Полночь - Кунц Дин Рей - Страница 60

• Предыдущая
• 60/108
• Следующая

Крисси понимала, что пастор говорит обо всем подряд только для того, чтобы как-то успокоить ее. Он наверняка заметил, насколько она измотана. Он хочет просто подбодрить ее, чтобы потом поговорить в спокойной обстановке. Она и не возражает против этого ни капельки. Ей действительно необходимо, чтобы ее поддержали.

Отец Кастелли продолжал заниматься приготовлением завтрака. Он поставил на стол всю необходимую посуду и снова обратился к Крисси:

— Ты, девочка, выглядишь не просто испуганной, ты как будто только что видела призрака. Но теперь тебе надо успокоиться. Конечно, даже взрослые люди иногда боятся чего-то, но надо понять, что мы сами создаем для себя большинство наших страхов. Если мы можем их создать, значит, мы в состоянии также и избавиться от них.

— В моем случае это не очень просто, — возразила Крисси.

— Посмотрим.

Пастор разложил яичницу с колбасой по тарелкам. Для Крисси впервые за целые сутки мир вокруг приобрел нормальные черты. Когда отец Кастелли предложил приступить к завтраку, Крисси с облегчением вздохнула. Ей страшно хотелось есть.

Шаддэк обычно ложился спать на рассвете, поэтому во вторник рано утром он поминутно зевал и протирал глаза. Он кружил по городу в поисках места, где он смог бы поспать в машине несколько часов. Только бы поблизости не было Ломена Уоткинса. Уже начинался день — серый, мрачный: солнце лишь изредка проглядывало сквозь тучи и слепило глаза.

Ему пришла в голову мысль отправиться к дому Паулы Паркинс, той женщины, которая пала жертвой «одержимых» в сентябре. Ее участок размером в полтора акра находился на окраине города, в самой необжитой его части. Родственники из Колорадо выставили его на продажу через местное агентство по торговле недвижимостью, но предложение не нашло покупателя. Шаддэк заехал во двор, поставил машину в пустой гараж, выключил двигатель и закрыл массивные ворота.

Он вынул банку кока-колы, съел бутерброд с ветчиной. Стряхнул крошки. В задней части кузова были сложены одеяла, Шаддэк улегся на них и погрузился в сон.

Бессонницей он никогда не страдал, возможно, потому, что был уверен в своем жизненном предназначении, в своей судьбе и не тревожился за завтрашний день. По его глубокому убеждению, все должно было развиваться по плану, разработанному им самим.

На жизненном пути ему постоянно попадались приметы, говорившие о его незаурядности, знаки судьбы сулили ему успех в любом из начинаний.

Впервые он узнал о приметах от Дона Ранингдира. Ранингдир — что значит «Бегущий Олень» — был индейцем, Шаддэк так и не смог понять, какого племени, и служил садовником в доме отца Шаддэка в Фениксе. Он брался, впрочем, за любую работу. Бегущий Олень был ловким и быстрым во всем. Обветренное лицо, стальные мускулы, натруженные руки. Яркие, маслянисто-черные глаза излучали удивительную энергию. Многие не выдерживали этого взгляда и опускали глаза… или, наоборот, не могли пошевельнуться, как бы этого ни хотели. Индеец начал присматриваться к юному Томми Шаддэку, позволяя ему время от времени выполнять вместе с ним ту или иную работу по хозяйству. Отца и матери Томми в это время не бывало дома, и никто не знал, что мальчик проводит время с человеком явно не его круга. Получалось так, что Томми в возрасте от пяти до двенадцати лет все свое свободное время проводил с индейцем. Родителям было не до сына.

В памяти Томми очень отчетливо отпечатался день, когда Бегущий Олень обратил его внимание на одну примету — змею, впившуюся в собственный хвост…

Томми было тогда лет пять. Он ползал среди своих игрушек фирмы «Тонка» на заднем дворе их большого дома в Фениксе. Но больше, чем игрушки, его интересовал индеец, подстригавший кустарник большими садовыми ножницами. Стояла полуденная жара. Индеец снял с себя рубашку, на загорелом теле перекатывались мощные мускулы. Мальчик завороженно смотрел на сильное мужское тело.

