Кошечка и ягуар - Мюр Маргарет - Страница 18
- Предыдущая
- 18/36
- Следующая
Увидев Алана живым и невредимым, девушки бросились к нему в едином порыве. Только Тори его обнимала и ощупывала: цел ли? А Анджела нетерпеливо трясла за рукав, требуя немедленно доложить, где Филип.
— Девочки, девочки, — пытался урезонить их Алан. — Тори, прекрати, мне же щекотно! Анджела, ты мне рукав оторвешь! Дайте хоть дух перевести. Сейчас все расскажу.
Узнав, как обстоят дела, девушки притихли. Алан изложил свой план. Анджелу решено было «спрятать», то есть никто не должен был знать о ее присутствии, чтобы об этом не прознали мафиози и не вздумали шантажировать Филипа. Алан вспомнил тоскливые глаза Стива, когда тот говорил о своем страхе за жену и детей, и строго-настрого запретил Анджеле куда-либо выходить из отеля. Мистер Адамс пообещал лично присмотреть за ней и доставлять в номер все, что пожелает жена мистера Йорка.
Потом Алан позвонил Бобби и, не вдаваясь в подробности, попросил его об очередном небольшом одолжении. На вопрос Бобби о том, куда подевался Филип, Алан выдал версию Стивена. На всякий случай. А вдруг телефон прослушивается. Ладно, при встрече он все объяснит и реабилитирует брата. Итак, звонок Бобби мгновенно обеспечил Алану и его спутнице приглашение в закрытый клуб, где собирался по вечерам весь «цвет» этого шикарного города.
— Ох, Тори, — спохватился Алан, — а тебе есть что надеть? Как-то я об этом не подумал.
— Зато я подумала, — высокомерно улыбнулась Тори и вышла в соседнюю комнату.
Она взяла с собой самое любимое из вечерних платьев — «цыганское». Черный лиф на тоненьких бретельках подчеркивал ее стройную талию и округлую грудь, юбка того же цвета нежно облегала бедра, а затем плавно расходилась, открывая косые оборки, имитирующие множество юбок: черных, золотистых, серебряных. К платью прилагался серебристый палантин из тонкого шелка, довершали наряд изящные черные туфли на высоких каблуках с пряжками в виде маленьких серебряных роз. Цыганская экзотика в этом наряде удивительно сочеталась с элегантностью и изысканностью. А главное — все это удивительно шло Тори и подчеркивало ее необычную красоту.
Когда Тори, надев все это великолепие и закрепив волосы на затылке золотыми и серебряными заколками, вышла в гостиную, где ее с нетерпением ждали Алан и Анджела, наступила абсолютная тишина.
Маленькая Тори в незатейливых нарядах была милой и очаровательной, хорошенькой и желанной. Но как она умудрилась за несколько минут стать этой высокой и гордой красавицей, загадочной и обольстительной, гибкой, как черная пантера, прекрасной до боли в сердце? Алан на секунду закрыл глаза, подождал, пока дыхание снова станет ровным, а сердце перестанет рваться из грудной клетки, чтобы упасть к Ее ногам. И одобрительно сказал:
— Ну что ж, это значительно облегчает ситуацию. Возможно, тебе удастся вскружить голову главарю местной мафии и...
Договорить он не успел, так как получил оплеуху от неизвестной красавицы и комплимент от подруги детства:
— Ну и гад же ты, — с восхищением сказала Анджела.
К чему относится это восхищение — к его самообладанию или к красоте его невесты, Алан уточнять не стал. Он только поцеловал ручку, нанесшую ему удар, и отправился к мистеру Адамсу, одалживать смокинг. Майк одолжил старому приятелю не только элегантный костюм и все полагающиеся к нему аксессуары, но и предоставил на этот вечер свой шикарный «кадиллак» вместо старенького «форда», взятого Аланом на прокат.
«Кадиллак» плавно скользил по ночному городу под шелест дождя. Невероятно красивая Тори сидела, упорно глядя в окно, за которым ничего не было видно, кроме расплывающихся огней. Она не только надела свой сногсшибательный наряд, но и впервые за все время знакомства с Аланом сделала легкий макияж. Всего-навсего подвела глаза тонкой черной кисточкой и удлинила тушью свои и без того длинные, черные и густые ресницы. Ну еще чуть-чуть коснулась румянами щек и покрасила яркие губы помадой цвета спелой сливы, отчего эти потемневшие и припухшие губы непроизвольно наводили на мысль о страстных поцелуях. И ей было до слез обидно, что Алан ни слова не сказал о ее красоте. Еще она вспомнила, что он ни разу не сказал ей и о том, что любит ее. Она изо всех сил старалась удержать слезы, боясь, как бы не покраснел нос.
