Сумеречный взгляд - Кунц Дин Рей - Страница 31

• Предыдущая
• 31/117
• Следующая

— Господи Исусе, — пробормотал я дрожащим голосом.

Провидческие видения — которые по большей части были символическими образами Смерти, а не кадрами реальных сцен из моего будущего — были куда сильнее и куда страшнее, чем накануне вечером.

Я вытер лицо одной рукой.

Я весь был в холодном поту.

Пытаясь привести путаницу психических образов в доступную пониманию логическую последовательность и одновременно не дать им овладеть мною, я перекинул через ограждающий шнур одну ногу, затем другую и вошел в загончик. Я боялся, что ясновидческая буря лишит меня чувств. Вряд ли бы это случилось, но пару раз со мной бывали подобные случаи, когда, столкнувшись с особенно мощными зарядами оккультной энергии, я терял сознание и просыпался несколько часов спустя со страшной головной болью. Мне нельзя было отключаться в этом месте, до такой степени наполненном злобным предвкушением. Если я потеряю сознание в Шоквилле, я буду убит на том же месте и в ту же секунду, как упаду. Это я знал наверняка.

Я опустился на колени на земляной пол перед платформой.

«Уходи, сматывайся, прочь!» — взывал внутренний голос.

Я сжал нож так, что заныла рука, а костяшки превратились в бескровные, белые пятна. Левой рукой я сгреб в сторону опилки, очистив примерно квадратный ярд земли. Грязь под опилками была утоптана, но не утрамбована. Я сумел раскопать ее голыми руками. Первый дюйм грунта отслаивался кусками, но чем глубже, тем более рыхлой становилась земля, хотя по идее должно быть как раз наоборот. Кто-то рыл здесь яму не больше чем пару дней назад.

Нет. Не яму. Никакую не яму. Могилу.

Но чью? Что за тело лежит под моими ногами?

Я вовсе не хотел это узнать.

Я должен был это узнать.

Я продолжал разгребать землю.

Образы смерти усилились.

И точно так же, чем глубже я рыл, тем сильнее становилось ощущение, что эта яма вполне может стать и моей могилой. Хотя вряд ли это могло быть — ведь совершенно очевидно, что она уже занята чьим-то трупом. Возможно, я просто неверно истолковывал психические излучения. Такое вполне вероятно — я не всегда умел найти смысл в колебаниях, на которые было настроено мое шестое чувство.

Я отложил нож в сторону, чтобы копать землю обеими руками, и через пару минут вырыл яму длиной около ярда, шириной два фута и глубиной в шесть-восемь дюймов. Я понимал, что надо сходить поискать заступ, но земля была достаточно рыхлая, к тому же я не знал, где искать заступ, и главное — уже не мог остановиться. Я был вынужден копать, ни на секунду не прерываясь, подстегиваемый болезненной, безумной, но непреходящей уверенностью, что обитатель этой могилы окажется мной, что я сгребу землю со своего собственного лица и увижу себя самого, глядящего на меня. В возбуждении от ужаса, вызванного непрестанно сочащимися снизу пугающими образами, я как сумасшедший раскапывал землю. Соленый пот лил со лба, носа и подбородка, я хрипел, словно дикий зверь, задыхался, внутри все горело. Я рыл все глубже, испытывая отвращение от стойкого психического запаха Смерти, словно это было реальное зловоние — глубже, — но на самом деле никаким гниением не пахло в палатке, а только у меня в сознании — глубже, — потому что труп был еще свежий и еще не прошел даже начальной, самой легкой степени разложения. Глубже. Мои руки были все в грязи, под ногтями запеклась корка грязи, комочки земли застряли в моих волосах и прилипли к лицу — я стал копать еще неистовее. Какая-то часть меня отделилась, встала за спиной и смотрела на бешеного зверя, в которого я превратился. Эта отделившаяся часть задавалась вопросом, не сошел ли я с ума, как и две ночи назад, глядя на застывшее измученное лицо в зеркале душевой.

Рука.

Бледная.

Чуть отливающая голубизной.

Она появилась из земли перед моими глазами, замерзшая, расслабленная в последнем успокоении, словно земля вокруг нее была одеялом на смертном одре, куда ее положили с нежной заботой. Высохшая кровь запеклась под ногтями и на костяшках пальцев.