Судья Шаддэк, отец Тома, был худощавым, бледным мужчиной, его сын телосложением пошел в отца и был чрезвычайно худ. На тот момент Бегущий Олень работал у них всего две недели, но даже за это время Томми почувствовал необъяснимую тягу к этому человеку. Бегущий Олень просто иногда улыбался ребенку и рассказывал сказки о койотах и гремучих змеях и о других животных пустыни. Иногда он называл Томми «Маленький Вождь», это было первое прозвище, которое мальчик получил в своей жизни. Мать всегда называла его Томом или Томми, отец обращался к нему торжественно — Томас. Так вот, в тот жаркий день он играл в свои игрушки, но с каждой минутой все больше отвлекался, пока не бросил их совсем и не уставился на Бегущего Оленя как завороженный.

Неизвестно, сколько времени продолжалось это оцепенение. Он очнулся от голоса Бегущего Оленя, звавшего его.

— Маленький Вождь, подойди сюда, взгляни, что здесь происходит.

Эти слова поразили его, он не мог произнести ни звука. Руки и ноги ему не повиновались. Он словно обратился в камень. — Иди же, иди сюда, Маленький Вождь. Ты должен это увидеть.

Томми удалось в конце концов подняться на ноги, он выбежал на лужайку и приблизился к кустарнику, окружавшему плавательный бассейн, туда, куда звал его Бегущий Олень.

— Это большая редкость, — торжественно произнес индеец и указал на зеленую змейку, лежавшую у его ног на горячем от солнца бетонном обрамлении бассейна.

В страхе Томми отпрянул назад.

Однако индеец схватил его за руку, притянул к себе и сказал:

— Не бойся, это всего лишь безобидный уж. Он тебя не укусит. Но он здесь не случайно, он послан сюда, чтобы подать тебе знак.

Широко открытыми глазами Томми глядел на семнадцатидюймовую змею, свернувшуюся буквой О. Хвост змеи оказался в ее пасти, она словно пожирала сама себя. Змея была совершенно неподвижна, ее остекленевшие глаза смотрели не мигая. Томми подумал, что она мертва, но, по твердому убеждению индейца, это было не так.

— Это верная и очень важная примета. О ней знают все индейцы, — пояснил Бегущий Олень. Он присел на корточки перед змеей и заставил мальчика сесть с ним рядом. — Это знак, — прошептал он, — знак свыше, он послан великими духами. Он имеет особое значение для детей, значит, и для тебя тоже. Это очень важная примета.

Не отрывая изумленных глаз от змеи, Томми спросил:

— Примета? Что ты говоришь? Это не примета. Это змея.

— Нет, это предзнаменование, предупреждение. Это знак свыше, — сказал Бегущий Олень.

Они сидели на корточках перед змеей, и Бегущий Олень давал Томми объяснения своим пронизывающим, вкрадчивым голосом. Он ни на секунду не выпускал руки мальчика. Прямые лучи солнца жгли каменный край бассейна, горячий воздух волнами поднимался вверх. Змея лежала настолько неподвижно, что казалась изумрудным колье с двумя рубинами — глазами. Спустя мгновение Томми вновь впал в оцепенение, а голос Бегущего Оленя все змеился вокруг его головы, проникал в череп и оплетал мозг.

Мало того, Томми уже казалось, что говорит с ним вовсе не индеец, а сама змея. Он неотрывно глядел на нее и почти не замечал присутствия Бегущего Оленя, так как слова змеи завораживали и манили, переполняли его чувства и захватывали всю его душу, несмотря на то, что он даже не мог полностью понять их смысл. «Это знак судьбы, — шептала ему змея, — знак власти и судьбы, ты будешь обладать огромной властью, куда большей, чем твой отец, ты будешь человеком, которому будут подчиняться, которому будут поклоняться. Ты будешь смело смотреть в будущее, так как сможешь творить его собственными руками. Ты будешь иметь все, мир будет принадлежать тебе. Но до той поры, когда ты подрастешь, этот знак судьбы должен стать нашей тайной. Никто не должен знать о нем, о том, что я принесла его тебе. Если люди узнают о твоем высоком предназначении, они наверняка убьют тебя, перережут тебе глотку, вырвут тебе сердце, закопают тебя глубоко в землю. Наследник высокого престола, земной Бог должен до поры до времени оставаться в тени. У тебя нет другого выхода, если ты хочешь достичь вершины власти. Тайна. Пусть это будет нашей тайной. Я — змея, пожирающая сама себя, я исчезну в самой себе, и никто не узнает о послании, которое я принесла тебе. Доверяй только этому индейцу, больше никому».

• Предыдущая
• 60/108
• Следующая