Алан искоса поглядывал на эту красивую и немножко чужую женщину и прекрасно понимал, что она сейчас испытывает. Но никак не мог собраться с духом, чтобы заговорить с ней. Все слова казались ему незначительными по сравнению с тем чувством, которое владело его сердцем. И только когда он заметил одинокую слезинку, скатившуюся по безупречной бархатной щечке, Алан прокашлялся и сказал:
— Тори, все, что ты сейчас думаешь, неправда. Я люблю тебя. Очень. И считаю, что ты самая красивая женщина этого мира. А также и всех параллельных с ним. Когда я увидел тебя в этом наряде, то просто потерял дар речи. Но одновременно понял, что полюбил тебя уже в тот день, когда увидел с тюрбаном из полотенца на голове и в шлепанцах Филипа. Просто твоя красота может действовать по-разному: согревать душу, ранить сердце и даже вызывать улыбку. И я чертовски рад, что ты такая удивительно разнообразная. Я, наверное, никогда к этому не привыкну. И это, по-моему, здорово. А теперь, пожалуйста, перестань на меня дуться.
Тори тут же перестала дуться, так как получила исчерпывающий ответ на все свои невысказанные вопросы. И она так ослепительно улыбнулась Алану своими поцелуйными губами, что он схватился за сердце и жалобно сказал:
— Нельзя ли поосторожнее, цынгарелла?
Вскоре «кадиллак» мягко затормозил перед зданием с плотно зашторенными окнами, сквозь которые пробивался неяркий свет. Из двери тут же вышли два высоких парня с огромными зонтиками, так что Алан и Тори, выйдя из машины, остались совершенно сухими. В фойе их встретил респектабельный мужчина в безупречном костюме и, почтительно уточнив их имена, проводил в зал, поразивший их изысканной роскошью и продуманностью обстановки. Зал был освещен мягким светом, источник которого был скрыт, очевидно, где-то в драпировках. Но на каждом столике были лампы, и их яркость можно было регулировать по своему желанию. Основное же достоинство этого необычного помещения было в том, что все посетители могли видеть всех, и в то же время каждый мог в любой момент стать невидимым. Удобные диваны и кресла со столиками между ними отстояли друг от друга достаточно далеко, чтобы разговоры соседей не мешали беседе. К тому же они были разделены оригинальными конструкциями, которые могли выглядеть просто декоративными перегородками, а могли превращаться в настоящие ширмы.
Приход новых гостей не остался незамеченным. Пока Тори шла по чему-то невероятно мягкому к столику, забронированному для них с Аланом, ее провожали глаза всех мужчин, находящихся в зале. Уже садясь, она вдруг почувствовала взгляд, словно прожегший ее насквозь. Тори обернулась и встретилась с горящими черными глазами немолодого, седоусого мужчины, сидящего за соседним столом. Встретив ее недоумевающий взгляд, он не отвел глаз, а кивнул ей, словно старой знакомой. Тори на всякий случай вежливо кивнула в ответ.
— Кто это? — тихо спросил Алан. — Ты его знаешь?
— Нет, впервые вижу, — шепнула Тори. — Но может быть, здесь принято здороваться? Это все-таки клуб для достаточно узкого круга людей.
— Ага, — насмешливо кивнул Алан, — можно даже сказать, для одной семьи. А это должно быть отец семейства.
К столику подошел официант и вместо меню предложил Тори и Алану карточки с перечнем блюд, заказанных для них Бобби.
— Вы не возражаете, сэр, против выбора лорда Роберта? — почтительно осведомился он.
— Да что вы, — засмеялся Алан. — Бобби здесь завсегдатай, к тому же он отлично знает мой вкус. А ты что скажешь, Тори?
Тори сказать было абсолютно нечего, поскольку названия блюд ей ни о чем не говорили, тем более что и написаны были по-французски. Поэтому она просто милостиво кивнула.
- Предыдущая
- 18/36
- Следующая