Психические образы Смерти начали ослабевать, как только я вступил в контакт с настоящим мертвым телом, посылавшим эти образы.

Глубина вырытой мною ямы была около полутора футов, и я начал тщательно разгребать землю, пока не добрался до второй руки, лежащей немного сверху первой... запястья... часть предплечья... наконец стало ясно, что покойника уложили в традиционной позе, сложив руки на груди. Спазмы страха сотрясали меня так, что стучали зубы. Я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я начал копать от рук к голове.

Нос.

Широкий лоб.

Словно кто-то дернул струну — только не звук, а холодная дрожь прошла у меня по телу.

Я решил, что нет нужды разгребать всю землю с лица — еще открыв его наполовину, я понял, что передо мной тот самый тип — тот самый гоблин, — которого я убил в павильоне электромобилей две ночи назад. Его закрытые веки были подернуты тусклым налетом, как будто кто-то, обладающий извращенным чувством юмора, нанес ему на веки тени, прежде чем предать его земле. В одном уголке рта, схваченного трупным окоченением, застыла кривая усмешка, между зубами набилась земля.

Уголком глаза я заметил движение в другом углу палатки.

У меня перехватило дух. Я резко повернул голову по направлению к проходу между канатами, но никого не увидел. Я был твердо убежден, что заметил какое-то движение. И затем, не успел я даже встать на ноги и отойти от могилы, чтобы обследовать все, я снова заметил его — блуждающие тени метнулись с пола, покрытого ковром из опилок, на дальнюю стену палатки, затем обратно на пол. Скольжение теней сопровождалось низким стоном — словно некое порождение кошмаров проникло в четвертую комнату палатки и вихляющей походкой приближалось ко мне. Его не было видно из этого загончика, но отделяли его лишь несколько тяжелых шагов.

Джоэль Так?

Ясно, что именно он тайно похитил мертвого гоблина из павильона электромобилей и закопал его здесь. Я понятия не имел, зачем он это сделал — то ли чтобы помочь мне, то ли чтобы смутить меня, напугать меня, — и потому не мог составить окончательное мнение. Он мог быть и другом, и врагом.

Не отрывая глаз от открытой стороны загончика, ожидая, что в любой момент оттуда появится беда неизвестно в каком облике, я вслепую пошарил сбоку от себя в поисках ножа, который перед тем отложил в сторону.

Опять промелькнули тени, и опять их сопровождал тихий стон, но внезапно до меня дошло, что этот стон — всего-навсего похоронное завывание ветра, поднявшегося снаружи. Мечущиеся тени тоже были порождены ветром и не представляли опасности. Каждый сильный порыв ветра врывался внутрь палатки, и, проносясь по холстинному коридору, ветер колыхал голые лампочки, подвешенные к потолку. Раскачиваясь, лампочки на время давали жизнь ленивым теням.

Успокоенный этим, я перестал шарить, разыскивая нож, и снова обернулся к трупу.

Его глаза были открыты.

От ужаса я отскочил назад, но, приглядевшись, увидел, что эти глаза по-прежнему мертвые и невидящие, покрытые прозрачной молочно-белой пленкой, отражающей идущий сверху свет. Пленка была похожа на изморозь. Плоть мертвеца была такой же вялой, рот, как и прежде, застыл в смертельной ухмылке, грязь все так же лежала между раздвинутых губ и запеклась корочкой под ногтями. На горле была смертельная ножевая рана — хотя и не такая большая, как мне запомнилось, и дыхание не вздымало и не опускало его грудь. Совершенно очевидно, он был мертв. Очевидно, так напугавшее меня сокращение лицевых мышц было не чем иным, как одним из обычных посмертных мышечных спазмов, которые обычно до печенок пугают молодых студентов-медиков и новичков, пришедших работать в морг. Да. Разумеется. Но... с другой стороны... возможно ли, чтобы такие нервные реакции и мышечные спазмы происходили спустя почти два дня после смерти? Ведь срок для этих странных реакций ограничивался несколькими часами сразу после смерти? Ну, ладно, положим, веки были закрыты из-за тяжести земли, наваленной на труп. А когда землю убрали, веки распахнулись.

• Предыдущая
• 31/117
• Следующая