и смолистый дым окутывал, согревая, молодые стебли. Вскоре люди с головы до пят стали черными от горящей нефти, дым душил их. К рассвету они уже до того выбились из сил, что один из них споткнулся, упал и уронил чугунок на землю.

Вспышка пламени осветила фигуру хозяина, с проклятиями нависшую над ним. Он хотел было уже подхватить с земли липкий, еще не погасший сосуд, как кто-то другой опередил его. Женщина в развевающихся на ветру юбках.

— Я поработаю, — сказала миссис Джарвис.

— Вы что здесь делаете? — Голос Гилберта от усталости и напряжения звучал жестко.

Позволить женщине, находящейся явно на сносях, помогать спасать его виноградник — это уж слишком, они испытывают его терпение!

— Я была бы здесь с самого начала, если бы знала. Я проснулась и увидела огоньки. Скажите мне, что надо делать?

— Просто ходить взад-вперед, и пусть черный дым окутывает стебли. Мы уже почти закончили. Когда рассветет, выяснится, напрасно мы трудились или нет.

— Я не знала про мороз.

В голосе ее звучало такое горе, что Гилберт невольно замедлил шаг и пошел с ней рядом.

— Что вам до этого? — спросил он.

— Мне страшно, что урожай может погибнуть, сэр.

— Вы что, боитесь потерять удобное жилье?

Она не обратила внимания на его сарказм и сказала просто:

— Я люблю виноградники. Мне так понравились дни сбора урожая прошлым летом. Страшно даже подумать, что мы можем остаться без винограда.

Он был захвачен врасплох тем, как глубоко и искренне сочувствует его делу эта в принципе малознакомая женщина.

— Следите за пламенем, а то еще, чего доброго, подожжете виноградник, а это будет похуже ущерба, который может причинить мороз.

— Красивая картина, — сказала Молли Джарвис, глядя на вспыхивающие то там, то здесь языки огня. — Похоже на процессию с факелами. — Она закашлялась. — А дым все-таки дерет горло.

— Смотрите не глотайте его и держите огонь подальше от лица.

Она тихонько засмеялась:

— Может, после этого мой ребенок родится черным.

В голосе Молли слышались радостные нотки, несмотря на искреннее горе, в которое ее повергла ситуация. Она зашагала по междурядью, сильная, прямая женщина, раздавшаяся в бедрах потому, что в своем чреве носила ребенка. Гилберт следил за ней до тех пор, пока в темноте ее уже невозможно стало отличить от других работающих. И все-таки он знал, что она тут; ощутив вдруг необыкновенный прилив сил, он быстрым шагом направился приободрить уставших людей, сам, как ни странно, уже не чувствуя усталости.

Спустя час тьма начала рассеиваться. На горизонте полнилось слабое свечение. Желтые языки пламени, вырывающиеся из закопченных чугунков, стали бледнеть.

Гилберт заговорил громким голосом:

— Ну, хорошо, братва. Солнце всходит. Скоро мы узнаем самое худшее.

— Как, прямо сразу и узнаем? — спросила очутившаяся у него за спиной миссис Джарвис.

— Да. Мороз все равно что черная смертоносная рука. Те лозы, что нам не удалось спасти, уже погибли.

Мужчины молча сбились в кучу. Свет, лившийся с неба, усиливался, и на их почерневших лицах блестели белки глаз. Все были одинаково напряжены.

Горизонт стал золотым, и как только взошло солнце, от него во все стороны полыхнуло жарким пламенем. Туман рассеялся, и люди увидели сверкающий иней и ряды почерневших виноградных лоз, поникших в изнеможении, словно шеренги оборванных и больных солдат побежденной армии.

Какое-то мгновение никто не двигался и не произносил ни слова. Потом вдруг Молли Джарвис разразилась тихими захлебывающимися рыданиями.

Гилберт раздраженно посмотрел на нее. Ему вдруг захотелось ударить ее, чтобы хоть на ком-нибудь выместить бессильный гнев.

• Предыдущая
• 36/96
• Следующая